Дмитрий Казаков - Идеальное отражение Страница 11

— Так бы сразу и сказал. — Голос барыги, что в прошлом отзывался на Федора Тимофеевича и был хирургом местной больницы, слегка подобрел. — Заходи, гостем будешь.

Дверь щёлкнула, я ввалился в слабо освещённый коридор и, пройдя его, очутился в небольшой комнатке, которую хозяин именовал «карантином». Упырь оказался тут, сидел в обычной позе за столом, прятал одну руку под ним, а во второй держал блестящий термос.

Судя по запаху, пил он кофе.

Увидев меня, мокрого и по сталкерским меркам голого, Федор Тимофеевич выпучил глаза.

— Ты чего это?! Совсем рехнулся, придурок?! — воскликнул он. — Что тебе надо?

Внешне Упырь не очень привлекателен — старый, сгорбленный, да и носит всегда какие-то грязные фуфайки. Но зато форма целиком соответствует содержанию — внутри всего этого прячется душонка истинного, прожжённого торгаша. Обитателя подвальчика поблизости от тамбура Соснового Бора заботит лишь одна вещь — его собственная чистая прибыль.

— Помощи… — ответил я, изо всех сил пытаясь не упасть. — Я заплачу тебе… потом… ты меня знаешь… я своё слово держал всегда… но ведь если умру, то не заплачу?

Я почти видел, как в глазах Федора Тимофеевича мелькают циферки.

Понятное дело, что сейчас с меня толку, как с козла молока, и что на то, дабы привести меня в форму, придётся слегка потратиться. Но, с другой стороны, я славен тем, что честен, и если обещаю заплатить много, то заплачу, если сам не помру, конечно.

Так что Упырь оценивал то, что умники называют «инвестиционным риском».

— Ладно, — буркнул он наконец. — У меня здесь не богадельня и не больница… и не благотворительный фонд…

Но тут уж силы мои закончились, и я благополучно шлёпнулся в обморок.

Очнулся я от боли, терзавшей моё многострадальное тело, и особенно сильной была в руках и ногах. Открыв глаза, понял, что лежу, что надо мной нависает харя Упыря, а ещё выше находится грязный потолок.

— Ага, очухался, — с чувством глубокого удовлетворения заметил Федор Тимофеевич. — И попробовал бы ты этого не сделать! Я на тебя целую аптечку потратил, свёл её до нуля.

Ну, это старый торгаш слегка привирает — чтобы потратить ресурсы портативной аптечки, надо очень сильно постараться, скажем, вытащить с того света бедолагу, у которого обожжено восемьдесят процентов кожи. И делает Упырь это не просто так, а с умыслом, набивает себе цену и заодно растит счёт, который мне в конечном итоге выставит.

— Ходить-то буду? Ничего не отвалилось? — спросил я.

— Вроде ничего, — Упырь захихикал. — Хотя я не все органы смотрел, некоторые мне без интереса.

— Надеюсь, — я попытался сесть, и это у меня получилось.

Очертания комнаты поплыли перед глазами, исказился силуэт стола, старинного, вроде бы даже деревянного шкафа в углу. Но это безобразие закончилось мгновенно, стоило мне слегка встряхнуть башкой, и всё вокруг стало нормальным.

Время, если верить часикам встроенного в мой непутёвый череп нанокомпа, подходило к пяти утра, и это значит, что без сознания я провалялся больше семи часов — очень, очень долго.

— К мнемотехнику тебе надо, — сообщил Федор Тимофеевич тоном изрекающего откровение пророка. — Даже я вижу, что с имплантом твоим главным не всё в порядке. И скажи-ка, друг любезный, что с тобой случилось-то?

Да уж, ситуация нерядовая — посреди снежной ночи к торговцу является сталкер без оружия и снаряжения. Так что любопытство барыги выглядит естественным. Да только для Упыря любая информация — тот же товар, который к тому же можно продать не одному покупателю.

Поэтому и отвечать ему следует осторожно.

— Новая ловушка, — сказал я, ничуть не погрешив против истины. — Там, на востоке, к югу от Лубенского озера, а вокруг неё куча известных, и так много, как я, отвались мой хвост, никогда не видел.

— Так ты оттуда припёрся?

— Эх, батя, — я поглядел на торговца с осуждением. — Ты что, русских сказок не помнишь? Сначала накорми-напои добра молодца, а потом вопросы задавай. А то у меня в брюхе урчит.

— Вот нахал! — заволновался Федор Тимофеевич. — Добрый молодец выискался! Хрен с бугра ты, а не молодец, и голодранец вдобавок! Тебе тут что, ресторан, лисье отродье?

Но язык, как говорится, метёт, а карман денег жаждет, и поэтому через пять минут я получил банку древней армейской тушёнки, бутылку воды и даже стограммовку водки в пластиковой упаковке.

Это, чтобы повысить мою разговорчивость.

