Роман Злотников - Последний рейд Страница 11

Выскользнув за дверь, Лерой швырнул вещи на пол и стал одеваться. Спустя пару минут он закончил с облачением и, бросив взгляд в ближайшее зеркало (они на этажах были расставлены буквально на каждом шагу), привычным жестом поправил прическу и разгладил манжеты. Из зеркала на него смотрел изысканно одетый брюнет с гибкой, но мощной фигурой, большими, сильными руками с крупными ногтями, которые, если бы не маникюр, смотрелись бы страшновато, и едва заметными клыками, торчащими из-под верхней губы. Мистрисс Пелемогра была последней клиенткой, за окном уже светало, и сегодня больше никого не предвиделось. Лерой улыбнулся, обнажив жутковатые клыки, подмигнул своему отражению и, тряхнув головой, пошел к лестнице, сопровождаемый громогласными руладами, доносившимися из номера, который он только что покинул. Это означало, что мистрисс Пелемогра полностью удовлетворена сегодняшним свиданием…

Внизу его ждал Роб. Лерой почувствовал его еще на втором лестничном пролете, вернее, он почувствовал, что мастер Труа не один, сразу же как вышел на лестницу, но то, что второй — Роб, понял только на втором пролете. И Роб ждал его. Иначе зачем бы ему торчать у стойки? Это означало, что что-то произошло.

Мастер Труа заметил Лероя, лишь когда он спустился в холл.

— А-а-а, Лерой, мальчик. — Старый сутенер блеснул маслянистыми глазками, голодным движением провел языком по тонким губкам и тут же растянул их в сладенькой улыбочке. — Ну, как наши дела? Мистрисс Пелемогра довольна?

Лерой (он еще заранее скорчил дебильно-слащавую рожу, которая в этом борделе нравилась всем — от самого мастера и до клиенток) молча достал из-за пояса смятую купюру и протянул мастеру.

— А-ха-ха, а-ха-ха, — визгливо засмеялся Бури-мир Труа, — вот молодчина, вот умница. — Купюра исчезла в его пальцах так быстро, что какому-нибудь стороннему наблюдателю могло бы показаться, будто она просто втянулась под кожу ладоней. Но сторонних наблюдателей здесь не было. Уж за этим-то Роб следил строго. О том, что в этом деле на Роба вполне можно положиться, было отлично известно не только тем, кто жил в его борделе, но и всем обитателям улицы Двух лун, главной улицы столичного квартала Красных фонарей.

С того дня, когда уродливый горбун в поношенном крестьянском плаще и с лицом, изуродованным какой-то странной болезнью, от чего оно стало сильно напоминать морду ящерицы, впервые постучался в двери роскошного борделя мастера Труа, пользовавшегося довольно широкой популярностью в среде развращенной золотой молодежи столицы, прошло всего полтора года. Шел сильный дождь, и старая привратница, отворившая дверь, не сразу разглядела, кто это сунул свой нос в эти шикарные двери, обитые тончайше выделанной шкурой алосского быка. Впрочем, в тот момент они были уже не такими уж и шикарными, ибо мастер Труа как раз испытывал некоторые трудности с клиентурой. Нет, его “Отель удовольствий” и тогда отвечал самым строгим стандартам и предлагал клиенткам полный спектр необходимых услуг от эромассажа и традиционного секса до голубых, розовых и садомазо-сеансов, а также коллективных оргий. Но подобные услуги на улице Двух лун предлагали еще добрых два десятка заведений, а если брать весь квартал, то и все полторы сотни. Кроме того, в квартале всегда присутствовали специализированные салоны и индивидуалы разного пола, возраста и предпочтений, число которых в разные времена доходило до пяти, а то и до шести сотен. Так что конкуренция была страшно высока.

И ведь не всегда было так. Ах какие славные раньше были времена!.. Работы хватало всем. Ну разве еще пять-семь лет назад могла какая-нибудь почтенная матрона или юная леди пропустить возможность время от времени выбрать часок-другой и завернуть в заведение, где смазливые разбитные мальчики в лепешку расшибутся, чтобы доставить уважаемым гостьям максимум удовольствия? Ведь если иногда не давать себе расслабляться, то от вечных мужских капризов можно и свихнуться. И каждой клиентке квартал предоставлял удовольствия по ее вкусу и кошельку. А на мелкие нарушения трудового кодекса и всякие бредни типа “нещадной эксплуатации беззащитных мужчин” никто не обращал внимания (а если и обращал, то все улаживалось парой купюр, быстро перекочевывавших в карман полицейских или проверяющих). И всем было хорошо.

Но затем настали другие времена. Юная королева хорошенько проредила буйный и своенравный дворянский “огород”, кое-кого лишив поместий, кое-кого дворянства, а кое-кого и самой головы. И тут внезапно оказалось, что сии “удаленные” (тем или иным макаром) головы и составляли большую часть клиентуры наиболее дорогих борделей. А те, кого королева приблизила к себе и одарила землями, чинами и дворянством, имели совершенно другие интересы. Так что толпы щедрых женщин, соривших деньгами направо и налево, сгинули в прошлое. И роскошные бордели, ранее распахивавшие свои двери только перед представительницами самой что ни на есть аристократии и презрительно захлопывавшие их перед нуворишами из числа простолюдинок, теперь, наоборот, начали охоту за такими клиентками. Но таких было слишком мало.

Почтенные матроны из нового поколения торговых, банковских, промышленных семейств быстро учуяли, какой образ мыслей и какие предпочтения являются высочайше одобряемыми, и по большей части с головой ушли в бизнес и преумножение семейных капиталов, отодвинув сладостные извращения на самые дальние задворки. К тому же те из их числа, кто все-таки питал склонность к подобному времяпрепровождению, уже составляли традиционную клиентуру борделей рангом пониже, где для столь любимых клиенток обычно держали “эксклюзивный персонал”, отвратить от которого этих матрон было не так-то просто. Так что к тому моменту, когда Роб постучался в двери “Отеля удовольствий”, дела борделя шли не очень-то блестяще, как, впрочем, и у большинства его соседей по улице Двух лун…

Привратница сурово нахмурила брови и, окинув взглядом могучую фигуру ростом не менее шести с половиной футов (да и то потому, что эта фигура стояла сильно сгорбившись), строго спросила:

— Чего тебе?

В ответ послышался надсадный кашель (только спустя некоторое время выяснилось, что Роб отнюдь не был простужен, просто болезнь настолько изуродовала его, что он любую фразу предварял прокашливанием), а затем хриплый голос с натугой произнес:

— Есть… е-е-есть…

Привратница насторожилась и, переключив ручной фонарь на узкий луч, направила его в лицо неожиданному посетителю, после чего ахнула, отшатнулась и торопливо захлопнула дверь. Так на улице Двух лун впервые открыто явился лик Роба…