Алхимаг: Черный ворон - Михаил Ежов Страница 15

— Идём! — кивнул Николай и тут же широким шагом направился к двери. — У нас есть немного времени, пока не начали накрывать на стол, а твоя мать принимает ванну. Покончим с этим сегодня! — добавил он тише, словно обращаясь уже к самому себе.

Алхимаг вышел из комнаты, и я поспешил за ним. Знания, главная драгоценность этого мира, начинали открываться мне!

Николай отвёл меня к башне, находившейся в южной части дома. Она возвышалась над крышей на восемь метров, заканчиваясь длинным шпилем. Ни единого окна не было в этом «донжоне».

Перед массивной дверью, покрытой изображением шести переплетённых крыльев, алхимаг задержался.

— Нужно снять Печать Херува, — сказал он, прикладывая ладонь к металлической поверхности барельефа. — Это самая мощная охранная техника из возможных.

Его рука засветилась, от неё по двери побежали змеящиеся молнии, и на крыльях вдруг один за другим начали открываться ярко-голубые глаза! Их было не меньше тридцати, и все они пристально уставились на Николая. Он прикрыл глаза, что-то прошептал, и его лицо начало покрываться причудливо переплетёнными в сложный узор символами. Некоторые мерцали, другие — светились ровно.

В смотрящих на алхимага глазах побежали, сменяя друг друга, цифры. А затем все три десятка зенок разом вспыхнули и закрылись, слившись с металлической поверхностью двери.

Тонкое голубое поле частично исчезло, освободив проход в святая святых придворного чародея.

Лицо алхимага приобрело прежний вид. Руке перестала светиться.

— Теперь можем войти, — сказал Николай, толкнув тяжёлые створки.

Как только мы оказались в башне, открывшаяся для нас брешь в защитном поле затянулась.

— Ты здесь ещё не был, — сказал через плечо алхимаг. — Вся эта часть дома защищена магическим полем. Только что мы оказались по его другую сторону. Сюда извне не проникают ни звуки, ни свет, ни даже воздух. Всё это можно превратить в проводники энергии, а значит, практикующий будет способен попасть в башню. Не сам, разумеется, — только его магия. Но для человека, имеющего злой умысел, этого достаточно. Всегда нужно оберегать свои изыскания. Тем более, если они важны для всего протектората.

Я поднимался вслед за ним по витой лестнице. Дышалось свободно, мышцы не знали усталости, сердце билось ровно. Мне досталось поистине замечательное тело! Какого нет ни у одного человека. Конечно, это не божественная плоть бессмертных, но по ощущениям очень даже похоже.

То и дело попадались двери.

— Это лаборатории, — пояснил Николай, проходя мимо очередной. — Мы идём в ту, где я делаю гомункулов. Слышишь?

Сосредоточившись, я понял, что до нас доносится приглушённый лай. Заметив, что я понял, что он имел в виду, Николай слегка улыбнулся и кивнул.

— Да, это псы. Те, души которых служат для создания гомункулов. Самые обычные и породистые — это не имеет значения. Мне поставляют их из питомников.

До изгнания у меня были собаки — Ставр и Гавр. Огромные свирепые псы, сторожащие врата в Нижний мир. Интересно, нашли они общий язык с моим преемником, приняли его власть над собой? Сомневаюсь. Больно уж оба были своенравны. Даже мне не сразу удалось приручить их.

Мы поднялись ещё на пару десятков ступеней и остановились перед очередной дверью. Её, как и остальные, покрывали начертанные белой краской символы.

— Готов увидеть место… своего рождения? — серьёзно спросил Николай и, не дожидаясь ответа, отворил. — Прошу! Только ничего не трогать! — добавил он поспешно.

Я переступил порог, оказавшись в полутёмной комнате с одной закруглённой стеной и двумя обычными. В сечении она напоминала отрезанный кусок сыра. Или пиццы.

Раздался щелчок. Это Николай поднял небольшой рубильник, закреплённый на стене. Тотчас помещение залил абсолютно белый ровный свет.

— Сюда! — схватив меня за руку, алхимаг потащил меня между нагромождениями банок, металлических цилиндров, ящиков, коробок и невообразимо сложных, разнообразных и прекрасных, с моей точки зрения, приборов. — Вот! — Николай затормозил только перед огромным, вертикально поставленным стеклянным цилиндром, закрытым сверху и снизу стальными «крышками».

От широкого постамента тянулись провода и шланги, исчезавшие за столами, на которых громоздились склянки и ворохи свитков, возвышались стопки толстых потрепанных фолиантов. Вокруг стекла плавали в воздухе светящиеся формулы и символы. Все они были соединены множеством тонких линий, образуя единую систему. А внутри цилиндра… находилось то, что безраздельно завладело моим вниманием, намертво приковав к себе взгляд.

— Это и есть биомасса, — сказал Николай. — А ёмкость — чан, где она под влиянием реактивов и направленных потоков энергии постепенно превращается в гомункула. Примерно через три дня из того, что ты видишь, получится человеческое тело. Такое же, как твоё. Из него я сделаю пажа, которого ждёт Его Светлость. Этот сгусток клеток я разморозил и положил в чан перед выездом во дворец. Как видишь, он уже подрос. Правда, узнать в нём будущего гомункула пока невозможно. Это потому что человеческое дитя проходит стадии развития эмбриона, а гомункул выстраивается из клеток, словно конструктор — из кубиков. Никому не известно, в каком порядке невидимый архитектор начнёт их соединять. Поэтому порой в этом чане появляется нечто поистине жуткое.

Трудно было представить, что из того, что я видел сейчас, может получиться человек.

— А вот здесь я делаю арматориумы, — взяв меня за руку, Николай подвёл меня к широкому столу, уставленному химической посудой.

В центре помещалась небольшая плавильная печь, сейчас погасшая. Рядом с ней возвышался куб, составленный из множества элементов розового и белого мрамора.

— Смешав все элементы, основным из которых является драгоценная белая ртуть, я заливаю сплав вот сюда, — алхимаг указал на маленькую воронку в верхней части громоздкого прибора. — Металла требуется совсем немного, потому что куб превращает его в очень-очень тонкую, гибкую, но прочную сеть. В некотором смысле, она может считаться даже жидкой, хотя это не совсем верно. Скорее, сплав сохраняет тягучесть и поэтому способен принимать любую форму в теле гомункула и восстанавливать разрывы. Арматориум — это нечто вроде нервной системы, создающей подобие разума. За счёт него гомункулы порой кажутся почти настоящими людьми. Но на самом деле они — просто биоавтоматы.

Я слушал, но доносящийся справа настойчивый лай время от времени заставлял меня поворачивать голову, хотя за стопками книг ничего не было видно.

— Твоё тело отличается от обычного человеческого не только этим, — сказал Николай, отпустив мою руку. — Оно не станет расти, если не вводить в него необходимые химические элементы. Сейчас это не имеет значения, потому