Руслан Мельников - Пески Палестины Страница 14

— Как же, как же, оставишь тебя, а потом Бог весть где искать! — проворчал Освальд, но заткнулся, встретившись взглядом с Бурцевым.

Добжинец отвел глаза. Бурцев вздохнул. Все правильно… Он‑то как раз и оставил свою Аделаидку наедине с отцом Бенедиктом. Теперь вот хоть все локти себе пообкусывай!

А в катерок уже спрыгнул Хабибулла. Ну да, конечно, араб ведь обещался всюду следовать за «каидом Василием‑Вацлавом». А божба Аллахом для правоверного мусульманина — не шутка. Дружина потеснилась, освобождая место новому члену команды.

— Ну а этот‑то куда лезет? — ругнулся Бурцев, когда по натянутому канату с палубы когга ловко соскользнул Жюль. — Джеймс, спроси, наш капитан случайно не ошибся кораблем?

Джеймс спросил. Жюль ответил…

— Королева велела ему сопровождать и по возможности оберегать нас, — переводил брави. — Он не только толковый моряк, но и хороший воин. К тому же капитан лично знаком с рыцарями Иерусалимского королевства, выступившими против Хранителей Гроба и тевтонских братьев. Он может оказаться полезным нам.

— И кто же тогда поведет корабль ее величества во Францию?

— Новым капитаном назначен помощник Жюля. А сам Жюль уже поклялся честью, что выполнит волю своей королевы…

— Вот те на! — один клянется Аллахом, другой — честью! Бурцев поскреб затылок. И каждый при этом норовит пристать к его дружине. Этак, глядишь, обрастем по пути целой армией хвостопадов.

— Если Жюлю не будет позволено остаться на лодке Хранителей, он отправится за нами вплавь, — предупредил Джеймс. — Так он говорит.

Только этого им не хватало!

— Ладно, нехай остается.

В конце концов, Жюль — славный малый. Да и ее величество обижать не хотелось. И без того венценосная бедняжка обижена судьбой. А то, что Алиса Шампанская отправила им в помощь верного слугу и капитана, свидетельствовало об окончательном примирении после того неприятного разговора в каюте нефа. Бурцев, Освальд, Жюль, Дмитрий и Гаврила стянули с убитых эсэсовскую форму. В кровище все, а что делать — не в кольчугах же и камзолах плыть вдоль вражеского берега на катере цайткоманды. Наскоро выполоскали, переоделись. Издали следов колото‑рублено‑дробленых ран не видать, и то ладно. Даже Хабибулла, Сыма Цзян, Бурангул и длинноволосая Ядвига, с внешностью которых немецкие мундиры ну никак не вязались, кое‑как натянули поверх одежды песочные бриджи и рубашки. Сарацин, китаец и татарин чуть ли не до носа опустили козырьки кепи — прикрыли лица. Кульмская красавица упрятала волосы под каску, а пышную грудь — под гимнастерку. Впрочем, этих четверых Бурцев сразу загнал в рубку. От греха подальше.

Трупы привязали к маленькому, но увесистому якорю, добавили для веса охапку «шмайсеров» и ящик с боеприпасами, обмотали якорной цепью, парой пустых пулеметных лент и автоматными ремнями. Сбросили в воду. Связка мертвецов и железа медленно, нехотя ушла на дно.

Из трофейного оружия Бурцев оставил лишь «шмайсер», пару снаряженных магазинов, ручной пулемет да три барабанных коробки к нему. Каждая на полсотни патронов.

— Ну что ж, дело сделано. Пора было расставаться с королевской командой.

— Эй! Там же платок Дездемоны! — спохватился Гаврила.

— Оставь, Алексич, — попросил Бурцев.

— Так ведь…

— Ничего. Дездемона бы тебя не осудила. Королева направляется во Францию собирать войско в поход на немцев. А без флага ее корабль не примет ни один порт.

— А ты бы на моем месте отдал плат Аделаиды, а, воевода?

Хороший вопрос. Бурцев отвечать не стал.

— Пусть бережет этот платок твоя Алиса пуще зеницы ока, — хмуро проговорил Гаврила. — И коли даст Бог свидеться, пусть вернет его в целости и сохранности. Иначе придушу — и не посмотрю, что баба. И что королева, не посмотрю.

— Вернет, — поручился Бурцев.

Хотя вряд ли их пути с Алисой Шампанской когда‑нибудь вновь пересекутся. Да Гаврила и сам все понимал прекрасно.

Алиса Шампанская стояла на носу когга, утирая предательские слезы. О ком, о чем плакала ее величество? Бурцев старался не думать. Джеймс с Жюлем отвязывали канатные концы, а расторопные кипрские моряки под руководством нового капитана поднимали якорь.

— Ищите доблестного магистра тамлиеров Армана де Перигора и властителя Бейурата Жана д'Ибелена, сына славного Бальана, — посоветовала Алиса Шампанская. — Это мои друзья. Они станут друзьями и вам. И да пребудет с вами Господь! Бон шанс[19], мсье Вася!

