Уильям Форстчен - Солдаты Страница 15

Впереди дорога была заполнена тысячами, направляющимися в тыл. И Эндрю теперь ничего не мог с этим поделать, а лишь передвигаться с ними, и с мыслью о разгроме.

Григорий чувствовал возрастающую панику среди воинов, расположившихся рядом с ним.

Какие-то минуты назад парни продвигались с небрежностью, ощущая, что худшая часть нападения осталась позади, линии траншей зачищены, и они находятся в открытой местности. Он также начал чувствовать панику в своем сердце, восточный ветерок дунул в лицо и принес вонь его горящей машины, смесь керосина, раскаленного железа и человеческого мяса. Его начало трясти. Он часто видел такое в других, тех, кто получал ранения, сначала без ощущения боли, затем приходит лихорадка, чувство, что вся кровь вытекла из тебя. Внезапно, без предупреждения, он наклонился и его вырвало.

— Сержант, выведи генерала отсюда.

Он не хотел соглашаться на предложенную помощь, но был благодарен, когда сильные руки обхватили его за плечо.

— Этим путем, сэр.

Он посмотрел в глаза пехотинца. Примерно того же самого возраста, что и он сам, около двадцати, но сильнее, мускулы подобно канатам, его челюсть покоробил шрам, уродливый красный разрез, который, казалось, удвоил размер рта, искривив его в одну сторону.

Сержант повел его вниз по траншеи, иногда высовывая голову, проверяя поверхность.

— Там дальше позади теснина, сэр, приблизительно в сотне ярдов. Нам нужно будет двигаться быстро, чтобы добраться туда… Готовы?

Он понял, что не может говорить, все его тело дрожало. Он не был уверен из-за чего, из-за страха, усталости или болм. Новая конвульсия сотрясла тело и его снова вырвало. Сержант держал его за плечи, пока спазм не прошел.

— Готовы совершить пробежку?

Григорий слабо кивнул.

— Сейчас сэр!

Вместе они поднялись из траншеи, Григорий, по-прежнему давился, сержант, наполовину тянул его вперед. Пули с треском хлестали над головой, они достигли следующей траншеи и скатились между скопившимися в беспорядке солдатами, которые забились в нее от страха, некоторые из них чертыхнулись на парочку, не обращая внимания на звездочку, которая еще оставалась на одном эполете. Мортирный снаряд свалился в плотную толпу на расстоянии менее двадцати футов от него, и Григорий вздрогнул, когда кровь в виде тумана из мелких капелек брызнула ему в лицо. Он начал кричать, не отдавая себе отчета почему, раздосадованный собой, что потерял самообладание перед солдатами, но вид лейтенанта, накрывшего снаряд, заставил его подумать о своем экипаже. К настоящему времени, они были чернеющими обугленными кучками жирной грязи, не разорванными на части, как тело впереди от него.

— Все в порядке, сэр, давайте продолжим движение.

Сержант присоединился к медицинскому отряду, использующему мелкий овражек, чтобы возвращать раненых обратно.

Это была печальная процессия, некоторые из парней легко шли самостоятельно, прижимая пропитанную кровью руку, они очевидно, были рады оказаться вне всего этого, пусть, в худшем случае, и потеряв руку. Другие двигались в тишине, походя на призрачные зеленоватые столбы.

Никто из санитаров с носилками не стали бы их нести — они умирали, и время не могло быть потрачено впустую — но каким-то титаническим усилием они тянули себя назад, полагая, что делая так, и оставаясь с этим потоком наполовину разорванных тел, они смогут как-нибудь остаться в живых.

Санитары с зелеными нарукавными повязками, чтобы быть идентифицированными нарядом военной полиции, изо всех сил старались перенести остальных, одних на носилках, других — завернув в грязные тряпки или одеяло.

Он являлся ветераном полдюжины ожесточенных столкновений, но до этого момента, запертого в своей железной машине, он на самом деле никогда близко не смотрел на то, что могло произойти с людьми, или с ним самим.

Некоторые были обожжены, лица, руки почернели, другие, которых обдало паром, как и его самого, выглядели распухшими, с закрытыми из-за отеков глазами. Остальные держались за рваные раны в груди, искалеченные лица, раздробленные конечности.

Процессия была странно тиха, и он шел, шатаясь наряду с нею, чувствуя, как будто он был мошенником, не на самом деле раненым, а трусом, который позволил себя увести, скрываясь под защитой сержанта, которому приказали взять его в тыл.

