Закон Мёрфи в СССР - Евгений Адгурович Капба Страница 15

— Это ты отпуск такой имеешь? — снова мелькнула невозможная апсарская интонация.

— Вот именно — имею, — усмехнулся я. — Давай, абзиараз!

"До свидания", значит. Он улыбнулся, снова махнул рукой, яростно дернул рычаг коробки передач и автомобиль с красной крышей умчался прочь по анакопийской улочке.

* * *

Рубашку я выбросил в мусорку, она совсем пришла в негодность, еще и кровью из царапины на предплечье оставшийся целым рукав залило… Царапина пустяковая, уже засохла, а всё равно — неприятно. Главное — фотоаппарат цел! Нужно будет высмотреть где-то в городе фотоателье, пленку проявить!

Я шел по тротуару, намереваясь перелезть через забор в том же самом месте, где и сбегал. Горели желтым светом фонари, бились о плафоны жуки и москиты, трещали во всё горло в ветвях деревьев цикады или какие-то другие шумные насекомые… А к моему месту, как будто специально предназначенному для перелезания, знакомой пружинистой походкой приближалась некая высокая атлетичная фигура. Эрнест!

Прижавшись к забору, я замер в тени. Вот ведь действительно — гора с горой не… Эге! Он по своей привычке остановился, помахивая кожаной курткой и осмотрелся по сторонам, как будто чего-то опасаясь. Кого мог бояться мой сосед по комнате? Видимо — причины для осторожности были, потому что повесив кожанку на гребень забора, Эрнест мигом взобрался наверх и быстрыми шагами скрылся из виду.

А куртка? Головотяп забыл куртку! Ох-ре-неть! Я снял ее с забора повертел в руках и залез в нагрудный карман, конечно. Портмоне там не было… Значит — не совсем головотяп?

— Вон тот говноед! — раздался голос, а потом — скрип тормозов.

Огненно-красный "Запорожец" остановился прямо передо мной, хлопнули дверцы и наружу вылезли два парня — кстати, вполне себе славянской внешности. Твою-то мать! Грёбаная куртка! Ясное дело, говоря про говноеда, они имели в виду Эрнеста, кого ж еще? Не меня же! Я, например, не говноед, а вот что касается мажора — сомнения были. Но, увидев в темноте высокую фигуру, примерно тот же типаж лица и эту импортную куртку — что они могли подумать?

— А-а-а, сволочь! — крупный детина очень по-народному размахнулся, мечтая размозжить мне кулаками всю голову, но был обескуражен — я швырнул кожанку ему прямо в лицо и отскочил в сторону.

— Пацаны, это не я! Вы не за того меня приняли! — попытаться проявить благоразумие стоило.

— Ага! А нехрен было ее лапать! — второй — шустрый и худощавый, кинулся мне в ноги.

Наверное, занимался вольной борьбой… Я с ним бороться не собирался — снова отпрыгнул назад и пнул его ногой, точно так же, как Дамсика какой-то час назад. Получилось прискорбно: попал пяткой прямо в лоб.

— Ыть! — защитник униженных и оскорбленных ткнулся носом в тротуар, потеряв равновесие.

О его туловище запнулся второй, здоровенный, и полетел прямо ко мне в объятия. Наткнувшись солнечным сплетением на кулак, он задохнулся, сел на задницу и широко открыл рот, пытаясь прийти в себя.

— Еще раз — это был не я! И куртка — не моя! Я никого не лапал! Вы, наверное, хорошие парни, и мне действительно неловко что так вышло… — вот же вшивая интеллигенция, ее из меня не вытянуть и пытошными клещами, наверное. — Если у вас ко мне еще будут вопросы — приходите на проходную завтра, спросите Германа из семьсот двенадцатого номера — обсудим. Всего хорошего!

Уцепившись за забор я подтянулся, сделал выход силой, перебросил ногу — и был таков. А кожанку им оставил — нехрен мне делать еще Эрнесту одежку подносить… Перетопчется. Тем паче — спалился бы, как есть!

Пока шел по тенистым аллеям санаторной зоны, в голове у меня стучал один вопрос: "Где игучий Эрнест успел за это короткоевремя найти женщину и облапать ее, если мы с Тимуром едва успели добраться до города?"

Мне очень хотелось принять душ и переодеться, прежде чем пойти искать Тасю и девочек, и потому я двинулся к своему номеру. Даже если там и был Эрнест — в чем он мог меня заподозрить? Ну — потный, ну, с царапиной… И что? Накачав себя таким образом, я сделал безразличное лицо и взялся за дверную ручку, и надавил.

— …ах, Эрнест, я ждала тебя тут, как дура, целых полчаса…

— Ну, ну, маленькая… Да вот же я!

Твою-то мать! Я стоял как оплеванный — этот говноед раздевал там девушку — фитнес-инструктора! Или как эта должность сейчас называется?

Вот же ухарь! Вот кто должен был быть попаданцем, а не я! Москвич, красавец, атлет, упакован в импортные шмотки, в которых полные карманы денег! Делает гешефты и закрывает гештальты, открывает нужные двери задней ногой, повсюду у него друзья и знакомые, на гитаре он играет и волосами трясет, и девушки на него вешаются пачками — вот это каноничный путешественник во времени!

— Кур-р-рва! — я ляпнул дверью из-за всех сил, уходя.

Девочку-инструктора было жалко, может испугается и убежит от этого средоточия вселенской несправедливости… А у него, может, междудушье отвиснет, от неожиданности. Жалеть не буду. Тоже мне, услугу, гад, оказал — в номер со своим великолепием поселил! Лучше бы жил с могилевскими историками, ей-Богу!

Историки, кстати, гудели в конце коридора. Гудение было слышно очень хорошо, и я с горя двинул к ним — сдаваться.

— Шаноўнае спадарства[2]! — постучался я в двери. — Разрешите?

— А-а-а-а, наконец-то звезда полесской жуналистики к нам пожаловал! Сардэчна запрашаем[3]! Садись, Белозор! Выпей с нами! Что ты как не родной?

Вот, это я и имел в виду! Вот почему я так сильно противился проживанию с ученой братией, хранителями и исследователями секретов прошлого… Их там было человек шесть — молодых, небритых и нечесаных, худощавых, с блестящими умными глазами. Все они сидели за выдвинутым в центр комнаты столом, на кроватях и табуретках. Пахло спиртом, свежим хлебом, копченым салом и разговорами о смысле жизни, о разумном, добром и вечном… К столу была приставлена гитара, в руках одного из историков я увидел пачку листов папиросной бумаги — явно какая-то полулегальная самиздатовская перепечатка… Это было очень привлекательно, очень маняще, но нужно было держать себя в руках!

— Хлопцы! — сказал я. — Торжественно обещаю зайти к вам завтра, а теперь — вынужден просить помощи…

— Дык! — сказал самый кудлатый историк из всех. — Ёлы-палы!

Через пятнадцать минут я был умыт, причесан, снабжен новыми, совсем не ношенными носками по размеру, и свежей рубашке — не по размеру. Она едва