Дмитрий Силлов - Роза Миров. Закон Дракона Страница 14

Стальные змеи на мгновение ослабили петли, сжимающие шею, и из груди парня вырвался страшный вопль, когда он почувствовал, как ледяная сталь вгрызается в корень языка. Но тут же крик перешел в бульканье. Горячий поток хлынул из образовавшейся раны, заливаясь в горло и обильно брызжа на новую одежду. Но захлебнуться в собственной крови Лису было не суждено.

Неторопливым движением руки мессир бросил отрезанный язык в жаровню. Трепещущее мясо мерзко зашипело на раскаленных углях. Понаблюдав, как корчится от нестерпимого жара кусочек человеческой плоти, мессир деловито засунул за веревочный пояс окровавленные нож и клещи. После чего он протянул руку и вытащил из жаровни металлический прут, расплющенный на конце в небольшую блямбу, сияющую от жара, словно крохотное солнце.

От нереальной боли и значительной кровопотери беспамятство уже заволакивало сознание Лиса. Но недостаточно быстро. Несчастный мысленно умолял всех Высших и Низших богов, чтобы они побыстрее забрали его душу… Но боги не спешили. Вероятно, им было интересно смотреть, как мессир медленно подносит огненную каплю к лицу своей жертвы, как резким движением просовывает железо в горло, по пути доламывая и без того раскрошенные зубы, и как от великих мучений сокращается в конвульсиях человеческое тело…

Но сам Лис уже не чувствовал боли. Когда страдания становятся запредельными, боги либо забирают страдальца к себе, либо милосердно гасят сознание. Последнее, что Лис осознал, был запах горелого мяса, ударивший в ноздри. Так же пахла деревня, сожженная драконом. Так же пах мертвый рыцарь и его лошадь…

Запах смерти.

«Скорее бы…» – пронеслось в голове Лиса, прежде чем он провалился в черную бездонную пропасть…

Тысячи ледяных игл кололи лицо, шею, грудь, руки. Но больнее всего было губам. Казалось, что иголки бьют по оголенному мясу, с которого только что содрали нежную кожу.

От этой боли он и пришел в себя. А может, от холода, неистово ломящего кости. Или же от ветра, назойливо теребящего ресницы, слипшиеся от слез и крови.

Разлепить веки было непросто, но Лис все-таки сделал это.

Над ним от края до края мира раскинулось небо с крупными звездами. Обе луны внимательно смотрели на парня с высоты, словно тревожась – не простынет ли он, лежа на земле под мелким ночным дождем?

Но Лису было все равно. Перед его глазами все еще стоял полутемный зал с троном из стальных змей и мертвое лицо мессира поверх крохотного раскаленного солнца.

Парень знал: стоит пошевелиться – и тело немедленно отзовется взрывом запредельной боли. Поэтому уж лучше лежать на сырой земле, смотреть в небо и ощущать, как дождь бьет по сожженным губам и как медленно, но неотвратимо подбирается ночная сырость к пока еще теплому сердцу.

Но умереть сейчас, лежа на мокрой земле, ему было не суждено.

Внезапно одну из лун загородило пламя факела, и Лис невольно прищурился.

– Слышь, бродяга, чего это ты здесь разлегся? – раздался над головой грубый голос.

Капля горячей смолы упала на лицо парня, он невольно дернулся – и тут сбылись самые худшие его ожидания. Боль, притаившаяся в его теле, вырвалась наружу. Адский огонь опалил горло. Парень застонал, зажал ладонями рот и принялся корчиться на земле.

– Может, у него падучая? – с сомнением поинтересовался другой голос. – Или же демоны вселились в этого бродягу и теперь мучают его изнутри?

– Самое лучшее средство от демонов и падучей – это веревка, – авторитетно заявил первый. – Была бы моя воля, я б всех этих нищих, бездельников и бродяг отправлял на виселицу сразу после поимки.

– Сразу нельзя, – вздохнул второй. – Какой же это закон будет, если сразу? Надо, чтоб судья приговор прочитал, тогда можно. А так чтоб вот после поимки и прямо тут же вешать – никак нельзя…

– Ладно, хорош трепаться, служивый. Давай-ка лучше глянем, что это за любитель загорать по ночам в луже…

Чья-то сильная рука ухватила Лиса за шиворот и рывком поставила на ноги. На запястьях парня сомкнулись стальные перчатки, рванули вниз, вынуждая оторвать от лица ладони.

Перед ним стояли двое стражников, закованных в стальные доспехи. Один из них держал в руке факел и пытливо заглядывал в лицо пленника.

– Разрази меня гром! – воскликнул вдруг факельщик. – Пусть Низшие прямо сейчас уволокут мою душу под землю, если это не тот же самый прохвост, которого мы упустили вчерашней ночью!

– Точно, он, – удивленно протянул второй стражник. – Похоже, выперли его из дома с фонарем, и теперь ему не миновать петли…

Насквозь промокшая рубаха облепила тело Лиса, словно саван мертвеца, вылезшего из полузатопленной могилы. Парня начало не на шутку трясти – нервная дрожь от пережитого и ночной холод сделали свое дело. Осколки зубов стучали друг о друга, и унять эту дрожь не было никакой возможности.

– Что это с ним? – немного испуганно спросил стражник.

– Демоны его изнутри мучают, – пояснил факельщик, отвешивая Лису тяжелый удар кулаком в живот, от которого парень согнулся в три погибели и снова рухнул в лужу.

– Это тебе за то, что убежал, – прошипел стражник. – А это – за то, что нам начальник стражи из-за тебя по два талера из недельного жалованья высчитал.

Новый удар – на этот раз кованым сапогом в лицо – заставил Лиса разогнуться, хватанув при этом раскрытым ртом грязи из лужи. Вонючая жижа хлынула в легкие, и парень зашелся в надрывном кашле. Факельщик, ярясь все больше, замахнулся для нового удара, но напарник остановил его.

– Хватит, Крос, – сказал он. – Ты забьешь его насмерть, а за труп беглого преступника никто не даст нам награды.

– Тоже верно, – с сожалением проговорил стражник, переводя дух – не такое уж это простое дело лупить преступников в полном пехотном доспехе. – Хватай его за одну руку, я возьму за другую – и потащили.

– Ну вот, если б ты его не бил, глядишь, он пошел бы сам, – вздохнул второй стражник.

– Вряд ли, – качнул тяжелым шлемом факельщик. – За этот год я уже третий раз подбираю беглых преступников неподалеку от дома с разбитым фонарем, и все в похожем состоянии. Не знаю, что там творится и почему городской страже запрещено переступать его порог, но по мне стоило бы перевернуть этот домишко вверх дном.

– Это еще почему? – удивился второй стражник, пыхтя и отдуваясь, – волочь безвольное тело по земле труд не из легких, даже если это тело подростка.

– Потому, что лишать языка беглых преступников имеет право только городской палач по приговору суда. Видел, как хрипел этот парень, да и морда у него вся в кровище. Я уверен, что у него тоже нет языка, и его выдрали ему в том самом доме. А кому нужно такое, кроме как слугам Низших, проводящим запретные обряды?