Андрей Посняков - Кокон Страница 13

Ведущую в поселок дорогу перегораживала сложенная из камней стена высотой около метра, с железными воротами, ранее, по всей вероятности, принадлежавшими какой-нибудь воинской части. За воротами болтался какой-то длинный и тощий парень в синей джинсовой куртке и тоже с ружьем. Совсем еще пацан, лет, наверное, шестнадцати, но ва-а-ажный…

Увидев подходившую процессию, парень выскочил из-за ворот:

— Здоров, дядько Микол! Ну как, удачно сходили? Ой… а кто это с вами? Никак опять — вор?

— Варежку-то прикрой, Васятка, — подходя ближе, с усмешкой посоветовал Микол. Похоже, он был в этой шараге за старшего. — И вообще — почему пароль не спросил?

Парень поморгал белесыми, похожими на поросячьи ресницами:

— Так я ж вижу: свои.

— Видит он… В следующий раз все равно спрашивай. Может, это нас под конвоем ведут.

Торопливо прикрыв ворота, Васятка ухватил за рукав шедшего позади всех бугаину:

— Миш, опять сход собирать будете? Вешать? Ты скажи Миколу… можно мне посмотреть?

— Не будет никакого схода, — хмуро отмахнулся бугай. — Санька Жердяй вернулся уже?

— С утра еще, вот, как только вы ушли. Двух сазанов поймал и щучку.

— Хм… Щучку. Так он дома сейчас?

— Должен бы. Наверное, спит.

Санька Жердяй оказался мосластым парнем с синими тюремными наколками по плечам, на руках, на пальцах. Бритая наголо голова, постоянное цыканье, презрительно-злобный взгляд тюремного сидельца и кожа, словно припорошенная серой пылью.

— Ну, иди, давай. — Закинув на плечо карабин, Жердяй пнул пленника ногой, обутой в высокий армейский ботинок, и осклабился. — Вот уж не думал, что когда-нибудь вертухаем поработать придется. Знаешь, почему меня с тобой послали?

Макс хмыкнул.

— Потому что мне тебя, фраера дешевого, завалить, что свинью — раз плюнуть. И ты это, козел, знай! Шагай!

Идя через весь поселочек — недолго тут было идти, — пленник краем глаза примечал любопытные взгляды. Вот в домике шевельнулась в окне занавеска… вот от колодца скользнул любопытный женский взгляд… а вот из-за забора сурово взглянул Микол.

— Не туда смотришь, тварюшка! — неожиданно произнес конвоир. — Гляделки-то подними.

Максим поднял глаза… и вздрогнул. Прямо перед ним, на высокой раскидистой сосне, на толстом суку, покачивался на ветру повешенный! Самый натуральный висельник с выклеванными хищными птицами глазами. Неопределенного возраста мужик, судя по виду — бомж. Босые ноги повешенного казались каким-то скрюченными и неестественно белыми, а ногти на них были большими, синевато-желтыми. Целые когти…

Пленника едва не вырвало от такой жуткой картины.

— Что, не нравится? — мерзко захохотал Жердяй. — Попробуешь убежать — сам там же будешь висеть. Во-он на том суку, рядом.

— За что его? — тихо спросил Максим. — Картошку, что ли, у вас украл или грибы?

— Ага, попробовал бы! Мы его так просто… чтоб не бродил рядом! А то ходят тут всякие, понимаешь.

Уголовник снова захохотал, захихикал, потом подтолкнул Максима прикладом:

— Пошел!

Старая, давно развалившаяся ферма располагалась почти сразу за околицей, метрах в ста от поселка. Длинное приземистое здание с провалившейся крышей смотрело на мир пустыми глазницами окон. Вокруг все заросло каким-то кустами, деревьями, бурьяном, у самого входа — естественно, давно уже без дверей — валялся старый выцветший плакат: «Планы десятой пятилетки — выполним и…».

Наверное, дальше шло — «перевыполним», но тот кусок был оторван.

— Все, пришли. — Вытащив пачку сигарет, Жердяй закурил. — Вон — стена, вон — ломик… а вон там, у кустов, — тачка. Давай работай, не стой!

Пожав плечами, Тихомиров поплевал на руки и принялся сноровисто выламывать ломом кирпичи, выжидая подходящий момент, чтобы ударить этим ломиком по лысой башке Жердяя. Однако тот вел себя осторожно, слишком близко не подходил — уселся на бревнышко, примостив карабин на коленях. И глаз не спускал, гад! Что бы там ни говорили про уголовников, а этот к порученному делу отнесся со всей ответственностью, видать, все же побаивался Микола. Интересно, кто такой этот Микол? Староста?

— Все! — Обернувшись, Максим кивнул на груженую тачку.

Конвоир быстро поднялся:

— Лом положи… тачку бери… Все — покатил! Что, тяжеловата повозка?

Действительно, тяжеловато. Особенно на ухабах и вот, по луже…

Пленник выругался:

— Глина… черт…

— Вези, вези!

