Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы Страница 14

Что будет, если мы с ним сейчас закажем билет на самолет или экраноплан до Веллингтона? Примет нас Воронцов на борту «Валгаллы» с распростертыми объятиями или место занято? Допустимо, что не существует там вообще никакой нашей базы. Одни голые скалы и плеск волн о берега фьорда. Это — вероятнее всего. Если данный сектор реальности уже занят аналогом, в него просто не войдешь. Единственная логически непротиворечивая защита от парадоксов. А то можно доиграться до того, что двойники будут бродить по реальностям стадами, ротами и батальонами. В предельном случае всю Землю можно исключительно симулякрами заселить.

Кто же это допустит?

Значит, нужно Игорю быстренько возвращаться обратно на Столешников, забыв все случившееся, в надежде, что где-то в пути через астрал к нему присоединятся Артур с Верой и связность времен будет восстановлена. А Шульгин ему поможет сформулировать нужную «мантру». Такую, чтоб привела куда следует. С сохранением памяти о лишних, отсутствующих в предыдущем сценарии днях и событиях или без — это уж как получится. Лучше бы, конечно, без. Единственная имеющаяся у них в распоряжении устойчивая реальность не нуждается в очередном потрясении. Более того, если не получится вернуть Ростокина домой в исходном состоянии, исчезнет он сам, Шульгин-Шестаков, как объект и субъект мировой истории. Поскольку одним только повествованием о том, как мы с ним здесь геройствовали, пусть только мне самому тамошнему, наедине, как в прошлый раз, рассказывал, он кардинально изменит все мое последующее поведение…

А Москва внизу и вокруг, насколько охватывал глаз с высоты седьмого этажа, да не нынешнего, а «дореволюционного», по пять метров каждый — была прекрасна. В мире Ростокина вся ее площадь внутри Садового кольца была закрыта для движения наземного транспорта, за исключением извозчиков и такси, на месте массы старых построек, не представляющих исторической ценности, разбиты парки и скверы. Невзирая на поздний (он же ранний) час, людей на улицах и бульварах было достаточно. Здесь, как в «царское» время, увеселения, балы, спектакли и концерты начинались после десяти вечера и длились часов до шести-семи утра. После чего публика свободных профессий отходила ко сну, а на трудовую вахту заступали люди иных родов занятий. Что, кстати, определенным образом тоже способствовало нивелировке социальных противоречий.

Вновь сыпался мелкий снежок, мороз, хоть и слабый, после проведенных на балконе двадцати с лишним минут вогнал Шульгина в озноб. Пришлось вернуться в теплую комнату.

Терять было нечего, да и не жалко, так ему сейчас казалось. Манил к себе компьютер Ростокина, с которым он научился обращаться. А последний раз, очутившись в Замке с Удолиным и пообщавшись с машиной, стоявшей в кабинете Антона, он, кроме эзотерических знаний, сумел запомнить и некоторые коды, открывавшие доступ в специальные секторы нужного ему Узла. Он еще на «Призраке» намеревался воспользоваться компьютером яхты, тоже нечеловеческим. Тогда ему не дали.

А сейчас? Если он будет изо всех сил воображать, что хочет просто найти кое-какие материалы во Всеобщем информатории? Совсем простенькие, безобидные, вроде списка самых фешенебельных московских борделей. Интересная, кстати, тема. Как тут у них с этим делом обстоит? Сашка ни разу в жизни не посещал подобных заведений, но надо же на склоне лет расширять кругозор!

Посмотрим, посмотрим, вдруг там и изображения девушек имеются, расценки, список услуг и все такое прочее…

Надежно заблокировав свои истинные намерения тщательно сформулированными игривыми мыслями (даже сам поверил), он, налив себе бокал вина (немаловажная деталь, свидетельствующая о серьезности настроя), включил компьютер.

Пробежал пальцами по сенсорам, разыскивая нужные разделы справочника, и сразу, не давая опомниться никому, в том числе и себе, со всей доступной скоростью ввел в аппарат отпечатавшийся в памяти двадцатизначный код. Машина вроде бы задумалась, прогоняя команду по всем своим обеспечивающим схемам, будто пытаясь понять, как следует поступить. Но блокировки ни в ней самой, ни там, куда стремился попасть Шульгин, против данного набора символов не предусматривалось.

Экран монитора, как показалось Сашке, распахнулся парусом и тут же преобразовался в сферу, а сам он повис в ее центре.