Временами он как бы выбирался из своего внутреннего горя, осознавая то, что вокруг него продолжала бурлить сумасшедшая битва. Сотни снарядов летели по дуге над головой, самая худшая мортирная бомбардировка которую он видел, даже хуже, чем битва при Роки - Хилл. Ничто не двигалось вперед. Солдаты съежились в канавах, растянувшись пластом позади руин, сараев, навесов, или позади горящих броневиков, некоторые отчаянно рыли штыками, выцарапывая отверстие, чтобы скрыться в нем.

Винтовочный и пулеметный огонь велся непрерывно, и все чаще и чаще он замечал, что солдаты не вели ответный огонь, а вместо этого сидели на корточках, неспособные идти вперед и слишком напуганные, чтобы встать и убежать в тыл. Он посмотрел назад на фронт и задохнулся. Дюжина вражеских броневиков продвигалась вперед, ведущая машина находилась на расстоянии плевка от его собственной уничтоженной машины.

Пулемет изверг очередь, прошивая мелкий овражек, в котором его волокли. Солдаты врассыпную кинулись из укрытия, выбегая и падая на землю. На одном фланге поднялся ракетный расчет и выпустил снаряд. Он лязгнул по боку вражеской машины и скользнул прочь в сторону. Секунды спустя парни были мертвы.

Он обнаружил одну свою разворачивающуюся машину, одинокого Давида сражающегося с дюжиной Голиафов. Он нанес удар, выстрелив в заднюю часть бантагской машины, разорвав ее на куски, а затем, в свою очередь, был разорван на клочки, полдюжины бронебойных снарядов расчленили его на части. Весь фронт распадался и отступал.

Темные фигуры появились из-под земли, бантагская пехота, пригнувшись, беглым шагом, быстро передвигалась, бросаясь вперед, падала, затем поднималась и снова разгонялась вперед. Их движения отличались от вертикальных атак прошлого. Он чувствовал, что эти воины были другими, овладевшими различными видами боя, и их вид приводил в ужас.

Сержант потащил его прочь и толкнул вниз оврага, направляясь обратно в тыл. Несколько раз офицеры начинали приближаться к сержанту, но когда они видели, что он помогал генералу идти в тыл, то отступали, в очередной раз, усугубляя позор Григория.

Без звездочки на плече, он должен был бы возвращаться самостоятельно, и в настоящее время страх был настолько велик, что он понимал, что не смог бы идти, уже не говоря о том, чтобы ползти, без сильных рук сержанта вокруг него.

Овражек в конце начал истончаться, но они теперь находились в добрых шестистах футах от фронта и сержант поднялся наверх склона и выбрался на открытое пространство. Григорий посмотрел вокруг и увидел зеленый флаг, трепыхающийся позади центральной усадьбы плантации, с белым прямоугольником посередине, знаком отличия полевого госпиталя 2-ой дивизии 11-го корпуса. Низкие каменные стены обеспечивали некоторую защиту от вражеского огня, несколько раз сержант тянул его вниз, когда на открытую местность, которую они пересекали падали тяжелые мортирные снаряды, их движению препятствовали вырванные и переплетенные в клубки виноградные лозы и кроны деревьев.

Намного больше сотни человек лежали позади строения, большинство из них из 11-го корпуса, разбавленные парнями из 9-го корпуса и даже нескольких одетых в отличительные черные жакеты бронекорпуса; когда он вошел люди выжидающе посмотрели на него. Сержант аккуратно опустил его вниз и заявил, что пойдет и приведет доктора. Солдат с его правой стороны лежал без сознания, повязка закрывала большую часть лица, кровь сочилась сквозь нее; слева находился один из его парней из бронекорпуса, руки и лицо почернели, плоть порвана и облезла. Он видел, что мальчик ослеп, но чтобы поговорить с ним не было ни мужества, ни храбрости. Подошел приведенный сержантом санитар госпиталя, и присел на корточки.

— Как вы себя чувствуете, сэр?

Григорий посмотрел на него, неспособный придать словам форму, сказать ему пойти прочь, и заняться кем-нибудь еще, кому он более необходим.

Санитар, держа прямо свою руку, медленно двигал ею взад-вперед перед лицом Григория, внимательно за ним наблюдая.

— Вы видите мои руки, сэр?

Затем он взял руки Григория, перевернул их, мягко нажимая, смотря на реакцию Григория.

— С вами все будет в порядке, сэр. Вас ошпарило. Судя по звукам вашего голоса, вы могли вдохнуть немного пара. Я схожу за мазью, потом сержант сможет забрать вас к реке.

В то время как он это говорил, галопом примчался курьер, низко наклонившись в седле, он с трудом обуздал животное. К нему повернулся запачканный кровью доктор, и они обменялись какими-то фразами. Курьер отсалютовал, дернул вожжи, затем двинулся вперед, отправляясь прямо в направлении фронта. Доктор отступил назад, созывая персонал на совещание.