Антон Грановский - Имперский крест Страница 12

– Ты про нынешнюю войну с Советской Россией? – уточнил Гитлер.

Геринг кивнул. Тогда фюрер прищурил посветлевшие глаза и сказал:

– Война скоро закончится. Мы разобьем русских на всех фронтах. Но самое сложное – организовать жизнь после войны. Правильней всего было бы после победы над Россией доверить, разумеется под германским верховенством, управление страной Сталину. Он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с этими русскими.

– Сталин сумел организовать всю эту огромную, необразованную, туповатую массу и заставит ее двигаться в нужном направлении, – подтвердил, уминая мясо, Гиммлер.

– Сталин заслуживает похвалы, – согласился Гитлер. – Ни бездарному, спившемуся демагогу Черчиллю, ни сифилитическому паралитику Рузвельту я бы роль своего наместника в побежденной стране не доверил.

– Но Сталин не уважает свой народ, – неуверенно проговорил министр Шпеер. – Возьмите хотя бы «чистку», которую он провел в генеральном штабе Красной Армии.

– В расстреле Тухачевского и других генералов я вижу проявление сталинского ума и проницательности, – холодно отчеканил Гитлер. – Я уже не говорю о его неприязни к евреям. Сталин знает, что делает, в отличие от этих идиотов Черчилля и Рузвельта.

– Значит, Сталин – великий правитель? – весело спросил толстяк Геринг.

– Безусловно, – ответил фюрер, глотнув воды. – У него есть для этого все качества. И главное из этих качеств – отсутствие «категорического императива» и всяких нравственных тормозов, придуманных философами и клерика– лами. Неприятие всего этого – главное качество гениальной натуры.

– Русские никогда не полюбят немцев, – заметил, нанизывая на вилку очередной кусок мяса, рейхсфюрер СС Гиммлер. – И потом, Адольф, как ты собираешься прививать им чувство долга, когда мы их завоюем?

Фюрер сдвинул брови и назидательно проговорил:

– Немец повсюду в мире возбуждал к себе ненависть, так как, где бы он ни появлялся, везде начинал всех поучать. Но народам это не приносило ни малейшей пользы, ибо ценности, которые он пытался им привить, не являлись таковыми в их глазах. В России отсутствует категория долга в нашем понимании. Зачем же нам воспитывать это чувство в русских?

– Однако нам в любом случае придется выработать программу управления русским стадом, – снова возразил Гиммлер.

– Эта программа уже есть, – заявил Гитлер. – Нужно лишь оформить ее на бумаге, но эта задача не из самых сложных.

– Адольф, может быть, ты изложишь нам эту программу вкратце? – попросил, ловко разделывая омаров, Геринг.

– Пожалуйста. Большую часть населения России составляют крестьяне. А к тому времени, когда мы завоюем эту дикую страну, городов там не останется вовсе, поскольку мы сотрем их с лица земли. Теперь о крестьянах. При заселении русского пространства мы должны обеспечить «имперских крестьян» необычайно роскошным жильем. Германские учреждения должны размещаться в великолепных зданиях – губернаторских дворцах. Вокруг новых городов, в радиусе тридцати-сорока километров, раскинутся поражающие своей красотой немецкие деревни, соединенные самыми лучшими дорогами.

Геринг, Гиммлер и Шпеер слушали фюрера внимательно, то и дело одобрительно кивая головами и даже отставив на время тарелки с мясом, картошкой и раками.

– Возникнет другой мир, – продолжал вдохновенно вещать Гитлер, – в котором русским будет позволено жить, как им угодно. Но при одном условии: господами будем мы. В случае мятежа нам достаточно будет сбросить пару бомб на их деревни и поселки, и дело сделано. А раз в год мы будем проводить группу русских по столице рейха, чтобы они прониклись сознанием мощи и величия ее архитектурных памятников.

– Англичане знают толк в колонизации, – сказал вдруг Гиммлер, и, как выяснилось, невпопад, поскольку фюрер сверкнул на него глазами и недовольно проговорил:

– Колонии – весьма сомнительное приобретение. Впрочем, восточные пространства станут для нас тем, чем была для Англии Индия, – неожиданно согласился фюрер. И добавил с горечью: – Если бы я мог втолковать немецкому народу, как важны они для будущего!

Несколько секунд все молчали, словно пораженные великолепной картиной грядущего, описанной Гитлером. Первым молчание прервал сам фюрер. Повернувшись к Егору, он сухо произнес:

– Кстати, вы можете идти, гауптштурмфюрер. Если, конечно, вы насытились.

