Василий Головачев - Посланник Страница 13

– Ну и что?

– Это похоже на СС-профилактику. А может быть, и не только. В связи с чем хочу тебя предупредить: будь внимателен к самым обыденным домашним вещам. Некоторые из них могут… оживать. И называется сия метаморфоза внедрением.

Не дав Никите и рта раскрыть, инженер быстро засобирался и ушел, оставив того с гудящей от обилия впечатлений и фантазий головой.

Вопрос отдыха решился сам собой: Сухов попал в состав сборной России по акробатике и должен был через три дня выехать на двухнедельные сборы в Крым, на турбазу олимпийской подготовки «Дагомыс».

Ксения поехать с ним на весь срок отказалась: ей необходимо было завершить работу над несколькими картинами, но обещала подъехать на три-четыре дня в начале августа. Сухова это устраивало, а Такэде он поклялся не вмешиваться ни в какие инциденты и спать с газовым пистолетом под подушкой.

Перед отъездом они сходили к приятелю Толи, как оказалось, инструктору одной из закрытых школ спецподготовки сотрудников Главного разведуправления. Приятелю шел тридцатый год, был он почти одного роста с Никитой, но узкоплеч и тонок и особого уважения не вызывал. Такэда понял это по выражению лица Сухова, улыбнулся уголком рта, первым протянул руку инструктору:

– Привет, Роман.

– Салют, мастер. Давно тебя не видел. Перестал выступать? – Хозяин отступил, пропуская гостей в тренерскую. – Проходите.

Комната была заставлена кубками, вазами, спортивными снарядами, стены ее были увешаны календарями с видами борцов всех стилей, таблицами и схемами.

– Проходите, садитесь.

– Познакомься, – кивнул Такэда на танцора. – Никита Сухов, акробат, гимнаст, солист балета. А это сэмпай Роман, пятая категория россдао.

«Сэмпай» Роман окинул Никиту оценивающим взглядом, кивнул с удовлетворением.

– Подготовочка дай Бог! Мне бы такую стать, а, Толя?

– Ты и так не обижен, мастер. – Такэда вдруг нанес три быстрых удара: кулак и локоть правой руки – ребро ладони левой – и все три оказались блокированы Романом. Сделал он это без усилий, как само собой разумеющееся, но добавил и кое-что свое: последний блок одновременно был и контрударом. Правда, в последнее мгновение инструктор движение остановил.

– Сэн-о-сэн [11], – сказал Такэда. – Ты хорошо держишь форму.

– Не жалуюсь. – Голос Романа остался безразлично спокойным. Он отбил нападение, не глядя на неожиданного противника, продолжая оценивать Никиту, и была в этом безукоризненном автоматизме такая пластика, что Сухов восхитился в душе. – Итак, милостивые судари, что вас привело ко мне?

– Возьми его к себе в команду.

Зазвонил телефон, Роман поднял трубку, буркнул: «Да, они у меня», положил трубку. Школа была режимной, и всех ее посетителей проверяли.

– Я мог бы поработать с ним и в айкидо, но для восточных единоборств его стать не шибко подходит. К тому же ему надо пройти подготовку достаточно быстро.

– О причинах не спрашиваю. – Роман задумался. – Но в команду я взять его не смогу – все ученики на виду.

– Тогда займись индивидуально. С таким материалом ты еще не работал. Главное, что ему не надо тренировать базовые навыки: равновесие, четкость, ритмику, растяжку и так далее. Встань, Ник, сделай пару своих пируэтов. Сделай, сделай.

– Здесь мало места… – нерешительно поднялся Никита.

– Вот именно. Оцени пространство и давай.

Сухов прикинул расположение столов, стульев, стоек и шкафов комнаты и сделал спираль Карозо со сменой en dehors u en dedans [12], ухитрившись ничего не задеть и не сбить. Его странное – в условиях тесного помещения – па было полно грации, гибкости и силы, каждое движение как бы перетекало в следующее, вычертив безупречную линию положений тела без разрывов и остановок. Роман цокнул языком.

– Впечатляет! Хорошо, я могу взяться за него…

Такэда, подмигнув, вдруг локтем сбил стакан с водой со стола, но инструктор быстрым, изумительно точным и плавным движением поймал его и поставил на стол, не прерывая речи:

– …если он готов заниматься всерьез, по пять-шесть часов в день. У парня действительно имеется уникальная возможность достичь высокого мастерства в короткие сроки. Скажем, за два-три года. Годится такой вариант?

Никита, восхищенный мастерством инструктора, кивнул. Он был согласен на все, забыв и о собственных тренировках в сборной, и о переходе в другой театр, и о «печати зла».

– Тогда прошу выслушать пару сентенций. Первая: человек – это одушевленное универсальное оружие многопланового действия.

– Оямович говорит иначе, – кивнул на Такэду Никита, не выдержав. – Человек – биосистема с ограниченной способностью к изменениям.

Инструктор нахмурился.