Аккуратно сложив кирпичи у ворот — вот они зачем, строить стенку, точнее сказать, достраивать, — Максим устало опустился на корточки.

— Эй, фраерок! Хватит спать! Хватай тачку.

— Погоди… дай передохнуть чуток, не машина ведь.

— Я тебе сейчас передохну… так передохну, что… А ну встал!

— Что за шум, Жердяюшко? — со стороны поселка к воротам подходил Микол, одетый на этот раз цивильно — в темно-серую пиджачную пару с белой рубашкой, при галстуке и в шляпе, правда, брюки были заправлены в высокие резиновые сапоги.

— Да вот, тварюшка работать не хочет, — тут же пожаловался конвоир. — Говорит, устал.

— Устал, так пристрели, — поправив шляпу, равнодушно посоветовал Микол. — Новых бомжей словим. В общем так, я — в город, болотами, вернусь завтра. Смотрите, чтоб все тут без меня…

— Сделаем, господин староста!

Староста… так вот, оказывается.

Максим вот только сейчас разглядел его лицо — маленькое, сморщенное, словно моченое яблоко. И глаза — узкие, белесые, пустые. Такой убьет, не задумываясь. И как зовут — не спросит.

— Ну, я пошел. — Махнув рукой, Микол деловито зашагал к лесу.

— Ну и упырь этот ваш староста. — Не выдержав, Тихомиров покачал головой.

— Он не упырь, — неожиданно тихо отозвался Жердяй. — Он — справедливый… — Сказал и, словно опомнившись, крикнул: — Ну?! Слыхал? Так что сидишь-то?

И снова лом, и снова битые кирпичи, тачка… Сделав четыре рейса, Максим почувствовал, что устал так, как никогда еще не уставал. Уже не дышал — хрипел, и только одна мысль пульсировала в мозгу: отдохнуть бы! Попить! Эх, хоть бы дождик… Или был бы снег — ел бы!

Наконец пленник не выдержал, швырнул лом наземь, обернулся:

— Слышь… мне б это… попить бы.

— Попить? — Конвоир усмехнулся. — Я и сам бы не отказался. Ладно, придем к воротам, посмотрим…

Максим вытер со лба пот… и увидел идущую к ферме девчонку. В белом, с синими цветочками платьице она казалось виденьем. Налетевший ветер растрепал светлые волосы, игриво задрал подол платья.

В руках девчонка что-то несла… Милое создание с синими, широко распахнутыми глазами…

— А ну, стой! — немедленно вызверился Жердяй. — Ты куда это?

— Вот, попить принесла. — Девушка улыбнулась. — Думаю, ходите-ходите тут целый день с кирпичами этими… Упарились!

— Вот это уж точно. — Уголовник кивнул. — А ну, давай, чего принесла…

Одной рукой он сжимал карабин, в другой держал пластиковую бутылку с водой. Не сбежишь… Да и сил уже нету…

— На!

Напившись, уголовник бросил бутыль пленнику, и тот, жадно присосавшись к горлышку, глотал холодную воду. Поистине, никогда ничего не пил слаще!

А девочка славная! Молоденькая, но вполне уже оформившаяся, со стройными бедрами и выпирающей сквозь тонкую ткань грудью. На месте конвоира Тихомиров явно не устоял бы перед всеми этими прелестями — немедленно завязал бы беседу, а потом, кто знает, может, что-нибудь и вышло бы…

Ну, что же ты стоишь, болван? Такая девчонка…

Ага… Не спуская глаз с пленника, Жердяй грубо схватил девушку за руку:

— Тебя кто надоумил сюда прийти, а?

— Я сама… пусти, Жердяй, больно.

— Больно? Сама? А ну, пошла отсюда, дура! Все будет доложено Миколу.

— Жердяюшко!

— Сказал — пошла вон! Пнуть тебя что ли?

Забрав корзинку, девчонка понуро поплелась обратно в поселок. Не оглядываясь. Нет… один раз все-таки оглянулась, с любопытством посмотрев на пленного. Тот встретился с ней глазами, улыбнулся… И, получив прикладом в грудь, отлетел в кусты.

— Ишь хавальник разинул! Я те разину! — Уголовник, кажется, был разъярен. — А ну встать! Встать, я сказал!

Дернул карабином… И грянул выстрел!

Тихомиров едва успел откатиться в сторону, отпрянуть — ударила в лицо взметнувшаяся кирпичная пыль.

— Да ты что, очумел? Встаю я уже, встаю!

Макс поспешно поднялся…

— Здравствуйте. Вы тут женщину в синем комбинезоне не видели?

— Какую еще женщину? — очумело скосил глаза Жердяй.

Пленник тоже повернул голову, увидев непонятно как здесь появившегося мальчишку лет двенадцати или чуть старше. В красной кепочке, темных джинсах, сапогах. И с ведерком.

— Ты откуда здесь взялся, парень?

— По болоту пришел. Ну, по гати… Мы с мамой за ягодами пошли, за брусникой, и вот… я, кажется, потерялся. Или — она.