Александр Щёголев - Зона Посещения. Избиение младенцев Страница 12

Стена, правда, та же самая – тянется, сволочь, по всему городу, высокая, жуткая. За городской чертой Стена постепенно теряет в мощи и жути, а ближе к лесам и вовсе превращается в заминированную полосу, упрятанную в колючую проволоку, как правоверная мусульманка в паранджу. В тех местах Периметр охраняют роботы и военные патрули.

Так вот – Стена. В ней – ворота. Створки массивные, взвод солдат не сдвинет, и отъезжают они вбок при помощи сервоприводов. Двигатель – здесь же, в бронированном кожухе. А по ту сторону ворот устроена «игровая площадка» – небольшой кусок Зоны, укрытый по бокам и сверху мелкоячеистой сеткой. Прямоугольник сорок на тридцать ярдов. Сетка из пластика и вдобавок ионизирована; окруженная электростатическим полем, она хорошо защищает от «жгучего пуха». Создается странная иллюзия, будто этот лоскут старого Хармонта отделен от Зоны, будто Институт сумел оттяпать у пришельцев участок земли и сделать его безопасным.

Когда мутантов выводят на «игровую площадку», весь свободный персонал высыпает посмотреть. Развлечение! Люди заполняют внутренний двор, рассаживаются, покуривая, перебрасываясь шутками и делая ставки. Даже подобие трибуны устроили из контейнеров и ящиков, чтобы можно было смотреть поверх ворот и видеть в подробностях все происходящее.

Букмекером, как обычно, был майор Глиттер (это не прозвище!), начальник Службы инфильтрации. Его подчиненные работали в Зоне, регулярно ходили под смертью – кто за твердый офицерский оклад, кто за премиальные, – а он дергал их за нити, как кукловод, и принимал трофеи, никогда не покидая своего безопасного местечка. Если его штатные и нештатные головорезы являлись, по сути, сталкерами, то он при них был натуральным скупщиком хабара. Кто как не он мог взять на себя почетное право собирать ставки и распределять выигрыши, оставляя себе хороший процент?

Мы с Эйнштейном во двор не пошли, мы с ним – випы. Ложа для VIP-персон – это сортир на втором этаже. Хочешь – смотри из открытых окон. Или, вариант, в сортире есть балкон для курящих. Вот там мы и стояли с сигаретами в руках (в моей была сигарилла с любимым ароматом ржаного хлеба). Нагромождение контейнеров и ящиков, выполнявшее функцию трибуны, было прямо под нашими ногами. Я искал Крюка и не находил. Не пришел еще, значит, Крюк…

– На кого бы поставил? – поинтересовался Эйнштейн.

– На Дракулу, – ответил я ему, думая о своем.

– Вчера я бы тоже поставил на Дракулу. Но сегодня у нас появился Светлячок… не знаю, не знаю… забьемся?

– На что?

– Если ты выиграешь, я признаюсь, за каким артефактом посылал тебя в Сити. Я имею в виду – в тренажере. Если проиграешь, скажешь своему папе, что более умного и благородного человека, чем Эли Эбенштейн, ты в своей жизни не встречал. По рукам?

Папа терпеть не мог Эйнштейна, его корежило при одном только упоминании об этом «умном и благородном». Я представил себе реакцию на такое мое заявление и не смог сдержать ухмылку. А потом я вспомнил, что папа в руках полиции…

– Заметано, – сказал я боссу и пожал протянутую руку.

– Разбейте, – попросил тот стоявшего здесь же инженера из «тренажерной».

– В каком смысле? – Бедолага оторопел.

– Разорвите наше рукопожатие. Символически.

– Зачем?

– Так принято у русских. Мистер Панов русский, если верить его уважаемым родителям.

Инженер, выказывая чувство неловкости, выполнил, что просили.

– А говорили – умный, – проворчал я.

Состязания между тем начинались. Мутанты, построенные колонной, в сопровождении воспитателей и охранников проследовали на «игровую площадку», и ворота за ними торжественно съехались. Там, среди всех, была и моя мама – мелькала ее домашняя безрукавка не по форме, вязаная «косами», а также сиреневый шарфик – как символ творческой свободы. Четыре охранника, вооруженные М-16, привычно рассредоточились по площадке так, чтобы в случае чего не попасть под огонь своих. Вели они себя, понятно, раскованно и весело, но в кулуарах шептались, будто у них есть жесткий приказ стрелять на поражение в случае попытки кого-нибудь из мутантов сбежать в Зону. Может, вранье. Если посмотреть на сетку, закрывающую площадку, да если учесть возраст «образцов» – само допущение возможности побега кажется эталоном солдафонского кретинизма. Но, с другой стороны, кто хоть раз видел чудеса, на которые способны эти дети, тот обязательно повернется мозгами…

Правила состязаний были просты. Правила, собственно, определялись свойствами того участка Зоны, где состязания проходили. На этом огороженном и приспособленном для нужд Института манеже располагалась безопасная, давно изученная, но весьма эффектная аномалия. Дело в том, что площадка была выложена квадратными каменными плитками (еще до Посещения, конечно), ступать на которые не представляло опасности. Зато, если ненароком попасть на стык между плитками, из-под ноги вырывался сноп искр, похожих на электросварку. Это тоже безопасно, только стопа на короткое время немела, никакой ботинок не спасал. Так что передвигаться по «игровой площадке» следовало внимательно и осторожно, стараясь не наступать на стыки.

