Юрий Табашников - В паутине чужих миров. Рождение бога Страница 16

С трудом перестав любоваться собой и невольно недобро вспомнив Тангароа, я зачерпнул в ладони воды и изображение, заплясав, исчезло среди волн, появившихся на поверхности на удивление чистого водоёма. Холодная вода быстро привела меня в чувство. Я несколько раз зачёрпывал ладонями сверкающую в лучах Солнца жидкость и торопливо подносил добычу ко рту. Напившись, пару раз плеснул на себя, и лёгкость и бодрость вернулись ко мне.

Не успел я встать на ноги, как где-то совсем рядом грохнуло несколько выстрелов. Птицы тоже услышали выстрелы и испуганно замолчали. Наступила непривычная, полная тишина.

– Что это? – с трудом шевеля обезображенными язвами губами, спросил Сифа.

– Что-то… случилось, – выпрямился Макоа.

В этот момент хрустнула ветка, и к озеру из джунглей выскочил голый мальчик, лет двенадцати, с телом ещё не покрытым татуировками, но уже раскрашенным красками, символизирующими смерть и готовность её встретить. Мальчик, увидев Макоа, в один миг оказался возле полинезийца и принялся что-то торопливо и быстро рассказывать. Я услышал несколько эмоционально произнесённых фраз:

– Убили… Звери – хаоле… Он не успел убежать…

– Веди нас, – коротко приказал мальчику Макоа. Минут двадцать молча и со свирепой решимостью, наш небольшой отряд шёл по труднопроходимому лесу за маленьким проводником.

Мальчик вёл нас уверенно, сразу было видно, что он хорошо знает этот лес. Я шёл замыкающим, теряясь в догадках, что же произошло. Вдруг лес выпустил нас на большую поляну. Первым за проводником вышел на поляну Макоа, и я услышал его сдавленный и гневный крик. Затем, как-то по – звериному, зарычал Сифа, а следом уже и я вышел из под защитной тени леса и тут же остановился, потрясённый увиденным.

Прямо посередине довольно большой поляны росло крупное ветвистое дерево. А под ветвями, на стволе дерева, висел труп мёртвого мальчика. Руки парнишки были вытянуты вверх. В одном положении их удерживали гвозди, шляпки которых торчали из ладоней. Ноги мученика тоже были прибиты к стволу дерева. Мальчишке на вид было не больше тринадцати – четырнадцати лет и он принадлежал к числу тех людей Макоа, которые пытались задержать продвижение отряда белых солдат к Священной горе.

Мальчишка торопливо рассказывал о том, как несколько подростков вместе с взрослыми пытались помешать походу отряда солдат вглубь земли людей акульего бога. Опасная игра продолжалась до тех пор, пока трое проводников – полинезийцев, состоящих на службе у хаоле, не устроили ловушку и не поймали одного из мальчишек. А то, что они сделали с неосторожным подростком, я видел своими глазами. Тошнота подступила к моему горлу, я не мог спокойно смотреть на страшное зрелище. Люди не могли сотворить с подобным себе такого, только звери! Лицо парнишки выражало такую муку, что у меня невольно на глазах появились слёзы. С бедняги сняли скальп, в результате чего верхняя часть головы представляла собой одно сплошное кровавое месиво. А потом долго измывались, нанося в живое и обездвиженное тело, многочисленные удары штыками или ножами.

Я не мог произнести ни одного слова и просто молчал, опустив голову, чтобы не видеть страшного послания. Да, движение отряда хаоле удалось задержать, но какой ценой! Однако я ещё не знал, что наши потери были гораздо существеннее. На поляне, не дав нам возможности выразить словами гнев, из джунглей появились несколько воинов из числа тех, кто так неудачно пытались задержать хаоле. Двое из них были ранены и двигались с трудом. Сифа и Макоа встретили своих соплеменников множеством вопросов. Очень эмоционально, переходя часто на крик, отвечали им суровые воины, и нам сразу стало понятно, что за выстрелы мы слышали на берегу маленького лесного озера.

Так же, как и мы, стоящие перед нами воины обнаружили убитого мальчика и, объятые гневом, в едином порыве, после недолгого преследования, догнали отряд хаоле. Полинезийцы, может, имели шанс внезапной атакой смять белых людей, но, к сожалению, их появления уже ждали. Столкновение произошло на довольно открытом участке. Едва полинезийцы показались из-за деревьев, как их встретил ружейный залп. Двое воинов были убиты на месте, ещё двое ранены, а все уцелевшие рассеяны. Ни один из нападавших не успел добраться до противника, и причинить ему какой-либо вред.

Глаза Макоа заблестели то ли от слёз, то ли от гнева. Он весь вытянулся и подобрался, как-то в один миг подрос, готовый действовать. Месть звала его за собой, он жаждал увидеть смерть тех, кто совершил страшное преступление. Я желал того же самого.

