Тупиковая ветвь (СИ) - Сергей Тишуков Страница 11

— Чего изволите? — ожидал услышать Шрам, но девушка произнесла другое, — Лазарь Давидович ожидает вас в своём кабинете.

«Пора прекращать удивляться местным обычаям и включать голову», — мысленно посоветовал себе Денис и последовал за операционисткой.

Конечно, за ним следили, но со слобожанской спецификой!

Кабинет — это громко сказано. У Шрама офис в Рязани был в два раза больше. Так, конторка, отгороженная от зала панелями МДФ. Солидный двухтумбовый письменный стол из натурального дерева, скорее всего, разместили здесь до реконструкции. Иначе бы не влез.

Еще антикварный секретер со множеством выдвижных ящиков и откидной столешницей, на которой располагался ноутбук. Зачем два стола в одном кабинете? Скорее всего, как в старом анекдоте: — Зачем тебе два меча? — Чтобы все спрашивали!

Шутка, конечно. Только кроме секретера и огромного стола в комнате ничего примечательного не наблюдалось. Того, что придавало бы помещению законченный, обжитой вид. Даже четыре офисных кресла выглядели сошедшими с одного конвейера. Так не бывает! У хозяина кабинета, если это действительно рабочее место уважаемого человека, должно быть собственное кресло. Допустим, не железный трон из мечей, но что-то отличающееся от стульев для клиентов.

Что могло вынудить одного из трёх хозяев слободы, выдать чулан для старой мебели за свой кабинет?

— Леночка! Принеси нам кофе и вазочку моих любимых крекеров, — попросил Лазарь Давидович, когда девушка, пропустив гостя, собиралась закрыть дверь.

Шрам оглядел кабинет, сдвинул на шею походную бандану и плюхнулся на один из офисных стульев.

— Демократичненько у вас, — хмыкнул он, демонстративно стебаясь над обстановкой.

— С кем поведёшься, так тебе и надо, — улыбнулся в ответ глава «Инвестгрупфонда», — Видел бы ты мой кабинет в Москве! А офис занимает три этажа! Общая площадь поболее Костоломовки.

— Думаю, ваш кабинет и здесь не хуже, — парировал Денис, заговорщически подмигнув.

Банкир стёр улыбку с губ.

— Раз уж ты обо всём догадался, то не буду ходить вокруг да около, как Моисей по пустыне. Мне не хочется, чтобы мои, как бы это помягче сказать, инвесторы, проведали о нашей беседе. Знал, что зайдёшь, догадывался, во всяком случае. Поэтому на скорую руку состряпал эту фальшивку.

— Как-то вы не лестно о Бене и Вове, — демонстративно притворно возмутился Шрам.

— Мои подельники? Я тебя умоляю! Не вынуждай начать грязно ругаться на идиш! Они тут абсолютно не причём!

— Даже так! Получается вас троих не приспичило добровольно собраться в Костоломовке на сходняк? Надеюсь, вы не сбежали, желая отсидеться подальше от столицы?

— Люди моего уровня не бегают, — совершенно серьёзно сказал Лазарь Давидович, — Знаешь почему?

— Потому что если я накосячу и попытаюсь скрыться, то мои шансы будут примерно пятьдесят на пятьдесят. Если накосячите вы, то шансов затеряться на просторах страны у вас нет.

— Могу дополнить твою версию одной поправкой. Если, выражаясь твоей терминологией, я накосячу, то не успею даже подумать о необходимости бежать. Так что ты ошибся. Здесь, конечно, не съезд учредителей «Инвестгрупбанка», но и не польское правительство в изгнании.

— Вы хотите поговорить со мной об этом? Или обсудить заказ, который завтра предложит мне Вениамин Дмитриевич?

Узнать для чего позвал банкир в имитацию кабинета Денису помешала Леночка, доставившая поднос с кофейным сервизом и хрустальной вазой с шоколадными крекерами.

— Я буду обращаться по имени, — заявил Лазарь Давидович, когда прислуга удалилась, — Меня немного коробит от ваших бандитских погремух. Скажи, Денис, ты, часом, не толераст?

— Ну, знаете! — Шрам едва не поперхнулся кофе, решив сделать глоток, чтобы выказать доверие к хозяину кабинета, — Заподозрить меня в приверженности к либеральной демократии… Это оскорбительно!

Шрам демонстративно отодвинул чашку, решив до конца беседы не притрагиваться к угощению.

— Не пыли, Денис. Никто тебя ни в чём не подозревает. Просто спросил. В конце концов у нас запрещена только пропаганда. Нужных власти пидарасов не трогают, если они не выпячивают свои наклонности и не бравируют ими.

— Это работает только в столице. Внутри третьего транспортного кольца. Стоит такому персонажу выбраться за ТТК и за его судьбу никто не даст ломаного гроша.

— Знаю, — согласился Лазарь Давидович, — Слышал историю Филиппа Бедросова, создателя оперы «Всадник на белом коне». Талантливый был чертяка! За него вписались на самом верху. Дескать, и Чайковский был геем, и Фредди Меркьюри. У творческих натур всегда кукуха моросит. Обещали, будто он напишет целый цикл под названием «Всадники апокалипсиса». Но его зачем-то понесло к вам в Рязань и там повесили. Прискорбно. Случайно, ты, Денис, не приложил к этому руку?

— Его убили в Люберцах, — уточнил Шрам, — Зачем туда попёрся, не знаю. Возможно, выманили дурачка. Ему отрубили голову.

— Вот как! — удивился банкир, — А меня уверяли, будто повесили.

— Отрубили голову, вбили в сердце осиновый кол и повесили за яйца.

— Странно, — задумался инвестор, — Всегда считал, что геев сажают на кол.

— Не этот случай. По моим сведениям, он якшался с чернокнижниками. Участвовал в их мессах и, якобы, талант получил в обмен на душу.

— Любопытно, любопытно… — Лазарь Давидович снял очки, после чего подушечками большого и безымянного провёл по прикрытым векам, почти на полминуты сжав пальцы у переносицы, — Как ты относишься к чернокнижникам? По моим данным ты на них ни разу не работал.

Теперь Шрам всё понял. Этот хитрый еврей, решив зайти из далека, прощупывал почву перед будущим контрактом с Беней Корнем. Просто хочет знать наверняка, стоит ли открывать карты перед оказавшимся проездом детективом. Значит объект, по которому предстоит работать, либо связан с чернокнижниками, либо один из этой братии. Последнее мало вероятно. Выступать супротив всесильных колдунов и ведьм не решится ни один бандит. Тогда что?

— Я к ним не отношусь, — повторил старую армейскую шутку Шрам.

— Хорошо, перефразирую вопрос: испытываешь ли ты к ним чувство приязни? Извини за мою излишнюю интеллигентность. В юности воспитывался в гуманитарном лицее при союзе за возрождение монархии.

Шраму захотелось вернуть бандану на лицо, чтобы этот приторный поборник светлых идей царизма, не комплексовал от его гримас.

— Давайте уже определимся, Лазарь Давидович! Мы общаемся на великосветском языке или на общедоступном наречии? В вашем нынешнем окружении «испытывающих приязнь» именуют терпилами. Получается вы, тактично ссылаясь на свою якобы воспитанность, все-таки оскорбили меня. Я не терпила!

Банкир вернул очки на переносицу, достал носовой платок и промокнул кончики губ. Он волновался и не знал, как говорить с человеком, который ему ничем не обязан,