Юрий Брайдер - Дисбат Страница 14

— Откуда у него в восемнадцать лет возьмутся правительственные награды?

— Ладно. Будем строить защиту, опираясь на ошибки следствия, — адвокат тряхнул счетами, как шаман своим бубном.

— Думаете, есть они?

— Уверен, — безапелляционно заявил адвокат. — Иногда их даже преднамеренно допускают. Чтобы была возможность в случае чего дать задний ход.

—Хорошо бы, — вздохнул Синяков. — Но ведь приговора все равно не избежать.

— Ну и что! Зато полгодика можно скостить.

— А если иначе? — Синяков откашлялся в кулак. — Мне, конечно, просить об этом неудобно… Но поймите правильно, я ведь отец… Если, как говорится, подмазать кому-нибудь? Судье или прокурору…

— Нет, уже поздно. — Столь откровенное предложение ничуть не смутило адвоката. — Раньше надо было беспокоиться, на стадии предварительного следствия… А когда дело в прокуратуру попало — все.

— Понятно. — Надежды рушились одна за другой, словно птичьи гнезда под ударами бури. — А нельзя узнать, где он сейчас находится?

— Почему нельзя? Можно. — Адвокат постучал углом счетов в стенку, оказавшуюся вовсе не кирпичной, а фанерной. — Сергей, зайди ко мне! Разговор есть.

За хлипкой стеночкой кто-то недовольно буркнул и тяжко заворочался, словно зверь в клетке. Заскрипел стул. Хлопнула соседняя дверь. Запела паркетная доска, на передвижения Синякова никак не отзывавшаяся.

Человек в форме, ввалившийся в кабинет, был всего лишь старлеем, но страха он внушал не меньше, чем маршал. Столь импозантные фигуры мать-природа создает редко, и то, наверное, по спецзаказу.

Спецзаказ, по которому был создан этот самый Сергей, формулировался примерно так — «Идеальный образец коменданта гауптвахты».

— Ну? — пробасил он, мельком глянув на адвоката. — Чего звал?

— Рядовой Синяков за тобой числится? — несколько заискивающе спросил адвокат.

— Почем я знаю? Их за мной больше полсотни числится… Из какой он части?

— Особая бригада внутренних войск, —вспомнил Синяков.

— А-а… этот… Лежит на нарах. Суда ждет. Таких на работу выводить не положено.

— Вот отец его приехал, — адвокат указал на Синякова. — Увидеться хочет.

— До суда не положено, — обронил комендант равнодушно.

— Ты пойми, он же не из пригородного колхоза сюда пришлепал!'— загорячился адвокат. — Он за тысячу верст на самолете прилетел!

— Хоть на ракете. Какая разница, — комендант и бровью не повел. — Устав забыл?

— Я больше забыл, чем ты помнишь! — Адвокат схватил счеты, словно это было какое-то неотразимое оружие вроде меча-кладенца. — Разве нельзя для хорошего человека исключение сделать?

— Нет в уставе такого термина «хороший человек». — Комендант осторожно отобрал у адвоката счеты и от греха подальше положил их на шкаф. — Еще вопросы имеются?

Тут внутренний голос подсказал Синякову, что пора брать инициативу на себя. По некоторым приметам — значку мастера спорта и переломанным ушам — он почуял в коменданте родственную душу.

— Борьбой занимаетесь? — поинтересовался Синяков как бы между прочим.

— Бывает, — буркнул комендант.

— Каким видом?

— Всеми…

— Зубаря случайно не знаете? Или Метлицкого? — Это были ровесники Синякова, вместе с ним начинавшие спортивную карьеру и впоследствии добившиеся немалых успехов.

— Про какого Зубаря речь? — В светлых рысьих глазах коменданта пробудилось что-то похожее на интерес.

— Про Илюху.

— Илья Ильич тренировал меня одно время, — комендант в упор уставился на Синякова. — А вы ему кем доводитесь?

— Другом. Ну и соперником, конечно. В одном весе боролись. То он меня, то я его. Говорят, он потом на Европе призеромстал? В Мадриде, кажется?

— В Лиссабоне, — уточнил комендант.

— Привет ему от меня при встрече передавайте.

— Помер Илья Ильич в прошлом году. Не вышел из запоя.

— Вот так несчастье! — Скорбь Синякова была совершенно искренней. — А ведь помню, он раньше и пива в рот не брал.

— Именно это и губит нашего брата! — вмешался адвокат. — Кто резко начинает или резко завязывает, тот обречен. Нужно понемногу, но постоянно.

— Вроде как ты, — усмехнулся комендант, поворачиваясь боком к двери. — Ну ладно… Если вы Зубаря знали, это меняет дело. Заходите через четверть часа ко мне, что-нибудь придумаем.

