Александр Золотько - Прощай, Америка! Страница 13

– Сэм, ты позвонил шерифу? – спросил генерал.

– Позвонил, – медленно, словно через силу, произнес Сэм. – Сказал… что у Илая… проблема в доме… снова брат напился, нож схватил… шериф сказал, что сейчас придет…

– Хорошо, – кивнул генерал. – Тогда позови парня, который стоит на крыльце. В костюме.

Сэм глянул в окно, кивнул и приоткрыл дверь.

– Сэр, вас просят зайти, – сказал Сэм и отступил в сторону.

– Извините… – начал Джонни, переступая порог.

За что именно он хотел извиниться, Джонни так и не сказал. Не успел. Сэм врезал Джонни рукоятью пистолета куда-то за ухо, Джонни упал.

«Наверное, лицо разбил», – подумал Лукаш, отворачиваясь.

Глава 4

Сэм втащил Джонни в комнату, прикрыл дверь.

– На кухню его, наручники и кляп, – сказал генерал. – Потом вернись к окну и посмотри, чтобы никто к дому не сунулся…

– А если сунутся? – спросил Сэм, подумав.

– Сообщишь мне, я тебе скажу, что делать.

Генерал повернул стул и сел на него верхом. Опер подбородок о руки, сложенные на спинке стула. Молча рассматривал Лукаша, пока Сэм оттаскивал федерала на кухню, пока возился там с ним, защелкивая браслеты и придумывая, чем заткнуть рот.

– Такие дела, – сказал генерал, когда Сэм наконец прошел через комнату на свой пост. – Не очень хорошо получилось, но и времена такие нехорошие…

Лукаш был испуган. Губы сжаты, пальцы стиснуты в кулаки, чтобы не дрожали. Журналист весь скрючился, словно ожидая удара. Он не понимает, что происходит сейчас с ним. Почему вдруг появился какой-то Сэм, вырубил федерала… Журналист ведь только попросил чашечку кофе! Всего лишь чашечку…

– Ну? – сказал Джеймс Форд.

– Что – ну? – Лукаш сглотнул. – В каком смысле?

Голос слабый, дрожит, гуляет по высоте и тембру. Того и гляди – сорвется журналист в истерику. А вдруг профессор социологии оказался патриотом и обиделся на корреспондента за всех солдат миротворческого корпуса сразу? Может, у него какие-то личные воспоминания связаны с тем памятником? Вот сейчас подойдет к журналисту и ударит прямо в лицо…

Во взгляде Лукаша явственно читался ужас.

Генерал закрыл на несколько секунд глаза, пошевелил губами. Лукашу показалось, что генерал ругался, причем ругался по-русски.

– Что ты должен был мне сказать? – спросил генерал.

– Я? Простите, я что-то не так сделал? Я хотел… интервью… просто… Я вас как-то обидел? – Лукаш облизал губы. – Вы, наверное, недолюбливаете федералов?.. Это ваше право… ваше право… Мне, конечно, будет жаль Джонни, но это ваши внутренние дела… Я журналист. Лукаш Михаил… Майкл…

Лукаш вздохнул со всхлипом.

– Я тебе задал вопрос, – по-русски сказал Колоухин, делая большие паузы между словами. – Что ты должен был мне сообщить?

Лукаш снова вздохнул.

Генерал встал, прошелся по комнате. Лукаш честно проводил его взглядом.

– Послушай, Миша… – генерал чуть наклонился, чтобы заглянуть Лукашу в лицо. – Все это очень весело, занятно и даже смешно…

– Да, – кивнул Лукаш.

Колоухин скрипнул зубами – получилось громко и отчетливо. «Так можно и протезы сломать», – подумал Лукаш.

– Ты приехал в Бриджтаун для того, чтобы…

– Цикл статей и материалов в Сеть, – быстро сказал Лукаш. – Одноэтажная…

– А если я сейчас попрошу Сэма сделать тебе больно? – спросил Колоухин. – Очень больно. Он не блещет интеллектом, но что умеет – то умеет. А еще любит он делать людям больно.

– Не надо, – попросил Лукаш.

– Значит, отвечай. Ты ведь ко мне приехал? Не в этот зачуханный городишко, а ко мне. Ты ведь меня знаешь? Знаешь, кто я?

«Переигрывать не стоит, – подумал Лукаш. – Журналист уже напуган достаточно. Журналист уже должен понять, что хорошая идея оказалась не очень хорошей. С чего это журналисту и дальше дураком прикидываться? Нет смысла. Любой, даже самый тупой журналист теперь будет говорить правду. Правду, правду и ничего, кроме правды…»

– Я к вам ехал, Олег Данилович, – с явным напряжением произнес журналист Лукаш. – Я…

– Значит, ко мне… – генерал снова оседлал стул. – Что ты должен был мне передать? Сколько человек с тобой приехало?

– Джонни, – Лукаш дрожащим пальцем указал на ту дверь, за которую Сэм утащил федерала.

Нет, палец не вибрировал очень уж заметно, так, подрагивал мелко, но явственно.

