Юрий Иванович - Капризная фортуна Страница 13

Слово „бестиарий“ сразу почему-то ассоциировалось с местными подводными монстрами под названием кашьюри. Слишком уж они казались не местного, иномирского происхождения. А в свете запруды обоих проливов и разведения этих хищников на чуть ли не планетарном уровне вмешательство из высшего техногенного мира просматривалось сразу. То есть бестиарий однозначно был связан каким-то образом с тем самым устройством под названием диспектсор. Для дальнейшего построения цепочки не хватало данных.

Ну и про религию княжества Керранги. Уже только по одному названию становилось понятно, что туда ведет, скорее всего, один-единственный перевал, на котором рыцари привилегированного народа несут почетную службу. Им в княжество наверняка дали все для полноценной и сытой жизни, вплоть до атомного молекулятора пищи вкупе с реактором, лишь бы они себя считали избранными и никого, кроме инопланетян, на свои территории не впускали.

Напоследок и основная транспортная артерия прослеживалась весьма однозначно: Кряжистый угол, где лежат остатки станции под охраной сонма роботов; Шулпа, где было выстроено величественное здание дворца и остального города; „холм смерти“ — где, скорее всего, рухнул, а может, и законсервирован истребитель, перевозивший грузы в обе стороны, и само таинственное озеро Шулугар, где и размещен наиболее оберегаемый диспектсор. Хотя почему наиболее оберегаемый? Если бы так стоял вопрос, устройство бы хранилось под опекой боевых роботов. Скорее всего, там на то время посчитали размещение устройства наиболее удобным, выгодным и целесообразным. Возможно, в связи с бестиарием и размножением кашью-ри только в пресной воде. Это наверняка уже позже прибывшие из большого космоса людишки просчитали, что надо, да перекрыли оба пролива так, чтобы те со временем полностью заполнились пресной водой. Вот кровожадные монстры и размножились в немыслимом количестве. Оставалось теперь только догадаться: для чего их выращивали, да еще поставив на поток регулярную подкормку человеческим мясом. Причем мясом свежим, только что убитых совершенно здоровых, молодых, полных сил и энергии рабов.

Только за создание такого рабовладельческого строя все инопланетяне, насадившие такое, в любом из цивилизованных миров приговаривались к немедленной казни. Так что понятно, кто сюда заявился около тысячи лет назад и за что их преследовали. Как понятно и то, что уничтожение их дальнего, но не менее циничного потомка Гранлео — крайняя необходимость, перед которой не остановится каждый здравомыслящий разумный.

Придя к таким выводам, инопланетянин Виктор Менгарец, уже значительно подзабывший свою истинную фамилию Палцени, похвалил себя и пожалел одновременно.

Похвалил за то, что уничтожил злобного тирана и почти до основания разрушил рабовладельческую систему. А пожалел из-за невозможности оказаться дома, на родной планете, или прямо сейчас рядом с Розой. Той самой девушкой, при воспоминании о которой становилось тепло в груди и спирало дыхание.

Вернувшиеся товарищи застали его святость в мрачной задумчивости, с отсутствующим взглядом. Пересказали о своих частично удачных поисках, получили в ответ полный отчет о расшифрованной записи и о следующих из этого выводах.

Но потом опытный жрец все-таки заметил некоторую отчужденность Виктора в разговоре:

— Ты словно не с нами, а где-то очень далеко. Что-то еще тебя волнует?

Менгарец немного покряхтел от смущения и нерешительности, а потом все-таки признался:

— Да вот что-то я сильно разволновался о самочувствии Розы. Ведь она совершенно не догадывается, что я остался жив, наверняка совсем по-иному жизнь у нее пошла…

— Да ты не сомневайся, — похлопал его по спине Фериоль. — Любящее сердце все отлично чувствует и на расстоянии.

— Ха! Чувствовать — это одно, а знать — совсем другое. Вот я и ломаю голову, как бы ей хоть какую весточку о себе дать? Хоть намеком каким показать, что я жив?

— Ну и что надумал?

— Ничего дельного. Только и крутится мысль, чтобы каким-то образом выкрасть нужные документы с подделанным приказом из стана герцога Здорна да отправить

парочку дипломатов сухопутным путем якобы для переговоров с Чагаром. Ну или там ультиматум какой послать. В любом случае послов хоть выслушают, перед тем как казнить. Там и ноты с грамотами почитают. А я в них нечто такое напишу, что Роза сразу поймет: Монах Менгарец жив и о встрече с ней мечтает. Как вам такая идея?