— Вот так надо улаживать дела! — воскликнул адвокат, когда они остались наедине (можно было подумать, что это именно он уломал несговорчивого коменданта). — А у нас с вами осталась одна небольшая формальность.

— Вы деньги сразу берете? — Синяков понял его прозрачный намек.

— Половину сразу, половину потом.

— У меня, правда, с собой только доллары…

— Ничего, сейчас по текущему курсу пересчитаем. Подай-ка сюда мой деревянный калькулятор. Затем быстро-быстро защелкал костяшками.

За все время, проведенное Синяковым в кабинете адвоката, это был первый случай, когда счеты использовались по их прямому назначению.

Гарнизонная гауптвахта располагалась в том же самом здании, только вход имела со двора.

Автоматчик, вызванный дежурным по КПП, отвел Синякова в обширное помещение, где раньше, надо думать, проводились молебны. Об этом можно было судить по непомерной высоте потолка, на котором даже крюк от паникадила сохранился.

То, что находилось здесь сейчас, шутки ради можно было назвать музеем решеток.

Решетки были повсюду: на окнах, на дверях, на стенных нишах, в коридорах, даже под потолком — все разного размера и разной конфигурации. Были решетки-солнышко, решетки-елочка и просто решетки без всяких изысков. Были решетки раздвижные, были и стационарные. Одни были сварены из прутка, другие из уголка, а третьи вообще из швеллера. Из материалов шире всего была представлена сталь, но имелся и алюминий, как простой, так и анодированный.

Чувствовалось, что кто-то из былых комендантов (а может, даже и нынешний) вложил в это дело немалую частичку души.

Процесс передвижения по гауптвахте представлял собой череду перемещений из одной клетки в другую., В первой из этих клеток Синякова обыскали (надо сказать, что такой процедуре он подвергался впервые в жизни). Изъяли купленные для Димки сигареты, колбасу, сгущенку, шоколад, сыр. С собой разрешили взять только булочки и фрукты.

В конце концов он оказался в загоне, где три стены-были кирпичными и только одна решетчатой (но уж эту-то решетку не смог бы свернуть даже взбесившийся африканский слон). Из мебели здесь имелись стол, две лавки и рукомойник.

Тот же самый конвоир, приведя Димку, сказал: «Время свидания двадцать минут» — и остался стоять между ними, нервно теребя ремень своего автомата.

Отец и сын поздоровались за руку через стол. Конвоир при этом непроизвольно вздрогнул. Похоже, он побаивался этой парочки куда больше, чем они его.

— Ты ешь, ешь. — Синяков выложил на стол все, что ему позволили пронести сюда. — Жаль только, сигареты отобрали.

— Ничего… По одной штуке в день нам разрешается. Димка уже ел — торопливо и жадно, как никогда не ел в домашней обстановке. За время разлуки он вытянулся и похудел. На его щеке появился незнакомый Синякову шрам, а на обритой наголо голове — несколько голых проплешин. Грязные ногти были выгрызены почти до мяса. Форма Димке явно не шла. Выглядел он в ней почти что чучелом.

«Вот вам и элитные части», — с горечью подумал Синяков.

Когда сын справился с едой, запив ее водой из рукомойника, Синяков спросил:

— Чем вас хоть кормят тут?

— А ты как думаешь? — невесело, одними губами улыбнулся Димка. — По крайней мере не шашлыками.

— Прекратить неположенные разговоры! — пискнул конвоир.

Димка покосился на него и негромко сказал:

— Ты, салага, много на себя не бери. А то ведь можем встретиться на гражданке.

— Не надо. Не обращай внимания, — попросил Синяков. — Нам и так осталось всего десять минут. Лучше расскажи, что с тобой случилось.

— Засветил сержанту между рогов, — как о чем-то совершенно обыденном сообщил Димка.

— За что?

— Доставал он меня, понимаешь? — В словах сына вдруг прорвалась злоба, которой Синяков за ним раньше не замечал. — В гроб хотел загнать.

— А просто пожаловаться кому-нибудь нельзя было?

— Папа, ты в армии служил?

—Нет.

— Тогда не возникай. Ничего ты про эти дела не понимаешь.

— Но ведь тебе тюрьма грозит?

— А где, по-твоему, я был до этого? На курорте? На каторге так не пашут, как мы в бригаде пахали!

— Но служить тебе всего год оставалось, а сидеть придется целых три!

— Убегу. — Сказано это было абсолютно спокойно и, что самое страшное, вполне серьезно. — Хорошо, если бы на зону послали… А то про дисбат тут такое говорят… Уши вянут.

— Я сейчас обо всем доложу начальнику караула! — конвоир уже чуть не плакал.

— Докладывай, — Димка недобро, исподлобья глянул на него. — Сам же и нарвешься. А мне что будет? Пайки лишат? Так я ее уже съел. В карцер посадят? Не посмеют, мне завтра на суд идти.