А если бегать по ней? Из конца в конец, да так, чтобы ни единой искорки не проскочило из-под ноги? А если в пару тебе дадут соперника, который стремится преодолеть дистанцию быстрее, чем ты?

Вот тебе и все правила – пробеги туда и обратно, ни разу не наступив на зазор между плитками, сделай это быстрее товарища, и ты победил.

Соревнования проводятся по кубковой системе. Детей разбивают на пары, проигравший выбывает, а в итоге – финальный забег. Наблюдать страшно увлекательно. Да и участвовать, наверное, тоже, судя по азарту, с каким мутанты отдаются этому делу… Называется все это – hot-step. Игра, рожденная за колючкой и завоевавшая подростковый Хармонт, пустившая корни во взрослый мир. Вон в соседних провинциях уже федерации есть, а в Штатах хотят чемпионат запустить. Правда, есть огромная разница, где соревноваться – на мертвом городском асфальте или на живой и смертельно опасной земле Зоны.

Сам я на «игровой площадке» ни разу не был. Кто разрешил бы, с какой стати? Так что сегодняшнее предложение Эйнштейна, от которого невозможно отказаться, давало надежду, что, может, и сбудется моя маленькая мечта. Потрогаю Ее ногами. Полчаса подождать…

Я ведь ни разу не был в Зоне, хоть и прожил с нею бок о бок столько лет.

А вот на вопрос, зачем институтским умникам понадобились эти игры на свежем воздухе, ответа у меня нет. Не ради же спортивного интереса? Смешно такое предполагать. Даже я отлично понимаю, что «игровая площадка» – это типа лаборатории под открытым небом, в которой проводятся полевые исследования. Но в чем их смысл и цель? Спрашивал у мамы – не знает. И Каролин и другие педагоги с воспитателями не знают. А ведь этим исследованиям придается в «Детском доме» большое значение, судя по регулярности выхода в поле.

У Эйнштейна спросить, пока он странным образом подобрел?

Что-то там происходило, за Периметром, что-то явно шло не по плану. Мутанты жались на ближнем краю площадки, не решаясь заполнять манеж. Зона начиналась ярдах в трех-четырех от ворот – в этом промежутке они и скопились, не желая идти под сетку. Слышался многоголосый детский плач, суетились воспитатели. И Эйнштейн, как выяснилось, был встревожен – бросал в коммуникатор отрывистые фразы:

– Ну… Так… Сколько таких? Почти все… Да, возможно, придется уводить «образцы»…

Потом переключился на охрану:

– Будьте готовы открыть ворота… Когда?! Когда скажу!!! Что значит без команды?.. По моей команде, по команде Голдинга или Глиттера, вам без разницы! Главное, не проспите!.. Сучьи дети, – сказал он уже в воздух. Поймал мой взгляд и объяснил: – Шерхану не понравился запах. Говорит, пахнет большой и страшной тетей.

– И что это значит?

– Да что угодно, – пожал он плечами. – Зона. Сначала забеспокоился Шерхан, а потом и все мутантское зверье что-то плохое стало чуять. Похоже, накрылось наше с тобой пари, дружок.

– А что аномалы?

– За компанию со зверьем тоже паникуют. Скарабей подтвердил угрозу, а у него чуйка – это да. «Большая и страшная тетя»…

Откуда-то у него появился бинокль, в который он принялся разглядывать пространство за Периметром. Наверное, узость обзора и помешала ему первому заметить опасность.

На импровизированной трибуне закричали. Я, наоборот, обмер, не в силах звука издать.

Тахорг появился из-за бывшего авторынка, давно превратившегося в автокладбище, – то есть со стороны заброшенных ферм. Одним прыжком перемахнул через пару стоящих в ряд ремонтных эстакад, и вот он уже здесь, на пустыре перед «игровой площадкой». Застыл, принюхиваясь. На людей внимания не обращал. Пошел вперевалку к кустам, все нюхая и нюхая воздух, сосредоточенно и увлеченно, словно вынимал ноздрями из окружающего пространства нечто крайне важное для него…