Роман Злотников - Генерал-адмирал. На переломе веков Страница 13

Переселенческая программа также двигалась довольно успешно. Вокруг Магнитогорска и вдоль железнодорожных веток Магнитогорск — Николаевск — Акмолинск — Степной — Павлодар — Барнаул уже осели около полутора миллионов человек. Еще тысяч триста обустроились вдоль дороги Николаевск — Свинцовая гора, как назывался городок при руднике и медно-свинцовом обогатительном комбинате, расположенном в районе, где в мое время стоял казахский город Джезказган. В настоящий момент переселенческая программа полностью перешла на самофинансирование. То есть прием новых переселенцев осуществлялся за счет тех сумм, которые выплачивались уже принятыми ранее и посаженными на землю крестьянами в погашение полученных ими ссуд. Нет, девяносто процентов первоначальных расходов я не вернул и не верну уже никогда, но вот текущие закрывались вполне себе нормально. Даже с запасом. Поток поселенцев, утихший на второй-третий год программы, теперь, после кое-каких предпринятых мною мер, снова набрал силу и составлял около трехсот тысяч душ в год.

Кстати, Магнитогорском мои поездки теперь не ограничивались. И дело было не в одних переселенцах. Мои заводы нынче располагались не только в Магнитогорске, но и в других городах. Например, в Николаевске был возведен медеплавильный. В Павлодаре — завод строительных и мостовых конструкций, который поставили именно там, поскольку в ближайшие десять лет его основным рынком все равно будет Транссиб. Завод же сельскохозяйственного оборудования и инвентаря построили в Акмолинске. Кроме того, сейчас на нескольких станциях вышеупомянутых железнодорожных веток строилось аж несколько десятков достаточно крупных элеваторов самой современной конструкции, а при них еще и скотобойни, и промышленные холодильные базы, оснащенные холодильным оборудованием с компрессорами системы Карла фон Линдэ суммарной загрузкой на сто пятьдесят тысяч тонн мяса. Что позволяло полностью переработать весь отдаваемый переселенцами в счет погашения ссуды скот и не торопясь продать его на внутреннем и мировом рынках. Ставка на урожайность целинных черноземов меня не обманула, и я уже диктовал на внутреннем рынке цены на зерно, мясо и масло, да и на цены в Европе моя торговая компания также оказывала заметное влияние.

Однако большую часть времени я проторчал в Магнитогорске. Основной заботой был военно-промышленный сектор моего холдинга. С пороховым заводом все было в порядке. Он сразу строился под менделеевскую технологию пироколлоидного пороха, на который должны были в скором времени перейти и казенные пороховые заводы. Так что мы уходили от производства гигроскопичного пироксилина и переходили на более стойкий и технологичный пироколлодий. Тем более что серной и азотной кислоты для его производства под боком было достаточно — чай металлургическое производство рядом… И к настоящему моменту на нем уже устанавливалось оборудование. На оружейном же и артиллерийском заводах еще только строились корпуса. Причем на артиллерийском одновременно со стройкой вовсю шли опытно-конструкторские работы.

Дело в том, что я наконец-то решил пустить в ход все свои прошлые знания и сейчас собранная мною группа молодых офицеров-артиллеристов и инженеров с технологами занималась разработкой артиллерийских орудий в рамках конкурса, объявленного мною же по праву начальника Главного артиллерийского управления. Так называемая «прогрессивная» пресса уже объявила этот конкурс фарсом, а его итоги предопределенными, но мне было на это наплевать. Ну да, мои орудия с почти стопроцентной вероятностью выиграют, но вовсе не потому, что я сам буду определять победителя, а потому что они совершенно точно будут самыми лучшими, ибо конструкторскую группу подпираю я, опираясь на опыт следующих ста лет развития артиллерии. Пусть мой опыт неполон, не всеобъемлющ, да еще и непонятно, как его использовать при современном уровне развития технологий, но у других нет и такого. И кто что может этому противопоставить? Да и многое доступно уже сейчас. Например, та же грабинская ЗиС-3, на базе которой и разрабатывался наш начальный образец, собиралась в условиях войны руками полуголодных пацанов и женщин, то есть не слишком квалифицированного персонала, и при ее изготовлении практически не применялись высококачественные легированные стали. Вот и здесь как-нибудь приспособимся.