— Что ж, вам того же, ваше величество.

— О ревуар, мадам, — почтительно склонил голову Бурцев.

Все‑таки они расставались по‑доброму.

— Отомстите за свою супругу и за меня, за мое королевство, за моего несчастного сына, мсье Вася!

Бурцев кивнул. Вошел в рубку. Управлять сторожевиком Хранителей в самом деле оказалось несложно.

Взревел двигатель катера.

Когг поймал залатанным парусом попутный ветер.

Вскоре пиратское судно с флагом Венецианской республики на мачте и с женской фигурой на носу осталось далеко позади.

Глава 17

Задача патрульного катера — патрулировать морские подходы к порту. Этим они сейчас и занимались. Демонстративно, спокойно, уверенно…

Получилось. Никакой тревоги на берегу, никаких выстрелов, никакой погони. Катер беспрепятственно и неторопливо покинул уютную бухточку. А уж скрывшись с глаз долой, выдал все, на что был способен.

Мчались с ветерком. Гнали по водной глади так, что Ядвига повизгивала от ужаса и восторга. А к берегу повернули, когда среди пустынных песчаных и каменистых пляжей замаячили скалы. Бурцев сбросил скорость, но останавливаться не стал. Направил катер в бурлящий поток прибоя.

— Вацлав! Безумец! Погубить нас хочешь?! – встревожился пан Освальд.

— Помолчи, а? — процедил Бурцев сквозь зубы. — Не болтай под руку, если жить не надоело.

Добжинец заткнулся. Вся остальная команда соревновалась в скоростном чтении молитв.

А прямо по курсу — острые каменные клыки и покатые, обтесанные водой валуны. И рваные пенные клочья. Ветер был не сильный, однако в прибрежных скалах волна за малым не ревела. Да, приближаться здесь к берегу — безрассудство на грани самоубийства. И именно поэтому Бурцев вел катер сюда.

Проскочат — будет, где спрятать немецкую посудину и укрыться самим. Искать их тут фашистско‑тевтонские ВМС вряд ли станут. А станут — так лучшей позиции для обороны не придумать. Но вот если не проскочат… Что‑то подсказывало Бурцеву, что вплавь тогда до берега доберутся не все. Значит, нужно проскочить.

Шли бы под парусами или на веслах да при хорошей осадке — хрен совладали бы с бушующей стихией. Давно б расшиблись, потонули, на фиг. Однако мощный движок на легоньком суденышке позволял лихо маневрировать в каменном лабиринте.

И все же… Бум! Бум! Бум! Трижды их долбануло о камни, да так, что народ едва не посыпался в воду. На правом борту появилась приличных размеров вмятина. Левый дал небольшую течь. Мелочи… Пока они держатся на плаву, все это — мелочи.

Бурцев рулил, заставляя взрыкивающий мотор нервными короткими рывками бросать катер из стороны в сторону — в обход, в объезд, в обплыв камней. И немного вперед. И снова в сторону. И опять чуть вперед. Чуть‑чуть. Таких чуть‑чуть становилось все больше. Берег приближался. И наконец…

Хр‑р‑рмс‑с‑с! Катер дернулся. Люди — вповалку. А днище скрежещет о камни так, что вянут уши и ноют зубы. И это был добрый скрежет — не о хищный подводный зуб, не о коварную мель — о береговую гальку выступавшей меж скал косы. Бурцев заглушил мотор. Ну, приплыли, что ли?

Жюль прыгнул за борт первым. По пояс в воде, захлебываясь в фонтанах неистовствующего прибоя, дернул за носовой швартовочный канат. Через секунду королевскому капитану помогали Дмитрий, Гаврила и Збыслав. Дело пошло споро. Катер стащили с галечного выступа, поволокли вдоль косы. Еще пара секунд — и на борту осталась только Ядвига. Мужики — все до единого — впряглись в бурлацкую упряжку, и тут уж стихия сдалась окончательно. Даже помогла напоследок — подтолкнула вслед настырным человечкам поднадоевшую плавучую игрушку. Волна выпихнула побитый, покоцанный катерок к берегу, отхлынула…

Прежде чем подоспела новая, Жюль дотянулся до глыбы — большой кусок скалы с отколотой середкой. Камень идеально подходил для швартовки, и капитан ее величества в два счета закрепил канат. Упал, обессилев. Остальные распластались рядом. Откашливаясь, отфыркиваясь.

Жюль что‑то восторженно прокричал.

— Чего ему надо? — устало поинтересовался Бурцев.

— Говорит, что ты величайший из мореплавателей и сердце твое полно отваги, — хмыкнул Джеймс.

— А‑а‑а, ну пусть себе говорит.

Бурцев глянул назад. Бр‑р‑р! Скалы, скалы, сплошные скалы… И бурлящая вода меж ними. Пройти по извилистому фарватеру смерти второй раз он, наверное, не решился бы. Потом Бурцев поднялся над камнем, посмотрел вперед. И обомлел…