Роман Злотников - Последняя крепость. Том 1 Страница 14

— Мой отец нечасто позволял мне… И они были совсем не такие, как дворцовые фрейлины… Великий Вайар, какое бесчестье!..

— Не переживай, мой мальчик, это обычное дело… Сейчас же здесь будет Ашас, и скоро ты выздоровеешь. А фрейлины уже нет во дворце. И ты никогда ее больше не увидишь.

— Что? — поднял голову Эрл. — Почему ты так уверен в этом? Ты что?..

— Конечно, я послал людей отследить ее. Я же говорил тебе о незаконнорожденных детях короля. Мой долг — заботиться о тебе… заботиться о вас, ваше величество… Простите меня за то, что я не успел вовремя.

— А если?.. — тяжело дыша, спросил Эрл, тут же позабыв о фрейлине. — Если это?.. Останется?.. А если Лития?..

— Ашас знает свое дело, ваше величество. И никто ничего не заподозрит.

Король расстегнул золотую пряжку в виде львиной головы и повел плечами — тяжелые складки мантии с шумом упали на пол по обе стороны от кресла. Не поднимая головы, Эрл развязал сверху шнуровку камзола. Потом резко дернул ворог, обнажая грудь.

Гавэн, взяв со столика свечу, подсвечивая себе, подался ближе к королю.

Левая часть грудь Эрла представляла собой сплошное бугристое черно-багровое месиво, которое топорщилось лохмотьями мертво-бледных струпьев, а под ними налились крупные капли грязно-желтого гноя. Первый королевский министр невольно отдернул голову.

— Сначала появилась маленькая ранка, — хрипло говорил Эрл, все так же глядя в пол, — как от укуса пчелы. Я и не обратил внимания, а ранка скоро превратилась в язву… и язва стала расти… Это убивает меня, дядюшка… Меня не страшат смерть и боль. Меня страшит позор. И еще… все это так уродливо… Я будто гнию заживо. Во что я превращусь через месяц? Через два? Каким увидят меня мои подданные? Каким увидят меня эльфы?! Каким увидит меня — Лития?!.. Более всего я боюсь, чтобы об этом жутком позоре не узнал Высокий Народ… И она — моя принцесса…

Гавэн сполз с постели, торопливо подбежал к гобелену и дернул за свисавший сбоку шнур. Едва он успел отступить на шаг, гобелен, разделившись на две части, открыл черный проход, в котором мелькнуло серое лицо. Первый министр шепнул несколько слов прибывшему и снова закрыл потайной ход.

Ашас — пожилой румяный толстячок в простом, но добротном камзоле и сапогах на мягкой подошве — явился через четверть часа. Он приступил к осмотру немедленно, не сказав ни слова, и никак не дал понять, что узнал, кого ему предстоит врачевать. Видимо, таков был устоявшийся обычай его ремесла. Густо намазав руки какой-то вонючей дрянью, он принялся надавливать на изуродованную плоть, приподнимать струпья, запускать пальцы в глубокие, сочащиеся гноем черные рассечины язв. Движения его, поначалу деловито-быстрые, постепенно замедлялись… Скоро Ашас вовсе опустил руки. Не глядя на застывшего в кресле Эрла, словно замечая в комнате только Гавэна, он отошел на середину комнаты. Первый министр, поколебавшись, подступил к нему.

— Это ни на что не похоже, — шипящим шепотом проговорил лекарь, — я не знаю, что это такое. Хотелось бы посмотреть на бабу…

— На бабу теперь любуется Харан в своем Темном мире, — очень тихо сказал сквозь зубы Гавэн.

Но Эрл услышал их.

— Тулус говорил мне, что, вероятнее всего, эта болезнь — магического происхождения, — подал голос король. — Но как избавиться от нее, он тоже не имел ни малейшего понятия… — Эрл осторожно и медленно запахнул ворот камзола. — Очевидно, фрейлину кто-то проклял, а она… передала это проклятие мне.

— Сгинь, — приказал Гавэн Ашасу.

Когда тот исчез, бесшумно ступая по каменным плитам пола своими сапогами на мягкой подошве, первый королевский министр закрыл тайный ход и обернулся к Эрлу.

— Ваше величество, — сказал он, — я приложу все усилия, чтобы помочь вам. Но… может быть, попросить эльфов? Я уверен, что их мудрость…

— Нет! — громко захрипел король. — Это невозможно! Только не это! В их глазах каждый человек низок и гнусен, а от такой-то мерзости они отшатнутся в ужасе! Я сражался бок о бок с ними, они являются только мне одному и только со мной говорят… Нет! Эльфы не должны знать об этом! Я умру от стыда, если им станет известно о беде, которая приключилась со мной… Если им… И Литии…

Некоторое время Гавэн размышлял. Затем устало опустился на свою постель и проговорил:

— Эрл, мальчик мой. Я жизнь положу, чтобы спасти тебя… Но мне нужна свобода действий.

