Виктор Точинов - Аутодафе Страница 11

Он замолчал. Я тупо пытался осмыслить груду информации, уместившуюся в нескольких скупых фразах.

Что старик знает о существовании Конторы – не моя, в конце концов, забота. На то безпека и существует – пресекать возможные утечки информации. Моя задача – выжать из неожиданного источника как можно больше сведений. И не забывать при этом, что всё происходящее вполне может оказаться хитроумной проверкой той же безпеки…

– Не совсем понимаю вас… – обтекаемо сказал я. – Кто «прихлопнет как муху»?

– Еще не понял? – Старик кивнул в направлении разгромленного домика.

Я совершенно искренне пожал плечами. Старик, казалось, на мгновение заколебался. Потом сказал:

– Ладно… Коли ты тот, за кого я тебя принимаю, и тебя не прислала ваша крыса… Приведешь подмогу – отдам свой архив. Если эти раньше до меня не доберутся.

Он вновь кивнул – на сей раз в направлении реки.

– А если доберутся? – я наконец перестал играть роль студента. – Может быть, рискнете и сразу объясните, в чем дело?

– Если да кабы… Тогда к тебе придет человек и передаст чемодан. Скажет – от Синягина. Это я.

Сдается мне, никогда этакий матерый волк не ляпнет ничего с кондачка, не подумав… Или фамилия вымышленная, или он специально предлагает Конторе прокачать по своим каналам, кто же такой на нее вышел… Но зачем?

– Как я узнаю вашего человека?

– Узнаешь, – отрезал старик. – Всё, пора расходиться. Поворачивайся обратно. И не пытайся потом играть в Джеймса Бонда со своей пукалкой.

Я послушно выполнил поворот на сто восемьдесят градусов. Интересно, как старикан намеревается незаметно исчезнуть? И оторваться от слежки, если мне придет в голову ею заняться? Со своей пушкой он управляется профессионально, не спорю, но едва ли способен соревноваться с молодежью в беге по пересеченной местности. Надеюсь, старому не придет дурная идея завершить беседу ударом по моему затылку…

Затылок остался в неприкосновенности. Сзади затрещали ветви – и всё. Я обернулся. Синягин ушел. Судя по медленно удаляющемуся треску – совсем недалеко. Машинально я сделал несколько шагов в заросли, следом за ним, всё еще сомневаясь, стоит ли затевать преследование.

Какое-то движение сзади я скорее ощутил шестым чувством, чем услышал, – и тут на мой затылок обрушился-таки удар…

Сознание я не потерял. Просто уткнулся лицом в траву и на некоторое время утратил интерес ко всему на свете… В том числе, к вопросу: кто же меня так приласкал и куда уходит Синягин.

Потом я заставил себя подняться. Голова гудела, ноги подкашивались… Напавший сзади супостат оказался всего лишь брезентовым мешком, подвешенным на веревке и до сих пор покачивающимся на манер маятника с затухающими колебаниями… На ощупь мешок показался набитым обычном песком.

Ну старик! Кремень… Натянул проволоку-растяжку в едва заметном просвете между кустами, установил немудреную ловушку – и агент Хантер попался, как наивный первоклассник…

Хватит на сегодня сбора информации. Надо хорошенько обдумать уже имеющуюся, пока на голову не свалилось кое-что посерьезнее мешка с песком… И какими бы мотивами ни руководствовался Синягин, давая этот совет, – надо немедленно связаться с Конторой.

Дела минувших дней – II

Опер Синягин.

– Значит, морда? Медвежья? Оскаленная? – устало спросил Синягин.

Мурашов кивнул – столь же устало. Допрос длился три с лишним часа – и шел по кругу.

– Ну и почему же медведь на вас не набросился? Не растерзал? Не укусил? – вздохнул Синягин.

– Не знаю… – убито сказал Мурашов.

Геолог, казалось Синягину, и сам уже не был рад, что рассказал эту историю. Чего бы уж проще соврать: запил, дескать, в попавшейся на пути деревушке. Запил и не успел к предписанной дате вернуться с маршрута. Запил – и всё. Делайте что хотите. А что с ним в таком разе сделаешь? Завести дело, добавить пару лет к сроку? Так Мурашову и без того из Сибири не выбраться, отмотает свою «пятерку» ссылки – получит тут же следующую, даже без суда, в административном порядке… И Мурашов прекрасно об этом осведомлен. И вовсе незачем ему для оправдания своей задержки рассказывать такую дикую историю…

Однако – рассказал.

Семь лет назад Михаил Исаакович Мурашов носил иную фамилию. И жил в Москве. И работал отнюдь не полевым геологом, хотя и по родственному профилю – защитил кандидатскую по минералогии, успешно двигался к докторской…

Порушила и жизнь, и карьеру Михаилу Исааковичу фамилия – та самая, прежняя. Фамилия была простая, от родителей доставшаяся, – Троцкий.

