Al1618 - Чужой среди своих. Чужой среди своих Страница 14

— Ты неправ Константин Батькович…

— Иванович я — Ик! Да чего это туда, Ик!! Намешали… Но ты меня просто Кругляш зови…

— Так вот, росомаха зверь серьезный, с ней и твой Медвед связываться не рискует, а еще у нее характер озорной. Если глянешься ты ей — все, вали куда подальше, житья не даст. Ничего не боится, любые запоры открывает, что твой домушник, а что открыть не сможет — сломает, силы у нее немеряно. Но это если баловства ради, а вот если она на тебя в охоту выйдет… тут уже не шутки, свалится с дерева и будет когтями рвать, опомнится не давая. Хорошо хоть этот зверь на человека всерьез не охотится, он больше поозоровать.

— Все, убедил — росомаха зверь сурьезный, не чета косолапому… Тот неповоротлив, а эта сама ловкость и стремительность…

— Вот ведь… охотничек из тебя Кругляш… Ты только не вздумай на это рассчитывать, слышь — не вздумай, если доведется с ведмедем встретится. Он на прямой внедорожник обгонит — больше шести десятков километров дает, лося в чаще догоняет… эх, совсем вы там, в городе, зверя уважать разучились, за периметром вашим, прям как дети малые.

— Все. Понял. Не сурьезных зверей не бывает, неправильный подход выберешь — тебя и хомячок загрызет. Так?

— Голова! Видать ума много раз такая большая. За это надо бы…

— Ага, наливай!

— Будьмо!

— Так что же там не так со следом тем росомашьим было?

— Да не росомаший, похож только, тем более в полтора раза крупнее. А так — всем он отличался. Вот как лист каштана от листа клевера отличаются, вроде тоже похожи окромя размера, а не спутаешь. Размер, впрочем, настораживал, не то слово, такая зверюга так близко к селу… Она ведь мясцом питается и на ее вес мяса надо много. Вот и подумалось мне, что он уже давно меня учуял и смотрит, свежий след-то. А тут бежать нельзя, и отступать нельзя — зверь эту территорию наверняка моей считал, мои ловушки смотрел, начнешь уходить — совсем обнаглеет, попробует свое превосходство показать. Вот и пошел я вперед, глупо конечно, но какой-то кураж нашел. Думал, что если так нагло на него попру, то он может и на попятную пойти.

Петрович покрутил в руке граненый стакан, рюмки уже некоторое время были признаны «несерьезной посудой и попасть сложно», заново переживая свою опрометчивость. Я про себя прикинул источник его «куража», похоже, если он так каждый день отдыхает, то…

— Так вот, тулку свою верную перезарядил, ясен пень. В один ствол картечь «пятерку», в другую — пулю, хорошая у меня была — шарик от подшипника свинцом залитый. Оба курка взвел, так чтобы в случае чего… да и попер буром. Недалеко впрочем, прошел, аккурат вдоль овражка буреломом доверху засыпанного прошелся, малинник обошел и тут ОН. Стоит. Смотрит.

— Неужто шмальнул?!

— Да ты что! Хотя до него метров пятьдесят было, дистанция самая что ни на есть… Но у меня даже мысли такой не возникло, руки сами опустились, и вообще все как-то стало далеко… мелко что ли…

— И каков он?

— А не запомнил толком ничего — глазищи только громадные, на пол лица, будто у ребенка, в самую душу заглянули. Уши все время шевелятся, на жеребячьи похожи. Голова круглая, кошачья, все остальное в шести скрыто, шерсть серая, были черные пятна, но родные или просто тень от листьев не понять, даже мужик или баба не разглядел.

— Так немудрено, зверь же к тебе грудью стоял? Что так разглядишь…

— Какой зверь? Или хотя… в общем стоял он как мы, на задних и ни на что при этом не опирался. Так что не будь шерсти увидел бы наверняка, если там было чего… Впрочем никаких сисек тоже не висело.

— Ну а потом то что? Может он тебе еще и сказал чего?

— Нет, не удостоил… Посмотрел на меня секунду, головой покрутил и ладошкой так от себя ко мне махнул, будто отталкивая.

— А ты?

— А что «я», развернулся да и пошел, как пришел.

— К зверю спиной повернулся?! — удивленный возглас хоть и был «в тему», но получился совершенно искренне. Событие все больше приобретало прям-таки мистическую окраску.

— Ты это… Не называй его больше зверем, а то сразу городского за версту видно, хоть вроде и человек с пониманием… — Петрович решительно влил себя еще остававшееся на дне стакана, и продолжил — Ничего я тогда вокруг не видел, тишина и покой на душе были. Только когда до овражка дошел — почувствовал, что что-то не то. И ведь не сразу даже понял, в чем дело — тулка моя, неведомо как за спиной оказалась, курки спущены. И когда я это все сделать умудрился, ума не приложу… — Петрович, задумчиво поискал ответ на дне пустого стакана и, спохватившись, потянулся за четвертью.