Пока жрец моргал от удивления, Додюр рассмеялся:

— Ой как сложно! Не лучше ли подкупить десяток простых воинов по отдельности или нескольких купцов на том берегу Стрелы? Какая бы война ни шла, но одиночки быстрей доскачут до цели и передадут письмо в нужные руки.

— Нет, так действовать нельзя, — возразил Фериоль. — И воины подкупленные никуда не поедут, и послов на том берегу на первом дереве вздернут… А вот выход у тебя есть, даже преотличный. Но ты его не видишь.

— Какой? Почему не вижу?

— Потому что он белый и о-о-очень огромный…

— Как это? — недоумевал Виктор, морща лоб от напряжения.

— Легко! Кто у нас великий дрессировщик катарги?1 Вот и попроси своих пернатых друзей отнести весточку в Чагар. Для них это — что крылья размять.

Округленными глазами инопланетянин долгое время смотрел на семидесятилетнего, но выглядящего на сорок пять товарища, а потом-таки пробормотал:

— А что! Если выбраться в район Кряжистого угла, да отыскать хоть одного орла катарги, да поговорить с ними по душам, да свидеться со старыми знакомыми, то может и получиться...

Глава седьмая ЛЕГАЛИЗАЦИЯ

Между прочим, хоть жрец монастыря Дион отыскал иной способ отослать весточку в Чагар, саму утопическую мысль о подкупе и подлоге документов он запомнил и в очередной беседе вновь к ней вернулся:

— А ведь идея ой как хороша! Особенно в свете последних событий!

— Какая идея и каких событий? — нервничал самый молодой партизан. — Все ты издалека начинаешь! Нет чтобы сразу прямо сказать, как мы с Додюром.

— Да, мы ребята открытые, бесхитростные, — с охотой поддакнул кок.

— Зато после моих намеков лучше думать начинаете, — не обиделся Фериоль. — Жизни быстрей научитесь, а то потом кто вам после моей смерти… — он замер на полуслове, уловив свое изображение в зеркале. Приосанился и несколько сменил смысл своего высказывания: — …лет эдак через шестьдесят, подсказывать будет?

Оба его товарища дружно захохотали, а Додюр выкрикнул:

— Тут хотя бы ближайший год выжить, и то счастье! А он так далеко заглядывает!

— Молод ты еще, жизнь не ценишь…

— Не разглагольствуйте, коллега! — прервал его более строго Менгарец. — А то мы так точно твоей следующей подсказки только через шестьдесят лет дождемся.

— М-да? Могли бы сами быстрей додуматься… Ладно, ладно! Ты помнишь, я тебе пересказал жалобу покойному князю от доверенного министра по внутренним делам? Тот возмущался требованиями лесных баронов выдавать им настоящие гербовые бумаги только на основании какой-то бляхи, выданной каким-то захудалым провинциальным графом их формирующегося королевства.

— Ну… помню.

— Еще отдельно говорилось, что эти бароны со смешными по численности отрядами даже друг о друге ничего не знают. Хотя, может, я это из пересказа опустил?… Но неважно! Самое для нас положительное, что мы сейчас легко можем пробраться в стан скорбящих сторонников покойного князя и преспокойно себе выписать любые документы. Думаю, что образцы выданных прежде бумаг мы отыщем без всякого труда, а печати так и остались во внутренних спальнях. Ведь герцог Здорн огласил на сегодня тризну и приказал никого не впускать в спальни покойного до завтрашнего утра.

— Гениальный план, дружище! Гениальный! — запрыгал на месте Виктор. — Отправляемся немедленно?

— Подождем полуночи, сейчас еще рановато. Зато предлагаю не злоупотреблять поздним ужином, а пройтись сейчас к тому месту, где мы обнаружили предположительный вход из простенков на объект номер семь.

До того он обмолвился о предыдущих поисках довольно подробно, но сразу оговаривал, что нужна помощь. В том числе, возможно, и огромным двуручником Менгарца. Потому что в паре с Додюром отыскал довольно подозрительную стенку. Нельзя сказать, что ее сложили из многочисленных блоков, но вот покрыть потом преграду плоскими каменными обломками, словно под древнюю текстуру, могли. А почему жрец обратил на нее внимание? Да потому что иного входа в мужской "омолодитель" просто по всем логическим рассуждениям быть не могло.

— Только эта стена! — утверждал он. — Или вообще входа нет. Но ломать ее нечем, молота порядочного у нас нет. Да и гул по всему дворцу пойдет. Так что надежда — только на твой меч, на его острие, да на те два небольших лома, что у нас есть. Пошли?