Александр Трубников - Меченый Маршал Страница 14

У Дмитрия отнялся язык. Он еще раз замахнулся на съежившегося в ожидании удара толстячка, но не ударил, а хорошенько встряхнул его за шиворот и тоном, не допускающим ни малейших возражений, произнес:

— Машину разобрать. Мальчишку и мотальщиц — в дворовую прислугу, и не выпускать из замка. Тебе всыплем горячих, но так, чтобы вилланы не видели, и я обо всем господину герцогу доложу. Лгать ему не могу. Так что твоя и моя судьба будет в его руках. Кстати, о какой еще свадьбе ты тут заикался, вражий сын?

Оставив перепуганного плута наедине со своими мыслями, Дмитрий покинул давильню, и вернулся в замок.

А еще через пару недель, когда Дмитрий вновь приехал в Фивы по какому-то очередному «чрезвычайно неотложному делу», улучив минуту, к нему подошел старик-кастелян, и произнес длинную и путаную речь, полную намеков и красноречивых недомолвок. В конце концов, он отбросил придворное словоблудие, и доверительно сообщил, что если сир Дмитрий Солари, шевалье де Вази обратится к герцогу с просьбой руки и сердца его любимой племянницы, то, скорее всего, получит согласие, и будет благословлен своим государем. Только вот, перед этим, конечно, ему стоило бы перейти в лоно римской церкви.

Капеллан фиванского командорства ордена Храма, отец Фрицци, к которому Дмитрий прискакал через несколько дней, внимательно выслушал его просьбу, и согласился провести обряд причастия, а вслед за ним и обручения. Несмотря на непрекращающиеся споры о символе веры между римскими папами и константинопольскими патриархами, католическая церковь не считала православие грехом, признавала крещение греческим чином, и не требовала от обращенных покаяния.

Исповедь, причастие, и месса произвели на Дмитрия неоднозначное впечатление. С одной стороны, песнопения братьев-тамплиеров, крестный ход, да и вся обстановка в недавно отстроенной часовне со стрельчатыми окнами и яркими цветными витражами, ничем не напоминала с детства привычные тяжелые греческие молебны. Но с другой, стороны, после проникнутой духом смирения и покаяния православной службы это действо, не воспринималось до конца всерьез. Впрочем, жизнь Дмитрия была столь насыщена любовью к Анне и мирскими заботами владетельного сеньора, что он об этом не особо задумывался.

В следующее воскресенье после причастия, с согласия герцога, там, же, в часовне фиванского командорства, Анна и Дмитрий были обручены.

Узнав об обручении Дмитрия с Анной де ла Рош, де Фо, несмотря на то, что был чрезвычайно занят устройством дел в Морее, прислал для восстановления замка каменотесов ордена, которые только что окончили ремонт одного из фортов на Пелопонессе.

Те прибыли большой коммуной, с женами и детьми. В первые дни после приезда, испросив разрешения у сеньора, они разместились неподалеку от донжона, наскоро срубив себе несколько деревянных домов с соломенными крышами, и приступили к главной работе.

Каменотесы разделялись на несколько бригад по специальностям. Одни сразу же отправились на ближайший мраморный карьер, затем, найдя поблизости скалистые холмы, определили место для каменоломни, и, с боем получив у Ставроса в помощь несколько десятков крестьян, приступили к заготовке камней, глины, песка и извести, которые они свозили к донжону, и укладывали у подножия холма.

Одновременно с этим два мастера-каменщика внимательно исследовали холм, на котором стоял донжон, затем долго и основательно, от подвала до крыши, изучали само строение. Обследовав все и вся, они начали колышками размечать фундаменты будущих построек.

Перед тем, как положить первый камень, старшина, испросив у Дмитрия личной аудиенции, осведомился вполголоса, какой знак сеньор прикажет начертать на краеугольном камне будущей постройки, добавив, что этот же знак, согласно традиции, будет высечен на внутренней стороне замковых камней главных ворот, входа в дом, и арки подземелья.

Увидев, что Дмитрий находится в затруднительном положении, он посоветовал ему поступить как многие сеньоры — собратья ордена, и выбрать в качестве эмблемы тамплиерский крест, разместив в его центре собственную эмблему. Дмитрий так и поступил, выбрав эмблемой родовой оберег — солнечное колесо. Еще немного подумав, он приказал деревенскому кузнецу нанести ее и на медальон, который передал ему де Фо.

