Андрей Чернецов - Век одиночества Страница 12

— Привет! — раздалось из-за спины.

Лаури вскочил со своего места, чуть не опрокинув маленький обшарпанный столик. За его спиной стояла Кайса. Прозрачный респиратор был откинут набок, так что ничто не мешало любоваться ослепительной улыбкой девушки.

— Вы, я вижу, не любите даром терять время? Уже сделали заказ.

— Честно говоря, думал, что вы уже не придете, — замялся Нурминен.

— Извините за опоздание, но в городе такие пробки. Мое такси застряло на целых двадцать минут. Опять какие-то волнения в северных районах…

— В тех, которые последние две недели изолированы войсками?

— Именно! Говорят, там опять кого-то убили. Клейменый смертник проник прямо в отделение Департамента Правопорядка… Ему удалось подорвать себя на первом этаже. Погибло пять десятков человек, сотня раненых…

— Это никогда не закончится…

— Увы, но, похоже, вы правы. Что бы ни случилось, «отверженных» никогда не уравняют в правах с гражданами.

— Вы, кажется, сочувствуете им?

— Клейменым — да, но не террористам. Что они пытаются доказать, убивая ни в чем не повинных людей? Лишь вызывают всеобщее озлобление, в результате чего их еще больше ненавидят. А ненависть ни к чему хорошему никогда не приводила…

Лаури вспомнил своих соседей. Вот уж кому он с удовольствием снес бы при случае головы! Кровожадные мысли были неуместны, его даже немного напугали этакие выкрутасы собственного разыгравшегося воображения.

— Существует одна теория… — неуверенно начал он. — Довольно смелая, хотя лично я… Понимаете, за такие мысли можно оказаться сами знаете где… Надеюсь, вы не являетесь тайным осведомителем Департамента Благополучия?

— Что вы! — Кайса непринужденно рассмеялась. — Со мной вы можете быть предельно откровенны…

— Ну, раз так… Некоторые неофициальные источники, которым я склонен доверять, предполагают, что все эти террористические акты организованы силами того же Департамента Благополучия или военными…

— Но зачем им убивать мирных жителей?

— Чтобы потом, прикрываясь лозунгом борьбы с терроризмом, еще больше урезать и так уже порядком урезанные права пандейских граждан. Тотальный контроль за всеми людьми вне зависимости от пола, возраста или социального положения, понимаете?! Мы к этому уже почти пришли, приблизились к той страшной черте, за которой всех нас ждет одна огромная неприступная тюрьма, из которой невозможно бежать… Так произошло в Стране Отцов. Жуткий бесчеловечный эксперимент благополучно осуществился. Люди перестали быть людьми, превратившись в бездумных марионеток. Наше государство по сравнению с ними — оплот свободомыслия.

— Вас действительно это волнует?

— Да как сказать… Не то чтобы очень сильно, но иногда задумываюсь над тем или иным аспектом окружающего бреда… Впрочем, о чем это мы с вами говорим? Хорошо, что нас никто не слышит. Двое молодых людей — и такие мрачные неуместные разговоры. Простите меня, я не должен был затрагивать эту тему…

— Ну что вы! — в свою очередь принялась оправдываться Кайса. — Это я первой затронула данную тему, рассказав вам о причине моей задержки.

Возникла неловкая пауза.

Девушка робко отпила немного лимонада из своего стакана.

— Слишком сладкий напиток для меня… — она сокрушенно покачала головой.

— Я закажу вам что-нибудь другое! — спохватился Нурминен, делая знак официантке.

— Не стоит беспокоиться…

— Нет, я настаиваю.

Подошла давешняя грустная женщина, и Лаури попросил ее принести несладкий чай со льдом.

В ожидании заказа Нурминен украдкой поглядывал на спутницу, силясь понять, кто она на самом деле, о чем думает, чем живет, что ее интересует, а что, наоборот, оставляет равнодушной? Любой незнакомый человек — вещь в себе, причем — очень опасная вещь, потому что никогда не знаешь, как он себя будет вести, если ты попадешь в ситуацию, когда окажешься всецело зависимым от него. Ну, а если незнакомый человек — женщина, которая, к тому же, тебе симпатична, то нужно быть осторожным вдвойне: рана, которую ты способен от нее получить, может не заживать годами…

— Почему вы выбрали для встречи именно это кафе? — нарушил, наконец, неловкое молчание Лаури. — Знаете, я даже поначалу подумал, что вы…

— Продолжайте же, продолжайте… Ну вот, снова замкнулись в себе! Что ж, я скажу за вас. Очевидно, что это кафе исключительно для женщин-активисток братства «Белых сестер», так ведь?