– Во-первых, никогда не перебивайте говорящего. Иначе мы расстанемся еще до начала учебы. Во-вторых, сказано это скорее о биохимии, чем о физике тела человека. Не так ли, господин инженер?

Толя, пряча улыбку в глазах, кивнул.

– И последнее. Россдао – это развитие традиций боевого искусства славянских корней, так называемого русского стиля рукопашного боя, впитавшего обширнейший арсенал приемов борьбы во всем многообразии национальных видов, направлений, стилей и школ. Господин Такэда может подтвердить: многие приемы россдао уникальны и рассчитаны в идеале на людей с таким телосложением, как ваше. И еще: профессионал-родер не уступит ни одному профессионалу Востока.

Никита посмотрел на Тояву. Тот снова кивнул, предпочитая обходиться минимумом жестов. Встал.

– Спасибо, Роман. Когда начнете?

Инструктор тоже встал, глянул на календарь.

– Через две недели, после сборов. Вот телефон, позвоните мне двадцать восьмого.

Никита попрощался, пожав крепкую руку тренера, вышел первым, Такэда задержался:

– Два года – слишком мало, чтобы из человека танца сделать человека боя, но слишком много, когда тому угрожает опасность. Подготовь его в максимально короткий срок, даже если придется работать по двадцать четыре часа в сутки.

Роман, хмуря брови, подошел к инженеру.

– Что за опасность? Зачем этому парню менять квалификацию? Если он акробат – в добрый путь к славе!

– У него другой… путь. Я ничего пока не могу тебе рассказать, но Ник вообще-то действительно в опасности. Хорошо, если бы ты начал заниматься с ним прямо с завтрашнего дня, но, если это невозможно, пусть будет через две недели. – Такэда шагнул из комнаты. – Если он останется жив.

– Погоди… мистика какая-то! Это что – так серьезно?

– Сверхсерьезно.

– Почему же ты сам не начнешь с ним работать?

– Потому что моя компания для него увеличивает опасность появления… скажем, неких сил, с которыми даже я не смогу справиться. Нужен совершенно посторонний человек, учитель. Только учти: та сила, которая заинтересована в гибели Никиты, может обратить внимание и на тебя.

– Что за чушь! Не пугай меня своими фантазиями. Я подумаю. Если удастся отвертеться от сборов, я начну с ним работать завтра же. Жди звонка.

Два события одно за другим сорвали планы Сухова на отдых, торжественную церемонию встречи Ксении и кайф на берегу моря. Первое произошло вечером, после похода Сухова в новый театр и разговора с балетмейстером труппы Суходольским.

В хорошем расположении духа Никита принял дома душ, переоделся и только собрался позвонить Ксении и пригласить ее в ресторан, как вдруг ожил телефон. То есть по-настоящему ожил! Трубка его из голубого пластика почернела, изогнулась, выпустив лапы с когтями, и уселась на также почерневший корпус телефона, глянув на остолбеневшего танцора бусинами глаз. Взгляд ее был тяжел и злобен, он давил, угрожал, приказывал; казалось, ожившая трубка вот-вот заговорит или по крайней мере каркнет, как ворон Эдгара По. Никита даже замахнулся на нее:

– Кыш отсюда!

Трубка открыла пасть – таково было впечатление, хотя рта у нее не было и не могло быть, и зашипела. Сухов отшатнулся, и в то же мгновение трубка прыгнула на него, разматывая на лету шнур. Благодаря тому, что танцор опередил ее на мгновение, трубка не долетела до лица и вцепилась лапами в предплечье, как раз в том месте, где на коже сидела звезда, то есть Весть, если верить Толе.

Никита получил сильнейший нервный укол в руку, обжигающая боль ударила огненной спиралью через плечо, шею и ухо в голову, оглушила. Вскрикнув, он смахнул с локтя озверевшую телефонную трубку, и та, не долетев до стены, взорвалась. Телефон вспыхнул, загорелся зеленым пламенем и горел до тех пор, пока не рассыпался в прах. Тумбочка под ним при этом даже не потемнела.

Оглушенный разрядом, парализовавшим правую руку, Никита дотащился до кухни, открыл пластмассовую бутыль с колой, жадно припал к горлышку. Рука дрожала, напиток проливался на воротник, шею, грудь, но он пил, пока не осушил полуторалитровую бутыль, не почувствовав вкуса.

С час сидел в гостиной на диване, прислушивался к руке, по которой бегали тонюсенькие иголочки, и прикидывал, позвонить ли Такэде от соседей. Но рука наконец обрела чувствительность и подвижность, и Никита решил никому ничего не говорить. Как объяснить случившееся, он не знал. Галлюцинацией здесь не пахло, телефон действительно сгорел, а трубка рассыпалась в пыль, это он видел собственными глазами. Доказательством реальности происшествия был уцелевший телефонный шнур, однако вряд ли он мог рассказать правду. Единственным объяснением, ничего по сути не объяснявшим, было загадочное внедрение, о котором предупреждал Такэда. Кто-то или что-то внедрялось в какую-нибудь вещь, причем – опасную вещь, и та начинала вести себя самостоятельно, как живая.