Александр Тестов - Пулковская цитадель Страница 13

Пальцы разжались, и он ощутил тепло рукоятки. Никодим привстал, упер локти в колено, прицелился.

— А ну стой!

Спецназовец не отреагировал. Он продолжал тащить свою ношу.

— Стой! Я буду стрелять!

Едва заметное шевеление сбоку. Никодим скосил взгляд.

— Это он… — прошептал второй в штатском, — стреляй… ну что ты…

Враг замер. Ствол в его руках дернулся, и Никодим выстрелил. Четыре раза подряд, пока затворная планка не отскочила назад. Магазин был пуст. Молодой человек отчетливо видел, как все его пули достигли цели. Спецназовец разжал левую руку и выпустил ногу трупа. Никодим упал, а автоматическая винтовка начала отсчитывать гильзы. Три секунды — и грохот стих. Остались только крики и вой пребывающих в ужасе людей.

— Паря… — простонал очнувшийся раненый, и прямо к лицу Никодима прикатилась брошенная по скользкому полу обойма. Это было спасение.

Никодим быстро перезарядил пистолет — удачно. Спецназовец сорвал с разгрузки гранату, выдернул чеку и отжал скобу. Через прозрачное забрало было хорошо видно его перекошенное в злобной ухмылке лицо. Его сияющие красные глаза…

Никодим вскинул оружие. Он целился в руку с гранатой. Одна за одной он вгонял пули в плоть безумного врага. Тогда ему казалось, что все восемь свинцовых игл попали в цель. Рука спецназовца разжалась, и стальной кругляш ударился о пол, расколов кафельную плитку.

Никодим совершил почти цирковой трюк — отпрыгнул, словно лягушка, — взрыв! Горячая волна ударила по ногам и с силой отбросила его в стену. На этот раз слух отключился первым, затем потух взор, а следом и мозг отказался воспринимать действительность. «Как там Катя?» — только и успел подумать он.

Завывания и крики стихли. До слуха доносились лишь приглушенные стоны людей. Помещение наполнилось дымом. Никодим лежал, распластавшись на полу, и вставать ему не хотелось. Нахлынуло чувство усталости и полной отрешенности.

Через какое-то мгновение на потолке что-то завыло, загудело… Повеяло прохладой, дым стал быстро улетучиваться из помещения. Система вентиляции быстро сделала свое дело.

Люди потихоньку приходили в себя. Вставали на четвереньки, отползали, шурша осколками битой посуды, в стороны от трупов.

— Никодим. — Он услышал ее голос. Почти родной… ставший для него родным за этот долгий день.

— Ой, — отозвался он и поднял руку. — Катя, я тут.

Девушка подскочила, нежно положила ему руки на спину.

— Ты как?

— Нормально… живой…

— Встать сможешь? Давай помогу.

Он перевернулся на бок, и она, бережно поддержав его, помогла подняться.

— Везет же нам с тобой, Катерина, — через силу улыбнулся Никодим, — не день, а сплошное приключение.

— Не смешно. Пойдем сядем… так, осторожно. Хорошо.

— Да нормально, Катя. Нормально. Идти могу. Они дохромали до окна и уселись прямо на полу, прислонившись к стене.

— Мда… — Никодим оглядел мрачную картину побоища. — Что же это за чертовщина творится?

— Самой интересно, — буркнула Катя. — Война? Террористы?

— Если война, то почему нас не предупредили? Его взгляд упал на полицейского в штатском.

Тот с трудом поднялся, огляделся, покачал головой и принялся кого-то вызывать по рации.

— Семыныч?! Семеныч?! Мать вашу, что у вас там? — он буквально орал, видимо контузило мужика при взрыве. — У меня тут полно трупов… Прием! Есть раненые! Медиков срочно! Прием! Как слышишь меня?!

— Главное — живы, — сказал Никодим девушке. Именно сейчас ему захотелось сказать эти слова. То ли ее поддержать, то ли себя убедить… Чертовски хотелось верить, что все наконец закончилось!

Невольное затишье прервали жалобные стоны и писк рации. Они сидели молча, прислонившись к стене, а за окном горели уличные фонари и нет-нет, да проезжали машины. На все было плевать. Усталость и физическая, и эмоциональная придавила, отяжелила кости. Чудовищно хотелось пить, но встать и сходить было невмоготу.

Вынужденное затишье оказалось недолгим. Полицейский в штатском (точно мужика контузило, орал на весь ресторан) докричался до начальства, и вскоре зал вновь наполнился медиками и полицейскими. Любопытство съедало изнутри, хотелось знать, что же творится вокруг. Ну ладно, падение самолета и пожар в аэропорту — это можно было объяснить. В конечном счете, самолеты падали всегда. Но что за сумасшедшие люди устраивают огнестрельный переполох? И если первого — в кожаном пиджаке — Никодим про себя списал на террористов, такое тоже может быть, то как объяснить сорвавшегося с катушек полицейского. Тут к бабке не ходи, что-то не чисто!

