Алексей Волков - Разрушитель Страница 11

– Я, – тут скрывать было нечего. – Только объясни мне, дураку, что за сводка такая? Вроде бы шпионом никогда не являлся, к другим государствам отношусь резко отрицательно. Или от ловли врагов окончательно перешли к своим?

– Какой-то ты ершистый стал, – покачал головой Линевич. – Раньше, помнится, таким не был. Если и ворчал на власть, то тихонько, как все.

– Наверное, характер испортился, – предположил я и напомнил: – А той власти я все-таки присягал. Поворчать – святое, но и служить ей был обязан.

– А этой, значит, нет?

– Нет. С прежней по всем счетам расплатился, а новую – терплю, как все, но на этом наши взаимоотношения и исчерпываются. Как эта власть ко мне, так и я к ней. Честный гражданин, имею полное право. Когда другие люди порою такое пишут – и ничего. Плюрализм мнений. Свобода совести и языка. Или я не прав?

– Да уж… Прав, в общем-то, – вздохнул Костя. – Но тем не менее…

Не иначе сам не слишком жаловал некоторые аспекты свободы.

Он тронул какую-то кнопку на столе, и дверь немедленно открылась.

– Два чая и что-нибудь к нему, – распорядился мой приятель.

– Слушаюсь!

– Хочешь сказать, власть решила проконтролировать мнения о ней в худших советских традициях, затем – покарать нерадивых, причем начать сие не благое дело именно с меня? – не удержался я.

Проще говоря – пока не решался спросить в лоб: в чем, собственно, меня обвиняют?

– Почему же? Демократию у нас никто не отменял. Сам же слышал последние речи президента и прочих деятелей.

– Не слушаю я их. Времени тратить на ерунду жалко. Устойчивый рефлекс со времен былых партсобраний – как слышу выступление, сразу засыпаю.

Пока длился обмен репликами, принесли чай в подстаканниках, как в позабытые времена, а к нему тарелку с разнообразным печеньем и другую – с нарезанными ломтиками лимона. Я уже потянулся к завтраку, в камеру ничего не приносили, но Линевич предостерегающе поднял руку:

– Подожди.

Он извлек откуда-то из-под стола пару небольших рюмок, а следом – бутылку коньяка. Открыл, разлил и подмигнул:

– Ну, что? За встречу, Тамбовцев? Сколько же мы не виделись? Обалдеть, как время летит.

Провел рукой по лысине. Где ты, былая шевелюра? И лицо несколько округлилось.

– С тех лет, – я взялся за свою рюмку.

Чокнулись, выпили, закусили лимончиком. Коньяк приятно разлился внутри, и в голове чуть зашумело. Ровно в меру, дабы будущее не казалось совсем уж безнадежным.

– Как ты? Смотрю – немалый чин? Полковник или генерал? – спросил я.

– Генерал, – улыбнулся Костя.

– Поздравляю! – Я искренне порадовался за приятеля. – Но ты же вроде относился к военной контрразведке? Или как там у вас, оперов? Признаться, и не задумывался.

– Сейчас – к ФСБ. – Говорить о прошлом подчинении Линевич не стал. Словно скрытность, даже по отношению к былым делам, стала свойством натуры.

Да мне и не было особенно интересно. Главное – мужиком в те годы Костя был неплохим. Между прочим – всего лишь капитаном.

Шагнул в чинах. Но и лет прошло… Тут или выйдешь в генералы, или уйдешь на пенсию. Третьего не дано. Если продолжать служить.

– Никогда не знал генерала от Конторы, – признался я.

– Да уж… Считай, узнал, – улыбнулся Костя и подмигнул. – Обмоем?

Темп он взял! Я поневоле взялся за печенюшку. На пустой желудок – потом и не протрезвеешь.

Подняли за большие звезды.

– Ты где сейчас? В Москве? – спросил я, закусывая.

– В ней. Не думал, не гадал…

Энтузиазма в голосе приятеля я не расслышал.

– Был ты коммунистом, – не удержался я.

Без упрека, идейности во мне никогда не было ни на грош, просто какая-то вредная привычка к комментариям.

– Власти меняются, родина остается. Да и не все в прошлом было так безоблачно.

– Не все. Скучновато было, – согласился я. – И не только скучновато. Просто все познается в сравнении. С точки зрения простого человека, тогда было больше главного – справедливости. А сейчас – кто богаче, тот и прав. Плюс – такое впечатление – власти вообще не думают о стране. Или же не понимают ее. Болтовни много, а дел… Тогда хоть промышленность работала, армия могла защитить, даже продуктов своих было больше. При наших-то колхозах. Наука была, хоть какое-то развитие.

Отвечать Линевич не стал. Сразу видно – не политик. Последний бы с жаром принялся вещать о перспективах, временных спадах и грандиозных программах правящей коалиции. Но политики могут себе позволить витание в эмпиреях, а сотрудники Конторы – нет. Насколько я понимаю специфику органов. Сам-то я к ним отношения никогда не имел и не собирался.