Егор послушно встал из-за стола и, попрощавшись по всем правилам нацистского этикета, покинул гостиную.

7

За время пребывания на территории ставки «Вервольф» Егор успел осмотреть практически все помещения. Одно из них, именуемое «Третий блок Икс», заинтересовало его больше других – главным образом из-за того, что дальше небольшого вестибюля, стены которого были выложены белой плиткой, как в общественной бане, Егора не пустили парни из СД.

Егор попытался расспросить про «Третий блок» своих коллег-охранников, однако те на все вопросы отвечали уклончиво, в один голос утверждая, что это «обычная медицинская лаборатория». Командир Геше назвал ее еще пренебрежительней – «подсобка доктора Мореля».

Доктор Теодор Морель был личным врачом фюрера. Егор побывал у него на обязательном медосмотре сразу после приезда в ставку. Это был полноватый и лысоватый мужчина, жизнерадостный и добродушный на вид, носивший очки с чуть затемненными стеклами. Говорили, что у Мореля редкая глазная болезнь, называемая «светобоязнь». С Гитлером он был знаком уже много лет, и фюрер доверял доктору так же, как себе.

Агент Георг Грофт, имевший по роду своей бывшей службы допуск к разного рода секретным документам, знал о Мореле довольно много.

Пятидесятитрехлетний доктор Теодор Морель был фигурой далеко не однозначной. Он умело втирался в доверие к людям, сразу же становясь своим в любой компании. Будучи умным и ловким человеком, он без труда карабкался по шаткой и скользкой от крови административной нацистской лестнице к вершинам власти.

Начинал Морель как корабельный врач, поэтому в те годы ему частенько приходилось иметь дело с венерическими болезнями. Всем известно, что истосковавшиеся по женской ласке моряки не брезгуют даже самыми дешевыми и сомнительными борделями, а оттуда – прямой путь к венерологу Морелю.

Приобретя обширную практику, Морель, в конце концов, стал отличным специалистом во всем, что касалось кожных и венерических заболеваний. Однако известность он приобрел не только благодаря своим навыкам. В середине тридцатых годов Морель распустил о себе забавный слух. Он утверждал, что является учеником Ильи Мечникова, знаменитого русского биолога и лауреата Нобелевской премии. И не просто учеником – а любимым, тем discipulus dilectus[4], которому Мечников открыл свои «сокровенные секреты» успешной борьбы с любыми инфекционными заболеваниями.

На все реплики скептиков, утверждавших, что Морель не мог быть знаком с «великим русским», Теодор Морель отвечал примерно так: «К сожалению, я недодумался задокументировать наши встречи с Ильей – по той простой причине, что мы занимались наукой, а не пустой досужей болтовней, и у нас попросту не было времени на пустяки. – А потом холодно добавлял: – Впрочем, я не настаиваю. Не хотите лечиться у меня, идите к другому специалисту».

Слава лучшего ученика гения вкупе с репутацией высококлассного венеролога ввели его в богемную среду. Беспорядочность половых контактов – это то, что роднит моряков с актерами, певицами, художниками и режиссерами, и вскоре Морель стал в этой среде незаменимым и безотказным специалистом.

С Гитлером доктора познакомил личный фотограф фюрера Гофман, и случилось это десять лет назад. Обходительный и услужливый, с добродушно-улыбчивым лицом, Теодор Морель очаровал фюрера. Он умел ловко потакать желаниям пациентов и вселять в них уверенность в благоприятном исходе любой болезни. В общем, бывший корабельный врач оказался хорошим психотерапевтом, хотя в то время термин «психотерапевт» еще не был в ходу.

Вскоре после знакомства фюрер назначил Теодора Мореля лейб-медиком – своим личным лечащим врачом.

Канцлеру Гитлеру сильно досаждала непонятная сыпь на теле, однако доктору Морелю удалось избавить будущего фюрера от этой неприятности. После окончания лечения Гитлер, довольный результатом, объявил: «Морель спас мне жизнь».

Гитлер запретил любые выпады в адрес своего лейб-медика, и Морель стал неприкосновенной фигурой. Кроме того, Гитлер настоятельно рекомендовал всем своим подчиненным, а также товарищам по партии обращаться за медицинскими консультациями исключительно к доктору Морелю, благодаря чему тот не только упрочил свое положение, но и быстро разбогател.

Когда Гитлеру нездоровилось, лейб-медик предписывал фюреру инъекции препаратов, которые сам изготавливал и сам колол. Рейхсмаршал Герман Геринг, возненавидевший доктора-выскочку с первых дней знакомства, презрительно называл его «имперский укольщик».