Вот теперь, наконец, он опять увидел Узел в том именно виде, как в первый раз. Во всей его невообразимой, галактической сложности. В то же время конструкция была ему понятна, как опытному астроному карта звездного неба, телевизионному мастеру — схема «Рубина» или «Темпа». Он знал, что нужно сделать, чтобы вывести ее из строя. Вообще. Закоротить ее на саму себя и на необозримый срок оставить порядочный кусок Вселенной без всякого контроля. Как в начале времен. Одновременно догадывался, что не только устранит этим «постороннее влияние», но и пустит систему вразнос.

Нигде, наверное, в населенных разумными любой степени гуманоидности мирах не создавалось положения, когда функционировали одновременно пять, а то и более открытых, сопряженных целым веером суперструн реальностей. Это ведь миллионы ежесекундно возникающих парадоксов, напрягающих Ткань и Сеть до последних пределов их устойчивости. Мало того, парадоксы и степень их парирования Системой оказались как бы в режиме «ручного управления».

Будто в фантастических романах «золотой поры», где пилоты космических кораблей рассчитывали маневры на арифмометрах по тут же придумываемым алгоритмам.

Что там Земля и ее история, вообще весь конгломерат бывших и будущих цивилизаций с их муравьиной возней! Тут посыплются, как карточные домики, мировые константы, начнут взрываться сверхновые, разбегаться и сталкиваться галактики!

Несоизмеримо с силами и волей одного человечка? А несколько действий, произведенных руками одного или даже нескольких операторов, через несколько минут приведших к Чернобыльской катастрофе? А палец безвестного штурмана «Энолы Гей» на кнопке, открывшей бомболюк и отпустившей «Толстяка» на встречу с Хиросимой?

Ничем подобным, естественно, Сашка заниматься не собирался. Ему требовалось найти совсем маленький, под микроскопом едва разглядишь, участок схемы, где без всякого паяльника и плоскогубцев, чисто мысленным усилием требовалось перемкнуть десяток «нейронов и аксонов», имеющих отношение к нужному участку именно этой реальности. Не затрагивая никаких базовых функций «материнской платы», только чуть-чуть подправить степень связности интересующих его явлений.

Он сделал все, что собирался, осталось, как говорится, собирать инструменты и отправляться восвояси с чувством исполненного долга. И вот тут его пробило! Не электрическим разрядом, не молнией, которой боги привыкли поражать зарвавшихся грешников. Озарением, информационным сгустком. Будто во время детских забав снежком в лоб залепили.

Наверняка это был очередной артефакт, побочный продукт взаимодействия тонкой структуры его личности с индукционным полем сети. Обогативший его окончательным знанием. В какой-то мере разочаровывающим, но в гораздо большей мере оптимистическим.

Кто-то подсказал или он сам, ковырнувшись не там, вскрыл случайно подвернувшуюся крышку на блоке микросхем, но внезапно Шульгин увидел Главную Ловушку изнутри. Как двигатель «ГАЗ-51» в разрезе на стенде автошколы.

Сразу стало понятно, что там и зачем крутится, куда можно воткнуть гвоздь или подсыпать песочку, чтобы перестало. На время или навсегда.

Ловушка, естественно, образование в миллионы раз сложнее, чем мотор старого грузовика. Но не сложнее ретикулярной формации мозга. Но вывести из строя ее даже проще.

Вот оно, значит, как. Ясно выраженное желание, целенаправленный импульс. Типа «Сезам, откройся!». Или — «Закройся!». И все. Расплата тоже была ясна. Держателями, полноценными Игроками ни ему, ни Андрею, вообще никому из землян не стать никогда. Пожелай, и эта перспектива будет обрезана. Но ведь зато и вся тема раз и навсегда снимается с повестки дня. «Кабель» мировых линий земной истории, состоящий из тысяч реализованных, латентных, гипотетических и вообще абстрактных реальностей, протянувшихся из ниоткуда в никуда, заэкранируется намертво. Оплеткой, непроницаемой ни для каких внешних сил, превратившейся в одну из всеобщих сущностей.

Ящики с фигурами заперты на ключ, турнир окончен навсегда. Игроки могут разъезжаться по домам и переквалифицироваться в рыболовов-спортсменов.

Коренные же обитатели изолята остаются, что называется, при своих. В той позиции и при тех спортивных разрядах, которыми обладали всего несколько секунд (а может быть — десятки веков) назад.