Кроме того, на мою победу в конкурсе должно было сработать и то, что я собирался представить не просто один-единственный образец, а… комплексную систему полевой артиллерии. В принципе конкурс проводился именно на легкую полевую пушку. Причем калибром ее был избран восьмидесятисемимиллиметровый. По поводу калибра я думал долго. Очень. В конце концов, мое решение определит магистральную дорогу развития русской артиллерии на ближайшие лет пятьдесят. Так что поразмыслить надо было крепко. Нет, не будь у меня артиллерийского образования, я бы, вероятно, особенно не задумывался. Чего тут думать-то? Самым массовым калибром полевого орудия русской армии на протяжении обеих мировых войн оставались три дюйма, то есть семьдесят шесть и две десятых миллиметра. Так что бери и пользуйся. Чем плохо-то? Самое массовое орудие во всей истории артиллерии — знаменитая грабинская ЗиС-З, которую я и избрал в качестве прототипа, — обладало именно таким калибром и отлично себя проявило. Но… скажем, осколочно-фугасный снаряд у орудия калибра восемьдесят пять миллиметров весит девять килограммов против шести с половиной у трехдюймовки и имеет в полтора раза больший заряд взрывчатого вещества. Да, больший калибр означает меньший возимый боезапас и более тяжелую конструкцию, но русские артиллеристы и до этого года, и после, например в начале Первой мировой, имели проблемы с боезапасом, которые никак не были связаны с весом снарядов. Что же касается тяжелой конструкции, я считал вполне возможным даже с имеющимися технологиями удержать вес орудия в боевом положении в пределах одна и три — одна и четыре десятых тонны. Русская же трехдюймовка образца 1903 года, как я помнил из занятий по военной истории, весила приблизительно столько же. Так что здесь, будем считать, получается равенство. А фугасное и осколочное действие восьмидесятисемимиллиметрового снаряда куда мощнее. Тем более что, скажем, во Вторую мировую нам пришлось прямо в процессе боевых действий менять калибр и зенитных, и танковых орудий с семидесятишести- на восьмидесятипятимиллиметровый, а немцы со своим восьмидесятивосьмимиллиметровым спокойно прожили всю войну. Так чего не помочь потомкам? Разворачивать массовое производство орудийных стволов нового калибра — не очень-то тривиальная задача даже в мирное время. Вот я, основываясь на том, что главным полевым орудием русской армии в настоящий момент являлась полевая легкая пушка образца 1877 года калибром в три и сорок пять сотых дюйма, то есть восемьдесят семь миллиметров, и объявил новый конкурс на новую пушку того же калибра, но уже под унитарный патрон с бездымным порохом.

Вся система полевой артиллерии, по моим прикидкам, должна была состоять из двух дуплексов, о принципах разработки которых в это время никто пока даже не подозревал. Первый будет из двух орудий — пушки уже упоминавшегося калибра в восемьдесят семь миллиметров и максимально облегченной короткоствольной гаубицы калибром сто семь миллиметров, использующих один и тот же лафет. Эти орудия должны стать массовыми и состоять на вооружении, начиная с уровня дивизий. А может, даже и полков. Конечно, калибр сто семь миллиметров для гаубицы несколько маловат, но немцы обе мировые войны прошли со стопятимиллиметровой гаубицей в качестве основного полевого орудия. Так что и мы справимся. Если денег хватит. Зато выигрыш в унификации лафетов получается значительный. А более крупный калибр потребует утяжеления лафета, иначе тот окажется недостаточно прочным и надежным.

Второй дуплекс также состоит из пушки, но калибром сто двадцать миллиметров, разработанной на базе морского орудия Канэ, и гаубицы калибром сто пятьдесят два миллиметра. Он предназначен для вооружения корпусной артиллерии и отдельных артполков более высокого подчинения. Все эти калибры в русской армии уже существовали, но орудия под них были очень разнобойными — от современных, образца 1877 года разработки Круппа, до переделок чуть ли не из медных гладкоствольных пушек.

Вообще, что касается условий конкурса ГАУ, на меня было вылито очередное море грязи. Сейчас все артиллерийское сообщество было буквально очаровано французской идеей «универсальной пушки». Французы предложили изничтожить разнообразие калибров полевой артиллерии и создать одну-единственную, но совершенную пушку. Легкую, скорострельную, мобильную и делающую на поле боя все! С одним-единственным, но совершенным снарядом, в качестве которого они выбрали шрапнель со взрывателем, устанавливаемым как «на подрыв», так и «на удар». В последнем случае шрапнельный снаряд должен был играть роль фугасного. А что, мощность используемых в артиллерии зарядов и зарядов для снаряжения снарядов с переходом на бездымные порохи резко возросла — значит, те же самые задачи, для которых ранее использовались более тяжелые пушки, можно выполнить меньшим калибром. При меньшем калибре пушка получится легче и скорострельней. За счет скорострельности же можно добиться успеха и там, где калибр будет недостаточным. А сколько выигрышей сулит возможность производства только одной пушки и одного типа снарядов! Да это просто фантастика!..