— В общем-то, да…

— И вы думаете, что я — одна из них?

— Мне кажется, что вы все-таки не такая… Во всех этих женщинах есть что-то… мужское, что ли… Вы же — настоящее воплощение женственности.

Кайса звонко рассмеялась:

— Спасибо за комплимент! Я захожу сюда только потому, что тут на меня меньше всего обращают внимания из-за респиратора и не тычут пальцем, как в других частях города.

— Да, я вас, кажется, понимаю…

— Здесь мой внешний вид никого особо не волнует. Все эти женщины… они хорошо понимают, что значит быть не такими, как все, и именно это роднит меня с ними… Знаете, вы очень странный человек, Лаури, странный и интересный. Я впервые встречаю такого собеседника, как вы.

— Чем же я так странен?

— Вы говорите о вещах, о которых девять мужчин из десяти на вашем месте ни за что бы не заговорили, даже если бы их при этом пытали раскаленным железом.

— Это комплимент или упрек?

— Пожалуй, первое.

— Что ж, спасибо! В свою очередь признаюсь, что вы тоже весьма необычная девушка, Кайса… Пусть это прозвучит очень банально, но мне кажется, что мы знакомы много лет и вдруг случайно встретились в этом небольшом уютном кафе, почувствовав то одиночество, которое окружало нас все эти годы, когда мы были так далеко друг от друга…

— Звучит непонятно, но романтично, — улыбнулась девушка. — Говорить на первом свидании о собственном одиночестве довольно смело, вы не находите?

— Значит, у нас свидание?

Кайса не ответила, задумчиво глядя на дно пустого стакана, где медленно умирали кубики льда, и Нурминен понял, что сболтнул лишнее. А ведь все к этому шло. Недаром мудрые люди говорят, что сперва нужно думать и только потом говорить. Неужели он все испортил только одной короткой дурацкой фразой? Неужели это конец их еще толком не начавшегося знакомства?

— Какая потрясающая мелодия! — неожиданно оживилась Кайса.

Честно говоря, он не обратил внимания на музыку, воспринимая ее как некое неизбежное зло, специфический фон, заглушающий чужие разговоры.

— Не правда ли, очень красиво?

Лаури кивнул, хотя мелодия не казалась ему столь уж очаровательной. Необычной — да, но красивой… С другой стороны, что он понимал в музыке?

— Кажется, это Ресту Лояну! — Кайса со странным выражением слушала разливающуюся по залу струнную аранжировку. — Да, определенно это он, великий хонтийский композитор. Его много преследовали, и, когда ему уже почти удалось сбежать в Пандею, он был арестован и по приказу Хонтийской Патриотической Лиги расстрелян вместе с семьей.

Разговор неожиданно перешел в незнакомую для Нурминена область, и он решил благоразумно промолчать, дабы не демонстрировать спутнице дремучее невежество. Он бы с удовольствием увлекся музыкой, если бы не проклятая война, забравшая лучшие годы его и без того короткой молодости.

Постепенно окружающая реальность стала обретать свои привычные формы. Это неожиданное свидание в кафе, кардинально нарушившее ход его обыденной жизни, воспринималось теперь как нечто само собой разумеющееся, к чему он шел все эти долгие, унылые и, чего греха таить, полные безнадежного смертельного одиночества годы. Предчувствие грядущих перемен? Нет, скорее, робкое ощущение такой желанной неизбежности. Очередная отправная точка преодолена, а дальше… будь, что будет!

Первая неуверенность исчезла. Ведь так часто бывает между незнакомыми людьми, когда внимательно следишь за своими словами и еще внимательнее — за словами собеседника. Срабатывает естественный механизм защиты, оберегающий персональное и такое безопасное одиночество.

Одиночество, которое спасает, иногда лечит, но чаще — убивает. Убивает, словно самый милосердный доктор в мире.

Лаури еще много чего говорил в тот вечер, хотя после, хоть убей, не смог вспомнить подробностей. Память все услужливо затерла, будто, немного смущаясь, подглядывала в замочную скважину. Нурминен и сам не понял, как оказался на длинной ленте серого замусоренного тротуара, покрытого блестящей пленкой выпавших к вечеру ядовитых осадков. Откуда-то из чрева беспросветной сырой пелены небес накрапывал дождик. Капли были маслянистыми, тяжелыми, и если растереть их пальцами, то они пахли переработанным машинным маслом.

Лаури натянул на голову непромокаемый капюшон. Он только что проводил Кайсу до такси. Когда они прощались, девушка как-то странно на него смотрела. Он определенно наговорил много глупостей, особенно по поводу правительственных заговоров и террористов.