Война Кланов. Медведь 2 - Алексей Калинин Страница 11

Война всё-таки забрала недостреленного солдата.

В каждом хрусте под ногами я слышу слова «Пус-ти, у-мо-ля-ю! У ме-ня ма-лень-кий сын!» Так мог сказать отец Александра, если бы он оказался на месте перевертня.

– К этому невозможно привыкнуть, – шепчет охотница, – с этим можно только смириться.

Я вздрагиваю – неужели она прочитала мои мысли?

– Вы о чем, тетя Маша?

– Да вижу по твоему лицу, что думаешь о перевертне, или берендеях. Вот и говорю, что к смерти невозможно привыкнуть, но можно смириться. Она всегда рядом с нами ходит, поджидает момент, чтобы забрать с собой. Ты сделал всё правильно, так что не кори себя!

Я огибаю ствол сосны, запинаюсь о корягу и ловлю себя на мысли – как же охотница так спокойно может идти по ночному лесу и не спотыкаться? Потом вспоминаю про наши с Александром прятки. Да-а, очень уж непростые они люди.

Они всего лишь пища…

– Первый раз такое, вот и не могу прийти в себя.

– Думаешь, у тебя одного такое было? Когда Сашка первого своего перевертня убивал, то ручонки тоже дрожали, а теперь, хоть и отворачивается, но бьет без промаха. Я снова почувствовала Зов, так что пойдем по нему. Эх, жаль, что рюкзаки улетели вместе с «Нивой». Придется на подножном корму существовать.

Мне что-то мешается в кармане, и я ощупываю плоский предмет. Бумажник! Кожаный прямоугольник удобно ложится в руку. Я раскладываю его и не могу удержаться от присвистывания – годовая зарплата отца лежит на моей ладони. Тетя Маша оборачивается и кивает, глядя на бумажник.

– Ну вот, одной проблемой меньше, какая-никакая польза от перевертней!

Она легко скользит между стволов, подныривает под низкие ветви чахлых березок, обходит мохнатые ели. Заросли папоротника скрывают её по пояс, сквозь связанный узелок одежды она просовывает палку и перебрасывает на плечо.

Я оглядываюсь по сторонам – никакого движения, только неслышной тенью скользнула сова и пропала среди стволов. Сова на древесном наросте – вспоминаю свой Предел, когда кошмар казался реальностью. Тогда невозможно было определить, где бред, где реальность, но помню, что страшно хотелось кого-нибудь убить. Убить и съесть. Вот недавно убил, и что-то про еду не вспомнилось, может потому, что кровь другая? А у охотницы та, что нужно…

Чтобы отвлечься от этих мыслей я заговариваю с охотницей. Озабоченная складка на морщинистом лбу разгладилась, похоже, что она зря волновалась, и в засаде принимали участие только трое перевертней.

Интересно – охотницу в самом деле недооценивают, или старые перевертни настолько глупы, чтобы умирать поодиночке?

– Тетя Маша, а как вы почувствовали предательство? Я вот как закемарил, так бы и улетел вместе с машиной к рыбам в гости.

– Нервничали они много, и явно не из-за сидящего охотника. Да и на заправке, когда они выходили, услышала их разговор. Это ты рожу плющил, а мне всегда нужно быть начеку!

Я уворачиваюсь от раскидистой ели, но она всё равно бьет по плечу тяжелой лапой, заставляет ойкнуть. Почти слышу, как треснула зеленая корка под тканью. Охотница поворачивается на мой возглас.

– Давай-ка поменяем примочку. Я сейчас помогу снять рубашку!

Намокшая от сукровицы, травяного сока и крови, рубашка с трудом отделяется от тела. Эполеты успевают ороговеть и почти не гнутся под сильными пальцами охотницы. Я пытаюсь увидеть, как обстоят дела с ранами. В тусклом свете луны плечи темнеют синевой, словно их окунули в грозовую тучу и от пятен черными молниями расходятся прожилки. Вид ран схож с укусом Марины.

– А я не стану берендеем-перевертнем? Может, буду каким-нибудь новым видом? Беренвертнем или перендеем?

– Нет, ты как был балаболом, так им и останешься, – хмыкает тетя Маша и аккуратно раскладывает по плечам кашицу. – Не переживай, в тебе течет кровь берендея, она совладает с отравой перевертня.

Новый жар льется на плечи, но уже терпимый, словно капают растаявшим воском или поливают йодом. Обнаженное мясо поблескивает в серебристых лучах луны, но раны почти затянулись тонкой пленкой. На эту-то пленку и ложится зеленая масса. Эх, если бы такую мазь накладывали в детстве, то никакие порезы не были страшны, а то перемажут зеленкой, и ходишь потом с бриллиантовыми коленками.

– А что за травы такие вы растираете? На будущее пригодится, – кривлюсь я в тот момент, когда пытаюсь надеть рубашку.

– Донник, тысячелистник, можно было бы ещё зверобоя добавить, но ты от него бежать будешь, как наскипидаренный, – отвечает охотница, придерживая за воротник рубашку.

– Буду знать, чем сыну локти да коленки мазать, – я ойкаю от проблеска боли, когда завожу руку, чтобы попасть в рукав.

– Какой быстрый, ты сначала доживи до сына-то.

– Доживем, будет и на нашей улице праздник, – я пытаюсь приободрить охотницу.

– Ну да, твоими бы устами да мед бы пить! Не отставай, а то один пойдешь, – грозит тетя Маша и подхватывает сверток.

Папоротник хлещет по ногам, намекает на то, чтобы остаться в темной глуши и дождаться цветения своего прекрасного цветка. Орешник пряно пахнет. По ноге скользит чей-то холодный хвост. Мышь! Я хотел было метнуться за ней, но боль в плечах режет острыми бритвами. Коротко свист, и следом раздается предсмертный писк.

– Я отвернусь. Понимаю, тебе для восстановления нужны силы, – охотница поднимает с земли мохнатое тельце, проткнутое иглой. – Постарайся сильно не испачкаться.

– Спасибо. Я… я запнулся.

– Ну-ну.

Я тоже отворачиваюсь от охотницы и стараюсь не очень громко чавкать. Теплая кровь струйкой течет в горло, шерсть застревает на зубах, косточки хрустят как пупырышки на пластиковой оберточной пленке.

Жизнь другого существа помогает мне.

Я чувствую, как волокна и перемолотые кости тают в желудочном соке, перерабатываются в новый материал и устремляются к плечам. Отверстия от клыков заполняются новым мясом, мышцы сращиваются, сухожилия крепнут. Возникает ощущение, что кто-то изнутри нагревает пластиковую бутылку и разглаживает вогнутые края, спаивает разрывы.

– Пожрал? – бурчит охотница. – Тогда поторопимся, скоро выйдем на дорогу.

Кусты раздвигаются. Я чуть не падаю в придорожную канаву, поскользнувшись на прелой листве. Трещины асфальта змеятся на дороге, словно морщины по лицу тети Маши. Мы выбираемся на двухполоску и охотница машет рукой в сторону севера.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется охотница.

– Хм. Ещё пара мышек и можно будет пригласить меня на танец.

– Тогда давай-ка свернем с дороги и разведем костерок. От полянки далеко ушли, так что можно будет немного