Употребив съедобную биомассу внутрь и вмазав прозрачного, я обследовал собственный организм — руки и ноги всё ещё болят, но двигаются, следов обморожения нет, глаза видят, уши слышат, импланты вроде работают, и серьёзных сбоев будто бы не имеется.

— Ну чего, так и будешь молчать? — напомнил о себе присевший к столу Упырь. — Продолжай!

— А чего продолжать? — Я пожал плечами. — В ловушку попал, без всего остался, но видишь, до тебя добрёл. Теперь мне снаряжение нужно и оружие, чтобы обратно в дело вернуться и тебе долг отдать. Оденусь, обуюсь и поползу от тебя, солнцем палимый, в смысле, метелью треплимый…

На самом деле мне надо добраться до Старой Зоны, где в хорошо замаскированном схроне неподалёку от Обочины лежит моя собранная за многие годы заначка — деньги, чистые н-капсулы, кое-какие артефакты, вот только Федору Тимофеевичу лучше об этом не знать.

— Поползёт он, — Упырь заволновался сильнее. — Кое-что я для тебя найду, но скажи-ка, друг любезный, чего ты на ночь глядя в ту степь попёрся? С чугунками в салки играть?

— Работа была, — сказал я честно. — Да только, как видишь, я её провалил…

Сканеры, выданные мне научниками, мой дубль то ли прибрал себе, то ли просто выкинул за ненадобностью. При воспоминании о явившемся из «Мультипликатора» двойнике у меня прямо-таки зачесались ручонки.

Ух, я ему устрою кровавую баню, вот только догоню.

— Чтоб ты работу провалил, это да. — Федор Тимофеевич покрутил башкой. Поскрёб макушку. — Ладно, сиди пока тут и не рыпайся, а не то ещё сопрёшь что-нибудь, знаю я вашу шкурную породу. А я пойду, проверю свои арсеналы. Глядишь, чего-нибудь и подыщу для тебя.

— И маркеры не забудь! — напомнил я, заставив торговца свирепо закряхтеть.

Хлопнула дверь, и я остался в комнате один.

Правда, проскучать без компании мне пришлось недолго — Упырь вернулся, приволок здоровенный мешок, в котором оказались старые ботинки. Где он собрал это барахло, не знаю, но не сильно удивлюсь, если на развалинах и свалках родного Соснового Бора.

— Выбирай, — велел Федор Тимофеевич. — Высший класс, лучше не найдёшь, а я за снарягой…

Тут уж пришлось мне испепелить торговца гневным взглядом.

Из кучи гнилья я выволок неплохо сохранившиеся армейские боты, способные уберечь мои ноги и от холода, и от сюрпризов Пятизонья. Затем натянул тоже военный комбинезон образца сорок пятого года, снятый, судя по заделанным дырам, с трупа, и примерил шлем без маски.

— Красавец, — одобрил Упырь, вручая мне автомат Калашникова. — Другого ничего нет.

Вот тут он опять, скорее всего, врал и просто зажался.

— А патроны? — спросил я, быстренько осмотрев «калаш» и передёрнув затвор. — Или я должен им вместо дубинки махать? И наностимуляторы помощнее, чтобы мой слабый организм подбодрить! А про маркеры я тебе говорил, и желательно полный комплект!

— И маркер Узла в придачу? — осведомился Федор Тимофеевич.

— Ну, без него как-нибудь обойдусь.

Торговец упомянул легендарный артефакт, открывающий вход в Узел, таинственное место, напичканное чудесами, где пересекаются гипертоннели и обитает Атомный Демон.

Узел вроде бы существует на самом деле, это подтверждали и большеголовые, но с моей, практической точки зрения, его наличие или отсутствие не имело вообще никакого значения. Пусть «палачи» в него верят, молитвы возносят и фимиам воскуряют, а мы уж как-нибудь потихонечку, от артефакта к артефакту мимо ловушечек и особо опасных биомехов.

Хотя нет, теперь так не выйдет, надо разобраться, куда попёрся этот чёртов дубль, настичь его и прикончить.

Для Пятизонья вполне достаточно одного Лиса.

Ругая мою алчность и проклиная свою щедрость, Упырь выдал мне патронов, упаковку стимуляторов, уровня «снос башки», полный набор из пяти маркеров и даже старую пластиковую сумку для хабара, вроде тех, какие используют начинающие сталкеры.

«Эх, где мой рюкзак?» — подумал я и ощутил новый прилив злости.

Так погано я не был экипирован с того дня, как в январе пятьдесят второго пересёк границу московской локации. Правда, тогда во мне находилось куда меньше имплантов, зато в багаже имелась значительная сумма денег.

— Теперь расписка, — объявил Федор Тимофеевич, потирая ручонки. — Готов ли ты её сочинять, друг любезный?

— Готов, — мужественно ответил я, а в следующий момент пожалел об этом.