– Я с Джонни… Джоном Стокером приехал. Он приставлен ко мне администрацией Зеленой Зоны…

И смотреть в глаза генерала. Преданно смотреть, не отрываясь. В конце концов, Лукаш ведь должен был перед поездкой выяснить, насколько опасный человек этот сбежавший генерал.

– Я просто хотел взять у вас интервью, Олег Данилович. Правда. Вы… Вы такой человек… Когда я узнал, что вы… что вас можно найти здесь, то… это… вас же столько лет пытались отыскать, а тут такая возможность… Вы же в колоде есть, вот… – Лукаш резко потянулся рукой к карману, потом, спохватившись, замер, пошевелил пальцами в воздухе и медленно-медленно достал карту из кармана. – Вот, посмотрите… Вот…

Лукаш бросил карту Колоухину, карта не долетела, упала на пол, генерал наклонился за ней, не сводя взгляда с журналиста.

– Вот видите! – Лукаш позволил себе улыбнуться. – Вот вы на карте, семерка пик… извините… С другой стороны – не шестерка же, правда?

Колоухин молча рассматривал свое изображение на карте. И снова скрипел зубами.

– Вообще-то когда гадают, – сказал Лукаш, – то пиковая семерка – это неожиданность, обман… или еще спор, тревога, беспокойство… вот. А когда с этой семеркой выпадает валет, то получается предательство друга… извините…

Петрович все-таки гений. Почти. Когда придумывали эти карты, кто-то предлагал поместить генерала на шестерку, но Петрович сказал, чтобы на семерке. Чтобы, как в старом анекдоте про всемирный конкурс лохов – второе место, потому что лох. И Петрович не ошибся, Лукашу у Петровича еще учиться и учиться.

Петрович, правда, сейчас в Зеленой Зоне, в прохладном офисе корпункта, а Лукаш совсем рядом с генералом Колоухиным. И настроение генерала, и без того не очень хорошее, становилось все хуже и хуже. С одной стороны – это увеличивало вероятность его ошибок, с другой – могло отразиться на самочувствии Лукаша.

Ладно, в конце концов, за это Лукашу платят.

– Кто тебе сказал, где меня искать? – безжизненным голосом спросил Колоухин.

– Мой шеф… глава корпункта, – ответил Лукаш. – У него связи… Сказал, что по пьяному делу ему один чудак… чуть ли не из госбезопасности… проболтался. Петрович поначалу хотел просто сдать… пятьдесят тысяч евро на дороге не валяются, но потом решил, что интервью будет интереснее… Рейтинги и все такое, вы понимаете, наверное…

– Понимаю… – процедил генерал. – То есть ты приехал только для того, чтобы взять у меня интервью?

– Так я вам об этом и толкую! – обрадовался Лукаш. – Вы ответите на мои вопросы, я уеду, а вы… вы можете отсюда скрыться. Разве плохо? Вас бы все равно здесь нашли. Разве лучше было бы, чтоб сразу за вами нагрянули…

– Пятьдесят тысяч… – пробормотал генерал. – Значит, пятьдесят…

– Если честно… – Лукаш замялся. – Ну…

– Что? – спросил Колоухин.

– Не пятьдесят… Если бы пятьдесят, то я, может… деньги, понимаете ли, они… Я не удержался и позвонил к нашим миротворцам… а они сказали, что информация устарела…

Пауза. Теперь важно сделать паузу, чтобы хозяин дома мог как-то отреагировать. Если человек закрылся угрюмым молчанием, то эмоционально раскачать его – трудно, очень трудно, а вот если втянулся в диалог… Вот тут все и начнется. Паузу можно тянуть вполне мотивированно – журналист ляпнул что-то, не подумавши, спохватился, испугался и замолчал. И молчит-молчит-молчит…

– Что значит – информация устарела? – не выдержал наконец генерал. – Меня уценили?

Перед «уценили» голосок у него дрогнул. Еле заметно, но Лукаш эмоцию уловил. Ждал, потому и зацепил. Теперь – тянуть. Легонько, не дергая.

– Нет, не уценили… – Лукаш улыбнулся виновато и пожал плечами. – Вообще… ну, то есть… не нужно вовсе… Не до того.

– Как?..

– Вот и я не поверил, подумал, что они врут, чтобы не платить. Перезвонил в посольство, объяснил, а мне – не нужно. На кой, извините, ляд, нам это старье… извините… Сам… э-э… подохнет… Так и сказали – подохнет.

Генерал провел рукой по своим волосам. Вздохнул глубоко. Выдохнул. Снова вздохнул.

Неприятно это, наверное, вдруг узнать, что тебя списали. Превратили в кучу дерьма, негодного даже на переработку. У генерала было в этой жизни две страсти: он очень хотел жить и безумно любил себя. Деньги ему тоже нравились, но чувство собственной значимости было все-таки на первом месте. И по нему сейчас генерал-майор огреб от всей души. Без сострадания и жалости.

Он столько лет прятался, два года провел в этой глуши, строил планы, разрабатывал варианты, а оказалось, что ничего этого не требовалось. Его даже убить не хотят. Он боялся, что его постараются похитить, вывезти, допрашивать, чтобы выдавить из него очень важную информацию… А оказалось, что…