— Ты получишь ее, — не думая, проговорил Эрл, — отныне ты волен поступать так, как тебе покажется правильным, не испрашивая моего позволения. До того дня, как эта позорная погань уйдет из моего тела. Сделай так, чтобы я выздоровел, дядюшка!

— Клянусь жизнью! — торжественно возгласил первый королевский министр господин Гавэн.

Король тяжело поднялся и накинул на плечи мантию…

Оставшись один в своих покоях, Гавэн улегся в постель. Он долго лежал, не двигаясь, только шевеля губами, точно размышляя, разговаривал сам с собой. Потом вдруг открыл глаза, гортанно вскрикнул и, приподнявшись, схватился за грудь.

— Не надо… — с трудом проговорил министр. — Не надо… Зачем это?..

Мертвенный холод стиснул его сердце. Злобное существо, снова проснувшееся в груди Гавэна, зашевелилось, причиняя невыносимую боль. И тем страшна была эта боль, что явственно ощущалось: она не обычный предвестник раны или болезни. Эта боль могла означать только одно — скорую и неминуемую смерть. Абсолютный конец, после которого нет и не может быть ничего.

— Я сделал все, как вы хотели, досточтимый Лилатирий, — захрипел министр, — я сделал все, что от меня зависело… Клянусь, большего не смог бы никто! Почему же?..

«Это еще не все, — зазвучал в его голове певучий голос, — далеко не все… Мало убедить короля взять под стражу и судить Королевским судом тех, кого называют болотниками. Я хочу, чтобы их приговорили к смерти. Чтобы они были казнены при большом стечении людей, казнью жестокой и позорной. Я хочу, чтобы о святотатстве, свершенном этими гнусными преступниками перед Высоким Народом, знал весь Дарбион… Я хочу, чтобы жители великого города сами жаждали смерти для болотников. Ты понял меня?»

— Да… — заскулил Гавэн, корчась на постели, — я понял, понял… Я сделаю, как вы велите… Народ Гаэлона возненавидит болотников, посмевших оскорбить вас… Я… я… Не надо меня мучить больше, досточтимый Лилатирий!.. Я же и так верно служу вам!.. Какая польза от того, что я сдохну от боли?.. Я все сделаю, все! Король верит мне, как никому другому! Вы же и сами знаете уже — он таки открыл мне поразившую его напасть! Он дал мне свободу действий, чтобы я помог ему излечиться! Видите, я не подвел вас! И дальше не подведу!

«Вот то, что понадобится тебе», — прозвенело еще в голове первого министра. И смолкло.

Ледяной комок в груди Гавэна стал медленно оттаивать. Боль отступала. Он, тяжело дыша, откинулся на перину. Слезы бежали по его морщинистым щекам. Вытянув ноги, он почувствовал, как ступни уперлись во что-то тяжелое. Приподнявшись, министр увидел в изножье своей кровати большой кожаный мешок. Толкнув его, услышал приглушенное металлическое звяканье. От толчка мешок неуклюже накренился — и из неплотно стянутого горла сияющим потоком посыпались на пол золотые монеты.

Ни одно из заклинаний, провешивающих телепорт, здесь не работало. Маклак попробовал их все, и не по одному разу. И портал Трех Сердец, и Пронизывающую Нить, и даже могущий мгновенно перенести за тысячи шагов отряд из десятка человек Звездный Путь… И — ничего. Когда до завершения заклинания оставалось лишь несколько слов, когда тело уже крупно тряслось от избытка магической энергии, требующей выхода, безжалостные стрелы неумолимого ледяного холода вонзались в мозг, парализуя мысли. И над головой заклинателя разверзалась невидимая, но остро ощущаемая дыра в пространстве, всасывающая в себя энергию.

Вот уже более семи дней Маклак метался в этих стенах. Подумать только — раньше он сам мечтал попасть сюда! Более того, ему пришлось доказывать, что он достоин того, чтобы оказаться здесь. А теперь он полжизни готов был отдать за то, чтобы выбраться…

Страшная это штука — предопределенность…

Комната, отведенная Маклаку, оказалась не мала и не велика. Пожалуй, скорее, велика, но из-за обилия стеллажей, полки которых были забиты свитками и книгами, из-за двух больших столов, уставленных ретортами, колбами и прочими разнообразными склянками, из-за совсем уж невообразимого количества травяных пучков и засушенных тушек змей, жаб, червей и мелких животных, висящих под потолком на веревках и крючках, — комната эта казалось тесноватой.

Но здесь было все, что могло понадобиться магу для работы. И, наверное, даже больше. Маклак до сих пор не познакомился и с десятой частью книг и свитков.

Впрочем, времени для этого у него теперь имелось достаточно. Более чем достаточно.