А дальше пришлось воочию убедиться в словах первого шефа, говорившего — «как это «не помню, пьяный был», не бывает так чтобы не помнил, бывает, что вспоминать не хочется, стыдно потому что».

Словом, вспоминать, что было дальше не хочется многое. Тем более что достижения современной фармакологии сдались перед мудростью зеленого змия, а вот мгновенно это произошло или постепенно, восстановить не удалось. Зато все остальное вспоминалось потом, с немалым стыдом, но вспоминалось.

Например, как двоим, крепко хильнувшим мужикам, захотелось еще догнаться и они поперлись через все село к Морковне у которой был самый забористый самогон. Причем, просто так им идти было скучно и в итоге они вовсю подбадривали свое перемещение исполнением арии князя Игоря. Выбор репертуара, судя по всему, принадлежал мне, поскольку Петрович слов не знал и только подвывал мотив.

Загадочная Морковна с исконным женским долготерпением наблюдала четыре попытки штурма собственных ворот, сопровождавшихся громогласными военными советами на тему — куда они открываются и не проще ли будет перелезть. В итоге ворота пали (хорошо хоть не буквально) под скоординированным натиском и решительными усилиями, а хозяйка, поигрывая дубовым засовом от хлева из сотого бруса, смогла вежливо поинтересоваться — «чего надо, гости дорогие».

Простой вопрос вызвал некоторое замешательство, поскольку в пылу штурма цель его несколько подзабылась. Выяснение цели мероприятия могло сильно растянутся, а то и вовсе иметь непрогнозируемые и особотяжкие последствия, хотя-бы по тому, что среди рассматриваемых вариантов были и предложения как руки и сердца, так и более конкретных истосковавшихся по женскому вниманию частей мужского организма.

Впрочем Морковна оказалась слишком опытной, чтобы принимать в серьез пьяные обещания (оно и хорошо, как вспомню этот сотый брус привычно лежащий на сгибе локтя женской ручки, мало отличающейся от Лидочкиной ножки, так и вздрогну), и четко знать — чего им (мужикам) на самом деле надо. В итоге новая четверть (по цене бутылки хорошего коньяка) со словами — «вот, на карбиде настоянный!» появилась как по волшебству, задолго до того как «совет в филях» пришел к единому мнению.

Потом была какая-то древняя бабка которая, нервно крестясь, всунула нам полбочонка «совершенно изумительной капустки»… Потом Петрович громогласно уверял что Хозяин — его лучший друг… и Колобок его лучший друг… И вообще, во всем мире между людьми должен царить мир и уважение. Вот Колобок меня уважает… «И я тебя уважаю!»… «И ты… А ты это кто?»… В итоге, методом бесконечной рекурсии, все же пришли к решению что — «все друзья должны друг друга уважать, а те кто тебя уважают — это и есть настоящие друзья».

И в итоге, всплыло сакраментальное — «вот мы хорошо сидим, а Хозяин и лучший друг Петровича — в лесу. Получается, что неуважение мы к нему проявляем». В итоге, прихватив с собой недопитую четверть и остатки на дне бочонка «замечательной капустки», два закадычных друга поперлись в лес.

К Хозяину. Уважение оказывать.

Осознание своего места во вселенной вернулось рывком. Вовремя. Хотя и все равно безнадежно поздно. Оглядев разом протрезвевшего Петровича, на его побелевшей физиономии увидел отражение схожих с собственными мыслей. Из позитивного было только то, что хотя-бы стволы мы умудрились не забыть, на чистом рефлексе надо сказать, на этой милой планете с оружием даже в спальне расставаться не стоит. Итого: «Астра» у меня, двенадцатого калибра вертикалка у Петровича. Все остальное, начиная от экипировки и заканчивая где-то потерявшимися бутылкой и закуской — в минусах.

Пожалуй, настало время успокоить совесть каким-нибудь зароком — «если выживу, то больше НИКОГДА не буду мешать психотропное со спиртным, чтобы там не писали в инструкции по применению…».

Самое поганое в ситуации — занесло нас довольно далеко, что, надо сказать, само по себе было чудом объяснимым только тем, что местные обитатели явно ох… охренели, от такой наглости, когда парочка упившихся в стельку ввалились в их лес, ругаясь как сапожники и разя во все стороны перегаром. У пьяных и влюбленных, говорят, есть персональный ангел хранитель, а с сумасшедшими не рискует связываться даже голодный хищник. Наверно боится заразиться.