– Ты готов убивать, Макоа, я вижу, – я взял его за руку. – Скажи мне, успеют ли хаоле достичь Священной горы до темноты?

– До темноты? Теперь уже нет!

– Макоа, послушай меня. Нужно дождаться наступления ночи. Когда станет темно, мы нанесём удар наверняка. Нас слишком мало, к тому же боги обещали помочь нам, когда наступит ночь.

Макоа, глядя на меня, долго боролся с собой. Импульсивная натура призывала полинезийца действовать, в то время как разум пытался прислушаться к моим словам.

– Хорошо, Оеха, – наконец сказал он, – но с наступлением темноты мы убьём их всех.

– Так и будет, Макоа, – кивнул я головой. «Убьём хаоле, но чем?» – подумал я. Я давно нахожусь среди людей Макоа, но ни у кого не видел ни одного ружья. Опять же, почему полинезийцы не смазали наконечники стрел ядом, как я подсказывал поступить Макоа при нашей первой встрече? Наверное, местное понятие военной чести не позволило. А зачем воины бросились в лобовую атаку? Могли ведь даже при помощи примитивных луков порядочно потрепать белых солдат, нанося внезапные удары и тут же скрываясь от ответного огня. Мне, искушённому опытному кабинетному стратегу из двадцать первого века, была совершенна непонятна военная тактика полинезийцев. Но я промолчал. Не тот момент, чтобы лезть с нравоучениями и вопросами.

– Убьём их всех, Оеха, – решительно произнёс Макоа, – убьём, как только наступит ночь.

Глава 7

Макоа собрал всех своих людей в одном месте. Больше он никого не посылал тревожить хаоле. Мы и так, выполняя указание Вхиро и Миру, потеряли три драгоценные жизни. Три человеческих жизни! Ради чего? Ну, дошли бы хаоле до Священной горы, походили по ней во главе со своим священником, а потом вернулись назад. Что там может быть такого секретного, что могло бы стоить три человеческих жизни? Не знаю…

Я не мог смотреть на убитого мальчишку, сразу в голову лезли вопросы, вопросы, вопросы… Никогда раньше я не сталкивался с такой показной жестокостью, а ведь Макоа видел похожие сцены постоянно. Он смотрел изо дня в день на гибель своего мира и имел несчастье наблюдать вырождение своего народа. А мы, сидя у телевизоров в далёком будущем, радуемся тому, что немногие, чудом уцелевшие потомки Акульих людей, ходят в брюках и мирно развлекают туристов.

Макоа распорядился снять с дерева убитого мальчика и похоронить мученика. Голос полинезийца дрожал, когда он отдавал распоряжения. Я смотрел на старика и не мог узнать ставшего мне столь близким человека. Он едва мог контролировать себя.

Я подошёл к Макоа:

– Будь сильным, Макоа!

– Быть мужчиной очень тяжело, Оеха! – ответил мне мрачно полинезиец. – Мальчик был сиротой. У него никого не было, кроме меня. Последние дни он не отходил от меня ни на шаг. Я дышал его радостью и захлёбывался от его горя. Он верил мне, и он успел полюбить меня, а я его.

Все слова утешения как-то сами собой умерли внутри меня.

– А где твоя семья, Макоа?

– Семья? Умерли все, Оеха! Все! Кое-кого убили… Нас было много, а остался я один. Никчёмный старик. Даже смерть не хочет отвести меня в царство Миру… Последним умер мой любимый внук, Утреннее Солнышко. Он скончался у меня на руках от болезни, которую послали на нашу землю хаоле. Знаешь, что эта за болезнь? Она покрывает всё тело сыпью, а лицо волдырями. Стоит только подойти к больному – и уже болеешь ты. Все заболели, кроме меня, ведь я не нужен ни Миру, ни Вхиро.

Скорее всего, старик говорил об оспе.

– Боги приготовили для меня испытания не посильные для человека. Они обрекли меня на муки, оставив в этом мире совсем, совсем одного… Солнышко был последним из моего рода. Кроме меня… Он держал меня за руки, вот здесь, вот здесь… Я до сих пор чувствую тепло его рук. Оно не уходит… Оно не уходит! Это тепло не согревает, оно жжёт, жжёт мои пальцы, мою душу!.. Мы были вдвоём, вдвоём во всём мире, потому что… Потому что все жители деревни уже умерли. Только я и Солнышко ещё жили в том царстве мёртвых. Я прижимал его к себе и плакал. Я не стесняюсь сказать слова, недостойные воина. Оахо! Мать ещё до прихода хаоле отучила меня плакать, и я очень удивился, когда вдруг стал плохо видеть. Слёзы текли у меня по лицу, а я не знал, что же это за напасть меня посетила. Я не мог понять, какой злой бог заставил капать из моих глаз солёный дождь и дрожать мои губы. Я подумал, что заразился, и очень обрадовался.