Ни по какой линии родственником злейшему врагу мирового пролетариата Михаил Исаакович не приходился. Более того, как известно, Троцкий – лишь псевдоним идейного вдохновителя подкупленных буржуазными разведками вредителей, террористов и шпионов. Примерно так кандидат наук и объяснял всем праздно либо по долгу службы любопытствующим гражданам – вплоть до начала тридцатых годов. Потом объяснения помогать перестали… И в самом деле, носить в Советском Союзе подобную фамилию стало как-то неприлично. Студенты Горного института, идущие на лекцию Троцкого, – это, знаете ли, уже идеологической диверсией попахивает.

Михаил Исаакович всё понял и быстро перестроился – женился на собственной аспирантке и взял ее фамилию… Увы – поздно. Получил пять лет ссылки и отправился во глубину Сибирских руд – применять на практике теоретические познания.

Впрочем, и тут экс-Троцкий устроился не так плохо. Начальник 22-й ГРП обеими руками вцепился в неожиданный подарок судьбы – в московского специалиста; выхлопотал подчиненному разрешение не являться на еженедельные проверки к оперуполномоченному НКВД, но отмечаться раз в два-три месяца, вернувшись из маршрутов.

Геологоразведка развивалась бешеными темпами – в стране полным ходом шла индустриализация, добывающие и обрабатывающие комбинаты росли как грибы на только-только открытых месторождениях. Кадров катастрофически не хватало. Зачастую Мурашов выходил в поиск в одиночку – имея некоторый запас денег, дабы нанять двух-трех временных рабочих из местных. И оружие имел – карабин. Чтобы не убили и деньги не отобрали…

Но последний, почти двухсоткилометровый маршрут по тайге Михаил Исаакович проделал в полном одиночестве, так уж получилось. Когда идти оставалось всего ничего – километров тридцать, – геолог вышел к деревушке, отмеченной на карте «нежил.».

Вопреки пометке, деревня оказалась обитаемой. Вот только обитали там, если верить Мурашову, люди более чем странные…

– Не знаю, – повторил геолог. – Но не укусил… Обнюхал – аж паром из ноздрей меня обдало. И дух такой терпкий, звериный…

– Эх, Михаил Исаакович… Давайте заканчивать с этой историей, время позднее, – в очередной раз задушевно предложил Синягин. – Признайте прямо: выпили вы крепко в тот вечер. Я всё понимаю – вышли из тайги, людей полтора месяца не видели, под разговор и не заметили, как норму перебрали… Со всеми случается.

– Я не пью, – в очередной раз упрямо отверг путь к отступлению Мурашов, – не пью! С семнадцати лет, с тех пор, как… Впрочем, неважно.

Синягин с тоской подумал, что Клебанец, его предшественник, рассусоливать в подобном случае не стал бы. Двинул бы пару раз в рожу рукоятью нагана, выбив половину зубов, – и в погреб-камеру денька на три без воды и пищи. Мигом бы в мозгах посвежело… Но с «ежовщиной» партия раз и навсегда покончила – вот и приходится разговоры разговаривать.

– Хорошо, – сказал Синягин. – Допустим, хозяева действительно держали в избе ручного медведя. Или дикий как-то умудрился незаметно проникнуть с улицы…

Ему самому версия казалась шаткой. Зимой еще можно представить голодного медведя-шатуна, ищущего, чем поживиться в деревне. Но в изобильном августе? Зоопарк на дому еще менее вероятен..

Но надо же, черт возьми, написать что-то хоть относительно правдоподобное в рапорте. Отчего бы и нет: испугался геолог ручного медведя, сбежал в ночную тайгу, едва успев подхватить пожитки, – и заблудился. Всё. Состав преступления не обнаружен.

Но Мурашов упорно не хотел хвататься за бросаемый ему спасательный круг:

– Не мог он с улицы. Я на лавке лежал, ближе всех к входу. И не спал еще… Из-за занавески зверюга вылезла. Из-за той, за которой хозяйская лежанка стояла.

Синягин вновь вздохнул Не верилось, что хозяева держали под супружеской кроватью этакую зверюшку… Все остальные возможности они уже перебрали: геолог отверг, что это ему могло примерещиться, почудиться в ночном мраке… Медведь – и точка. Медведь, в которого превратилась хозяйка дома… Почему не хозяин, Мурашов толком объяснить не мог. Отчего-то интуитивно грешил именно на хозяйку – возможно, оттого, что отличалась женщина прямо-таки громадными размерами, а супруг у нее оказался мелкий и худосочный.