– Еще бы узнать – за что меня повязали? Да еще не родная милиция, – закинул я удочку. – Стоял, ждал автобуса, никого не трогал, и вдруг налетели гаврики в масках. С автоматами. И до сих пор не объяснили причин. Обвинений не выдвинули тоже. Я понимаю, как говаривал незабвенный Иван Васильевич, дело шьют, только с чего бы?

– Хочешь сказать – безгрешный, аки голубь? – в тон мне отозвался Линевич.

– Если с церковной точки зрения, грехов хватает. У каждого живущего – тоже. Но государственной безопасности это не касается. Или вам вменено заставлять людей каяться? Так, сколько знаю, церковь по многим вопросам стоит в оппозиции к власти. И я мнение попов полностью понимаю и разделяю. Есть некие границы, за которые переступать нам не дано.

Костя вздохнул:

– Имеешь в виду так называемую чипизацию? Но это делается в соответствии с Европейской хартией.

– Нам-то что до нее? Пусть Запад продолжает загнивать с переменным успехом. У них своя дорога, у нас – своя. Зачем слепо копировать чужие ошибки?

– Прогресс. Чтоб его!

– Наверно, я противник прогресса. Но это ненаказуемо. Или – уже да?

– Пока нет. Однако лишняя галочка против человека.

– И много галочек против моей персоны понаставлено?

– Не слишком. Знаешь, сколько набирается отказников? Особенно по религиозным мотивам? Обалдеть!

– Догадываюсь. Не зря же принят закон об обязательности процедуры для многих категорий работников и служащих. Мягкое и неназойливое выдавливание людей из большинства сфер деятельности. Скоро только метла и останется. Хороший выбор – или слушайся, что говорят из-за рубежа, или помирай с голоду. Демократический. Главное – никто никого не заставляет.

– Только меня агитировать не надо, – попросил генерал. – Мне тоже многое не нравится в нынешней ситуации. И вообще, что за чисто русская черта – сразу о политике? Других тем нет? О бабах, к примеру.

– О бабах – мы староваты. Что нового о них можно сказать? Все давно обговорено.

– Так и о политике тоже. Ничего нового.

– Угу. Все, как всегда, все недовольны, все ругаются, но в то же время все – за.

– Злой ты какой-то, – заметил Костя.

– С чего мне в узилище добрым быть?

Сам ведь подумал: сказать или не сказать? Знание – тоже сила. Особенно на фоне грядущего всеобщего бессилия. Хоть подготовиться успеют. Но, с другой стороны, где гарантия молчания? Линевич – мужик классный, жаль, решать такие дела не ему.

– Логично, – согласился Костя.

Ему были неведомы мои колебания.

Интересно, переменил бы он мнение обо мне, если бы все узнал? И обожгла мысль: а вдруг – знает?

Приятель плеснул в рюмки коньяка, и мы дружно встали. Помолчали, выпили.

– Курить-то хоть можно?

– Все балуешься? – вроде с осуждением спросил Костя.

– Нет. Давно втянулся.

– Хотя… дай и мне.

Мы закурили. Константин явно мялся, не зная, как перейти к деловой части разговора. Вздыхал, даже затягивался нервно.

– Говори, чего уж там, – пришел я на помощь старому приятелю.

Он был когда-то особистом в нашем славном полку.

– Ладно, – Линевич решительно затушил сигарету о какую-то банку, явно используемую подлинным хозяином кабинета в качестве пепельницы. – Где ты был семнадцатого августа прошлого года?

Опа-па! Ни фига себе!

– Прошлого? – протянул я. – Позапрошлого помню. И позапозапрошлого тоже. А вот прошлого… Конечно, с двух до трех? Или все-таки до половины четвертого?

Линевич грустно улыбнулся. Мол, понимаю, но служба. Провел рукой по лысине. Удобно, времени на расчесывание тратится меньше. Остались волосы лишь по краям. Седые, стареем, чтоб его! Это у меня – ни единого седого волоска.

– Вообще-то, прошлым летом я работал. Подрядились дом строить, а там и еще халтурка подвернулась. Но, извини, дат не помню. Когда работали, когда по каким-либо причинам отдыхали.

– Но свидетели есть?

– Обижаете, товарищ генерал. Практически все время на людях. Лучше привязку хоть дай. Что тогда было?

– Убийство. Не помнишь? Государственный деятель, уважаемый человек, один из лидеров блока…

– И порядочная скотина. Признаться, не жалею, хоть и грешно. Вернее – если и жалею, то лишь о том, что шлепнули его не по официальному приговору.

– Да уж… Договоришься, – покачал головой Константин. – Хотя да. Свинья был редкая. Но все-таки… И убили его не так далеко отсюда. В области.