Владимир Брайт - Цвет крови – черный Страница 14

– Значит, именно ненависть к дроу в конечном итоге задушила твою любовь?

«Ее возлюбленного убил дроу. Не в открытом, честном бою, а трусливо из-за угла. Сильный добрый человек умер, даже не успев ничего понять. Его сердце остановилось в тот самый момент, когда он спешил на свидание к возлюбленной. Люди, обнаружившие тело, утверждали, что убитый лежал на спине, широко раскинув руки, словно пытаясь обнять отвернувшееся от него небо, и в уголках его губ навеки застыла какая-то по-детски умиротворенная улыбка. С тех пор глаза Иты потемнели от гнева, став черными. Она возненавидела и прокляла всех предателей, посвятив свою жизнь войне». (Книга первая. «Цвет крови – серый».)

Ему не стоило этого говорить. Не нужно было лезть в чужую душу, пытаясь разбередить старую рану, тем более изображать из себя всезнающего умника.

– Ты ищешь смерти? – Сузившиеся от бешенства глаза и резко очерченные от напряжения скулы сделали Иту похожей на дикую кошку, приготовившуюся к прыжку. – Вдруг последняя стрела судьбы поможет ее найти?

Трагедия, разворачивающаяся на той стороне пропасти, моментально отошла на второй план. Чужие грязные руки бесцеремонно вскрыли давно зарубцевавшуюся рану, почему-то решив, что могут безнаказанно покопаться внутри.

– Нет, не ищу. Она всегда рядом. – Толинель спокойно отнесся к всплеску ярости собеседницы. – Ненависть вовсе не падчерица Любви, она ее прямая противоположность. Она черная королева, а Любовь – белая. Ты родилась от союза человека и эльфийской женщины. Дети от смешанных браков появляются на свет очень редко. Только истинное чувство может привести к зачатию ребенка. С самого рождения тебя окружало так много любви, что ты не смогла вместить ее полностью. Ребенок, однажды объевшийся конфет до болей в желудке и рвоты, надолго теряет интерес к сладостям. Твоя всепоглощающая ненависть к расе темных эльфов и к Хрустальному Принцу связана не с тем, что один из дроу убил твоего мужчину, а отец пал от стрелы лучников, вставших на сторону Хаоса. Все гораздо страшнее и проще: твоя душа устала от любви. Она ей больше не нужна. Белая королева исчерпала себя, уступив место черной. Ненависть хлынула в образовавшуюся пустоту, заполнив все без остатка. Ее так много, что она сочится из твоих пор ядом, отравляющим окружающих. Ты отчаянно борешься с Хаосом, но обманываешь себя. На самом деле тебе безразлично, с кем бороться и кого ненавидеть. Главное – сам процесс.

– Закончил? – равнодушно спросила Ита.

Ее вспышка ярости миновала так же стремительно, как и пришла. Глупо злиться на сумасшедшего. Художник, мягко говоря, не в себе. Это настолько очевидно, что не требует доказательств. Белые и черные королевы, какая-то по-детски наивная классификация ненависти и прочее скорее напоминают бред, чем рассуждения взрослого здравомыслящего человека.

– Почти.

– И что же осталось на сладкое? – Ита даже не пыталась скрыть иронию.

– Положи руку на мое плечо.

Они лежали рядом, поэтому выполнить просьбу не составляло труда.

– Зачем?

– Твоего мужчину убил дроу – из-за того, что люди и темные эльфы не поделили Балтийскую долину – плодородные земли, лежащие на границе спорной территории. А отец погиб на войне, которую начали не лучники Хрустального Принца и даже не он сам. Ты уверена, что имеешь причину для ненависти, но я докажу, что это не так. Пустота. Боль. Отчаяние. Невосполнимая горечь утраты. Вот чувства, которые испытывают, теряя близкого человека. У тебя всего этого не было и в помине. Черная королева подчинила очередную жертву своей воле, сделав послушной рабыней. Пешкой, без колебаний следующей в заданном направлении. Я не обманул тебя насчет отравленного ножа ассидов и крыльев смерти. Умолчал лишь о том, что спустя некоторое время крылья исчезли. Как будто Она передумала. Никогда прежде я не видел ничего подобного.

– И для чего ты мне все это рассказываешь? – Начиная с определенного момента Ита уже не верила ни единому слову.

Она спокойно отнеслась к неизбежности приближающейся смерти и не испытала особой радости, услышав, что угроза миновала. Ненормальный художник с больным воображением мог придумать все от начала до конца. Единственное, на что он способен, – мгновенно перемещаться в пространстве. В этом заключалось его главное достоинство. Именно поэтому Ита до сих пор оставалась с ним.

