Лев Эль’Джонсон: Повелитель Первого - Дэвид Гаймер Страница 12

В усыпальнице стояла тишина, ибо это было место размышлений, где рыцарь мог почтить память погибших или преклонить колени во время вигилии под взором тех, чей долг уже закончился в смерти. Если рыцарь чувствовал необходимость в уединении, то покидал своих братьев и приходил медитировать в этот лабиринт павших, и здесь непоколебимость мертвецов неизменно умеряла оптимизмом меланхолию воина. Другие являлись сюда каяться, подвергнутые старшими офицерами наказанию за недостаток решимости или доблести. Им надлежало подумать над своими слабостями среди останков героев легиона. Это место было святыней, пусть никто в легионе и не говорил об усыпальнице, используя такие устаревшие понятия. Сакральная земля. Священная. Тут не дежурили стражи, но одного лишь тревожного чувства, которое вызывал вид темных обтесанных камней, девственно-чистых помещений и трепещущего пламени жаровней, хватало, чтобы убедить большинство смертных обратить свое любопытство куда-нибудь в другое место.

Саркофаг, перед которым преклонялся Аравейн, был вырезан в форме облаченного в доспехи рыцаря. Фигура, судя по всему, изображала смертного воина, лишенного гигантизма, усиленной костной структуры и более мощных мимических мышц измененных легионеров. Доспех древнего типа был незнаком Аравейну. Рыцарь держал цепной меч вдоль груди, а острие оружия смотрело вниз. Мастерство исполнения было потрясающим. Первый легион редко давал выход своему эстетическому чувству, но когда Темные Ангелы все-таки создавали предметы почитания, то превзойти сынов Льва в искусности могли лишь воины-ремесленники Третьего или Девятого, даже если от работ легионеров Первого веяло мрачностью и тоской. Гравер все сделал превосходно, вплоть до запечатленного в образе воителя гнева, и казалось, будто поклонение Аравейна вот-вот выведет погребенного рыцаря из себя. На простой табличке, приделанной к эфесу оружия, виднелись извивающиеся буквы, что складывались в имя. Сар Кастис. Также была указана и дата смерти. 869.М30.

Причину гибели изложили просто: Служба Императору.

Аравейн не знал ни воина, ни причины, по которой его почтили захоронением в усыпальнице. Он пал почти за восемьдесят лет до вознесения кодиция в ряды легиона. Судя по виду саркофага, сюда приходили не так часто, как к местам погребения других воинов. Конечно же, за ним неустанно ухаживали причетники, но ему недоставало редких клятвенных бумаг или амулетов в виде сложенных листьев, которые свисали с саркофагов Джерема, Мелиана или Гектора Тране, будто колыхающиеся опознавательные знаки.

В сообщении предписывалось ждать именно здесь, и Аравейн ждал.

— Нужно чтить деяния героев прошлого, даже если их битвы тускнеют в памяти.

Голос раздался из зала за спиной Аравейна, но кодиций не слышал, чтобы кто-то приближался, он даже не ощущал предостерегающего психического ощущения.

— Люди не вечны и обречены на забвение, но совершенные ими подвиги воплощают собой их отвагу, что живет в последующих поколениях.

— До тех пор пока память о заслугах героев хранит хоть один человек, — закончил Аравейн малоизвестную цитату из «Размышлений» и обернулся через плечо.

Другой легионер носил белый балахон. Одеяние полностью скрывало опознавательные знаки боевого доспеха, а капюшон — лицо. Аравейну не удалось узнать его даже по голосу. Единственной приметной деталью оказался серебряный талисман, который легионер носил поверх балахона: гроздь дубовых ягод, сработанных из полированного стекла. Похожее изображение было вытравлено на доспехе Аравейна — по поверхности его набедренника поднимались зеленые лозы, и там, где поворотные кольца мышц-сгибателей бедра встречались с нижней частью плакартной пластины, растение распускалось и рисунок перенимал те же самые мотивы, что и талисман неизвестного. Узор символизировал собой смертельно опасное знание, но для непосвященных он казался ничего не значащим художественным изыском.

— И потому шествию истории воспротивится либо храбрец, либо заблудший, — сказал Аравейн.

— Таков долг рыцаря, — отозвался другой легионер. Кодиций достал из-под балахона похожий талисман. — Круциатум, — представился Аравейн так, как звали его в ордене.

Неизвестный внимательно изучил талисман кодиция.

— Идем со мной, брат, — произнес он.

III

Аравейн и его загадочный проводник шли по усыпальнице среди мрачных изваяний воителей. Одни гробницы прятались в нишах за гранитными колоннами и суконными портьерами, другие венчали памятники — великолепно выполненные изображения кариатид. Доносились лишь шипение силовых доспехов и топот сабатонов, опускающихся на каменные плиты. Оказавшись под устремленным ввысь зенитным фонарем из украшенного меццо-тинто стекла и барьерных полей, Аравейн остановился и взглянул наверх. Окна с простыми бело-серыми узорами были темны, но их упрочненная кристаллическая структура заманивала в свою ловушку яркий блеск звезд, огни кораблей и вспышки от столкновения орбитального мусора с щитами. Эту старую и тесную галактику обезображивали поля битв, отгремевших в древнюю доисторическую эпоху, и переполняли трупы разрушенных империй. Если встать здесь, где-то в Рукаве Стрельца в сегментуме Ультима и посмотреть назад в направлении Орионова отрога, можно было увидеть звезду, которая согревала атмосферу Старой Земли еще сотню тысяч лет назад: прошлое настолько глубокое и черное, что ни один прогностивидец не осмелился бы прощупать его.

Муспел был вовсе не настолько стар, но у него имелись свои собственные темные секреты.

Аравейн чувствовал это.

Проводник повернул в сторону, вышел из-под зенитного фонаря и поднялся на лестничный марш, частично скрытый за декоративной тканью. Короткий пролет лестницы поднимался полуспиралью к небольшому алтарю — одному из многих скрытых помещений, предназначенных для рыцарей, чьи деяния и скромность воспрепятствовали их погребению в основных променадах усыпальницы.

На последнем повороте путь Аравейну преградил еще один безликий легионер в капюшоне. Он сотворил в воздухе половину символа, а кодиций его закончил.

Рыцарь склонил голову, и Аравейн ответил ему тем же жестом. Затем оба легионера одновременно выпрямились. Явно удовлетворенный, страж кивнул и отошел в сторону, а Аравейн вошел внутрь помещения.

Кодиций огляделся, внимательно изучая тайный алтарь. В открытой жаровне горел уголь, и это пламя сгоняло тени со стен из около того калибанского камня, на которых поблескивало вывешенное древнее оружие. Саркофаг из крупнозернистого габбро стоял поперек нарисованной на полу черты, что указывала на запад, а другая, обозначавшая звездный «север», смотрела прямо на далекий нос корабля. Крышка саркофага изображала упокоившегося рыцаря в капюшоне. Пол же вокруг него был исчерчен золотыми линиями Спирального