Его, а заодно и Катины сомнения неожиданно развеяли сами полицейские. Уж больно громко орал контуженный.

— Что у вас там произошло?

— Трое из прибывшего спецназа…

— Что?

— Я говорю, трое из спецназа вдруг начали стрельбу, — повысив голос, ответил полицейский с погонами капитана. — Ворвались в вестибюль… двоих охранников сразу порешили, а потом без разбору по всем начали…

— Я вначале охренел! — вставил второй, в штатском. — Бесовщина какая-то.

— Ну, мы двоих угомонили, — продолжил капитан, — а третий… е, Саня, ты не поверишь! Он своего напарника, уже мертвого, за ногу схватил и в ресторан поволок.

— Видел! А вы чего его не уложили?! — возбудился контуженный.

— Так чего-чего? Мы пока перезаряжались, он, гад, к вам рванул.

— А-а-а, он, падла, Кольку из седьмого отдела… вон без руки лежит… уже отмаялся. И четверых прямо у дверей всех положил.

— Да ты не ори.

— Чего?

— Да-а-а, видно здорово тебя приложило.

— Спасибо вон тому парню. — Контуженный ткнул пальцем в Никодима. — Завалил придурка.

— Из наших?

— Нет вроде.

Капитан подозрительно посмотрел на парочку, а затем решительно подошел.

— Капитан Скворцов, предъявите документы.

Никодим лениво полез во внутренний карман, извлек заграничный паспорт.

— Так. Хорошая у вас фамилия, Никодим Александрович.

— Обычная фамилия, — пожал плечами Никодим.

— Служите?

— Нет. Отслужил уже.

— Где, когда?

— Давно, в пехоте.

— Срочная?

— Так точно.

— А этого, — капитан кивнул в сторону, — стало быть, вы пристрелили.

— Я. Так уж получилось.

— Понимаю. Извините, за беспокойство. — Капитан вежливо вернул документы.

— И что у тебя за фамилия? — спросила Катя, когда полицейский отошел.

— Настырный.

— Кто? — девушка не поверила.

— Я, Настырный Никодим Александрович.

— Очень приятно. — Она едва заметно улыбнулась и тоже представилась по всей форме: — Некрасова Екатерина Павловна.

— Будем знакомы. — Никодим улыбнулся в ответ.

Процедура уже который раз за сегодняшний день повторилась. Раненых перевязывали, убитых и тяжелых уносили. Следователи вновь принялись опрашивать всех — кто что видел и слышал. Вот толку от этой затеи было мало. Расспросы продолжались больше часа, после чего кто-то из чинов объявил, что можно покинуть здание. Интересно, из-за всего этого бардака тут такси теперь можно будет поймать? — озадачился Никодим, но Катя его не слушала.

Девушка резко отстранилась и решительно подошла к одному из полицейских. Никодим пошел за ней.

— Простите… — Полицейский обернулся к ней. — Мы тут слышали… это правда, что город якобы закрыли?

— Не якобы, а совершенно точно, — ответил лейтенант. — С утра было распоряжение.

— А почему?

— Карантин.

Катя пожала плечами.

— Не понимаю. Какой карантин? Целый город?

— Девушка, вы откуда взялись?

— Только что прилетела…

Лейтенант понимающе кивнул.

— Ну и напрасно. В городе уже несколько дней свирепствует вирус. Сегодня распоряжением президента город закрывают до особого распоряжения.

— А что за вирус? — из-за спины девушки спросил Никодим.

— А я почем знаю. Приказ есть приказ. Народу, говорят, много умерло… по телевизору передавали…

— Бред какой-то. — Катя обхватила виски. — Бред…

— Пойдем. Спасибо, лейтенант. — Никодим увлек ее за собой.

Вестибюль был в крови. Трупы, раненые и скользкие гильзы под ногами привели Катю в полнейшее расстройство.

— Я больше не могу… — Ее колени дрогнули.

Никодим едва успел усадить ее на стул.

— Дыши глубже. Вот так — хорошо. Сейчас рванем домой. Уже можно. Примем душ, и все встанет на свои места.

— А мама?

— Конечно — мама прежде всего. Поедем сейчас к маме. Она у тебя где живет?

— На «ваське».

— Ого! — Никодим едва не присвистнул. — Не близко.

— Который сейчас час?

— Почти девять.

— Поздно. — Она выдохнула так тяжело, как будто внутри нее порвалась какая-то жизненная нить.