– Положи руку на мое плечо, и я покажу, что значит по-настоящему ненавидеть.

– Мы не закончили наши дела здесь. Почему ты хочешь отправиться в другое место?

– Я никуда не хочу отправиться.

– Тогда к чему…

Устав от ее вопросов, Толинель закрыл ладонью глаза спутницы.

Ита резко отбросила руку наглеца – и увидела, что находится неподалеку от пылающей деревни. Столбы густого черного дыма поднимались наверх, закрывая чуть ли не полнеба. Несмотря на то что солнце стояло в зените, казалось, на землю опустились сумерки.

Печальный художник стоял рядом, держа спутницу за руку. Происходящее очень походило на сон. Окружающий мир был слегка смазан и лишен четкости. Как будто на глаза неожиданно навернулись слезы.

– Ты же говорил, что мы никуда не…

Он не позволил ей закончить:

– …не пойдем. И главное, помни: что бы ни случилось, не отпускай мою руку.

Лучница отчаянно хотела вернуться назад, на летающий остров, но без помощи Толинеля ей этого не сделать Поборов естественное желание освободиться от опеки, Ита сочла за лучшее подчиниться приказу. В следующий раз она будет держаться подальше от сумасшедшего художника, но сейчас полностью зависит от него. И значит, хочешь не хочешь, придется терпеть его прихоти.

Спутникам не понадобилось много времени, чтобы спуститься с холма, достигнув пылающей постройки на окраине деревни. Несмотря на то что огонь перекинулся на крышу, нетрудно было догадаться, что перед ними кузница.

Большой человек, судя по всему кузнец, раскачивался из стороны в сторону, сидя на корточках. Его большие натруженные руки с такой силой сжимали голову, словно он собирался раздавить собственный череп. При этом кузнец издавал звуки, больше похожие на хрип смертельно раненного зверя, чем на внятную человеческую речь.

Присмотревшись внимательнее, Ита заметила неподалеку несколько аккуратно сложенных в ряд трупов. Нетрудно было догадаться, что это семья кузнеца. Странно было другое. Как смог выжить мужчина? Судя по бушующему огню, убийцы покинули страшное место не больше получаса назад. Значит, кузнец находился поблизости. Почему он не умер как мужчина, пытаясь защитить самое дорогое – семью?

Первым порывом Иты было спросить об этом художника, но затем она передумала. Если захочет, скажет сам. Ведь для чего-то он привел ее сюда?

Расчет оказался верным. Спустя несколько минут она узнала ответы на все заданные и незаданные вопросы.

Не доходя до места трагедии тридцать – сорок шагов, Толинель остановился.

– Дальше идти нельзя.

Ита не стала спорить. Во-первых, в этом не было смысла, а во-вторых, ей не хотелось. Мертвые взрослые – это одно, дети – совсем другое.

– Кочевники пришли с юга. – Толинель говорил тихо, так, будто боялся привлечь внимание убитого горем мужчины. – Дикие племена, для которых нет ничего святого. Убивать, грабить и насиловать – их призвание. Они не умеют жить по-другому. Смерть, своя ли, чужая ли, для них ничего не значит. В бесчувственных пожирателях падали больше сострадания, чем в этой безумной орде. У кочевников существует поверье, согласно которому кузнец – «избранный человек». Тот, кто делает оружие, неприкосновенен. Но правило распространяется только на него одного. Семья ни при чем.

– Это глупо…

– Мир сам по себе жесток и глуп.

– Но не до такой же степени!

– Поверь мне на слово, это еще не предел.

Ита не стала задавать уточняющих вопросов и углубляться в тему.

– Ладно, поверю…

– Кочевники не убили кузнеца, поэтому глаза несчастного человека видели страшные издевательства над женой и мучительную смерть детей. Он мечтал ослепнуть – и не мог. Хотел умереть, но, связанный по рукам и ногам, оказался бессилен. Его разум был достаточно крепким, чтобы выдержать нечеловеческие испытания. И потому не нашел успокоения даже в безумии. После всего случившегося у кузнеца не осталось ничего, кроме ненависти. Черная королева завладела его душой без остатка.

Произнеся последние слова, Толинель вновь закрыл ладонью глаза спутницы, а когда через мгновение оторвал, они оказались на прежнем месте.

Не изменилась даже поза, Ита по-прежнему лежала. Если бы не картина происшедшего, настолько ярко запечатлевшаяся в памяти, лучница могла подумать, что ей все померещилось.

– Почему ты не помог несчастному?

– Ему уже не помочь. Лист, облетающий с дерева, можно приклеить на ветку, но это ничего не изменит.

– Никто не говорил о том, чтобы приклеить лист. Опавшую листву сжигают.