Туман между нами - Мери Ли Страница 14

– Почему сразу две базы разместили в одном городе?

Если судить по количеству людей на приеме президента, таких баз не так уж и много. Городов в штатах гораздо больше.

– Скажем так, раньше на это были причины. Сейчас они неактуальны.

Вроде и ответил, но я ничего не поняла.

Всё как всегда.

Идем по парку, впереди вижу высокую стену, которая никак не вяжется с пониманием "старого мира", её построили уже после. До слуха доносятся звуки машин, но они более громкие, чем у легковых.

– Что это? – спрашиваю я, указывая на стену.

– Защита для будущей жизни.

Замечаю, что стена обрывается и в этом месте вроде как работает техника.

– Не достроена, – тихо замечаю я.

– Пока нет, но я обязательно это исправлю.

Проходим дальше, и тут я вижу огромную церковь. Мы что – будем отмаливать грехи? У меня их достаточно, но я не готова к исповеди.

Военные поворачивают именно в направлении к убежищу верующих.

Вот черт, мы действительно идем в церковь. Как бы меня молния не поразила прямо на крыльце.

Входим в огромные двери, возле которых стоят люди в черной форме, при автоматах. И попадаем вовсе не на репетицию церковного хора. Огромный холл круглой формы, окна вытянутые, но тут нет никакой религиозной символики. Внутри церковь больше похожа на обычный офис, и тут много людей. Очень много и все они одеты в черное. По периметру стоят какие-то столы, на стенах между окнами висят карты, на каких-то есть пометки, другие же девственно чисты.

В основном тут мужчины всех возрастов, но есть и несколько девушек. Проходим сквозь толпу, все расступаются и здороваются с Нео и Закари, остальные трое куда-то пропали, а я этого даже не заметила. Они и Уилла с собой забрали?

– Где Уилл? – спрашиваю я.

Наблюдательность не мой конек.

В этот раз отвечает Нео, так как к Закари подходит высокая брюнетка.

– Его увели к докторам.

Надеюсь, он сможет оправиться от расставания с Руби.

Но я уже полностью теряю интерес к своему вопросу и вслушиваюсь в разговор брюнетки и Закари. Она пристроилась рядом с ним и спрашивает:

– Сегодня?

– Не думаю.

– Может, утром?

– Скорее всего, – отвечает он.

Я не понимаю, о чём они говорят вплоть до того момента, пока брюнетка не позволяет себе схватить его ладонь и сжать, томно смотря в холодные голубые глаза. А он ей улыбается и говорит, что ждет её утром.

Незадача. Полковник послала меня к нему в постель, сама не понимая, что там отнюдь не холодное местечко, вон та брюнетка вполне справляется со своими обязанностями сиськастой грелки.

Доходим до конца холла, Закари сворачивает налево, но его останавливает голос Нео.

– Обещание.

Закари оборачивается и устало проводит рукой по лицу.

Обещание? Про ловеласа? Надеюсь, они не будут тут доставать своих ловеласов, не хочу потом, чтобы мне снились ужасы пострашнее зараженных.

– Идем, – сдается Закари и меняет направление, теперь мы все идем направо.

Открываются двери лифта, и мы входим в него. Замечаю, что тут десять этажей вниз, и мы едем на самый нижний. С каждой секундой воздух становится тяжелее, волчонок начинает ворочаться. Лифт останавливается и выпускает нас. В шоке пялюсь по сторонам, это же клетки. В некоторых есть люди.

Тюрьма?

Что мы делаем в тюрьме? Меня посадят? Закари все же рылся в рюкзаке. С каждым шагом моя нервозность только возрастает, но я делаю вид, что поход по прохладному тюремному коридору вовсе меня не беспокоит.

Упираемся в конец коридора и сворачиваем направо и тут я слышу мужской голос… он поёт во всю глотку какую-то матершинную песню. Если бы её включили по ТВ, то там бы я услышала один долгий и протяжный писк. Останавливаемся перед гладкой стальной дверью. По сторонам от неё стоят двое военных, мне кажется, или они с благодарностью смотрят на Закари. Если заключенного закрыли здесь из-за отсутствия вокальных данных, то я принимаю это решение. Мои уши уже свернулись в трубочку.

– Свободны, парни, – говорит Закари, и военные, отдав честь, уходят.

– Открывай, – говорит Закари Нео, и тот отпирает дверь.

Теперь я слышу голос во всей его красе и могу сказать, что у певца голоса совершенно нет, но ему это не мешает получать удовольствие от своего звучания. Луч света простреливает темную камеру, и голос замолкает, а потом из тени, медленно переставляя ноги, выходит улыбающийся человек. Руки он держит за спиной, на нём только черные военные штаны и ботинки, сверху даже футболки нет. Светлые волосы едва скрывают уши, а зеленые глаза искрятся весельем.

Веселый заключенный.

– Это и есть ловелас? – тихо спрашиваю я, и взгляд блондина моментально фокусируется на моём лице.

– Всевышний сжалился надо мной и послал столь прекрасное создание, чтобы радовать мои глаза и…

– Рэнли, закрой рот, – говорит Закари, устало потирая переносицу.

Рэнли затыкается, но успевает подарить мне широчайшую улыбку, а потом переводит взгляд на Закари.

– Неужели великий и ужасный распугиватель моих похождений решил смилостивиться?

– Рэнли, ты подверг всех опасности, – серьезно говорит Зак.

Тут ловелас становится максимально собранным, улыбка исчезает.

– Я никого не подвел. Я запер двери.

– Ты ушел, когда не должен был этого делать.

– Она ждала меня, – упирается Рэнли.

– Кто "она"? – спрашивает Зак, без особого интереса.

– Жозефина, а нет, погоди, Жозетта. Нет, её по-другому звали. Чёрт, Зак, ты ведь знаешь, мне тяжело устоять перед женской красотой, – говоря это, Рэнли переводит на меня взгляд и снова улыбается. – Это как дышать, только лучше.

– Рэнли, в следующий раз я прогоню тебя.

– Ты не серьезно ведь.

– Серьезней некуда.

Закари разворачивается и уходит, а Рэнли, смотря ему вслед, говорит:

– Как будто сам не такой.

Закари оборачивается и, смотря на меня, командует:

– Идём.

Плетусь за ним, Нео идет немного позади, а Рэнли пристраивается рядом.

– Нас не познакомили, но, кажется, я тебя где-то видел.

– Я – Алекс.

– Ангельское имя.

Улыбаюсь его словам, перед глазами тут же всплывает образ Лексы. Я скучаю по ней так, как никогда ранее.

– Я всегда сестру Ангелом называю.

– У тебя есть сестра? – спрашивает Закари, продолжая возглавлять нашу процессию.

– Да.

Входим в лифт, и он оборачивается ко мне.

– Где она?

– Лекса осталась там.

– На восьмерке? – допытывается он.