Не прошло и года, как небольшой замок — с высокой сторожевой башней, пятиаршинными стенами, на которых мог свободно пройти человек, рвом, глубоким, хоть и не заполненным водой, был готов. Внутреннее его устройство тоже было хорошо продумано и добротно исполнено. В глубине подвала, несмотря на то, что строение разместилось на господствующем над местностью холме, был выкопан и обложен камнем глубокий колодец, так что даже при осаде не было недостатка в воде.

Часто навещавшая своего жениха Анна, по особой просьбе получила светлую и просторную галерею, в которую она собиралась после свадьбы перевезти из Фив свою большую коллекцию скульптур и мозаик, чтобы организовать мусеум.

Во время постройки один из лионцев, тот, что возглавлял каменщиков, кладущих стены, неожиданно поскользнувшись, упал, вроде бы и не с большой высоты, но так неудачно, что сломал себе шею, и тут же испустил дух.

Похороны организовали по местному обычаю — не на третий, а на следующий день. Как требовали правила тамплиеров, из Фив на отпевание на посланной в ночь повозке прибыл капеллан.

После похорон Дмитрий, присутствовавший на кладбище по обязанности сеньора, и из уважения к ордену, обратил внимание на то, что каменотесы под наблюдением отца Фрицци устанавливают на могиле изготовленную за ночь мраморную надгробную плиту. Заинтересованный, он подошел поближе, чтобы лучше разглядеть изображенные на ней знаки.

На узком и длинном куске мрамора, было высечено изображение восьмиконечного креста, без упоминания каких бы то ни было дат и имен. Правда, у самого ее основания ему удалось разглядеть странный знак — насколько он, наблюдая за мастерами, начал разбираться в строительном деле, там были высечены циркуль и мастерок. Еще раз подивившись, Дмитрий не стал ни о чем расспрашивать заметно напрягшихся при его появлении каменотесов-тамплиеров, и отправился на фехтовальные занятия, которые проводил каждый день, готовясь к надвигающейся войне.

Закончив работу, каменотесы быстро собрались в путь, и, не оставив за собой ни соринки, отправились в порт Лариссу, где их ожидал присланный самим Великим Магистром неф. Они должны были принять участие в работах по укреплению нынешней столицы Иерусалимского королевства, Акры, которая после падения Святого города стала главной твердыней ордена в Святой Земле.

А война с греками была не за горами. Отпущенный из плена князь Ахайский, Гийом де Виллардуэн отправился в Рим, где папа освободил его от данной басилевсу Михаилу Палеологу вассальной присяги. После возвращения в Андравиду, князь немедленно изгнал за пределы Пелопонесса греческого наместника, и возвратил себе отданные по договору крепости, которые строили его старший брат и отец — Мистру и Герак, заодно изгнав ромеев из Лакедемона, Монемвасии и Великой Майны.

К концу 1262 года на западе полуострова Пелопонесс греки и горные славяне — мелинги, восстали против Виллардуэна, а Михаил Палеолог, чтобы покончить с франками в Морее, морем отправил на покорение франкского княжества армию, из пяти тысяч наемников — турок иконийского султаната.

Получив известие о высадке греческой армии, герцог де ла Рош, взяв с собой небольшое число рыцарей, выдвинулся для защиты тылов в сторону Фессалоник, а основное войско под командованием фиванского соправителя — барона де Сент-Омер, отправил в Коринф, где держал знамя князь Гийом.

Вместе с Сент-Омером убыл и Дмитрий, который на второй день после известия о начале войны, привел в Фивы весь свой отряд, оставив на охрану Вази лишь ле Бона с его оруженосцами. Бургундцу было поручено приглядывать за греческими крестьянами и не допустить восстания.

Теперь, по прошествии двух лет, возвращаясь в свой замок с победой, богатыми трофеями и пленниками, Дмитрий размышлял с тревогой, что его ожидает дома.

Из ворот замка появился мул, на котором восседал бравый управляющий. Даже издалека было слышно как он, всеми силами и немыслимыми воплями пытается пустить флегматичное животное в галоп — навстречу любимому сеньору. Уморительная сцена убедила Дмитрия, что все его волнения напрасны и Вази находится в полном порядке.