Николай Чадович - Особый отдел Страница 16

– Ой, Ванечка, прости! Как-то мы совсем заболтались. Рассказывай, пожалуйста.

Все умолкли, выжидающе уставившись на лилипута.

– Весь вчерашний день и половину ночи я убил на то, чтобы войти в доверие к тамошней маргинальной молодёжи, – начал Ваня, прихлёбывая целительный чай. – Пришлось и травкой угоститься, и самому угощение выставить. Интересная, конечно, публика. Одна малявка в меня просто влюбилась. Я бы её, честное слово, удочерил, если бы она на игле не сидела.

– Ничего страшного, – сказал Цимбаларь. – Сейчас это поправимо. Курс лечения – тридцать тысяч баксов.

– Всего-то? Да за такую сумму я лучше бригаду снайперов найму, которые всех наркодилеров в округе перещёлкают… А теперь слушайте, что я выяснил. Те школьники-прогульщики, которые первыми обнаружили труп, к убийству совершенно непричастны, хотя некоторые подозрения у меня сначала имелись. И не раздевали они мертвеца. Ребята оттуда сами, как ошалелые, убежали. Напугал их не труп, а тот, кто возле него находился. Вернее, было там сразу несколько человек, но они рассмотрели только одного.

– Вот так новость! – воскликнул Цимбаларь. – Почему они об этом милиции не рассказали? Или, на худой конец, родителям?

– Сейчас узнаете… В подвал пацаны проникли не через дверь, а через котельную. Там дырка имеется замаскированная, про которую взрослые не догадываются. Заслышав подозрительный шум, ребята решили, что кто-то здесь занимается любовью, и стали потихоньку подкрадываться. Ну и, естественно, нарвались. Какой-то тип застал их врасплох, сначала слегка отдубасил, а потом велел забыть всё, что они в подвале видели. И для острастки ткнул носом в мертвеца. Это, мол, и с вами будет, если проболтаетесь. Такой урок ребятам до конца жизни не забыть. Вот почему они молчали, как партизаны, а про труп в подвале только через день сообщили.

– Хорошо хоть, что их самих не убили, – вздохнула Людочка.

– Через день, говоришь, сообщили… – задумался Кондаков. – Значит, мертвеца в подвал ещё тёпленьким доставили.

– А как тот человек выглядел? – поинтересовался Цимбаларь. – Они его приметы запомнили?

– Смутно. Но дружно утверждают, что этот типчик был из бандитской среды. И разговорчик соответствующий, и все пальцы в наколках. Голова бритая, лоб низкий, лицо обыкновенное, хотя, как они заявили, очень страшное.

– Хороши приметы! – помрачнел Цимбаларь. – Надо этих ребят в оборот взять. Пусть фоторобот составят. А память я им освежу, не сомневайтесь.

– Вот это я бы не советовал, – в голосе Вани появилось что-то зловещее. – Со своей клиентурой я привык разбираться сам и в указчиках не нуждаюсь. Сверх того, что я узнал, не выведает даже детектор лжи. Незачем ребятишек зря беспокоить. Они и так страха натерпелись. А того бритоголового мы по другим приметам разыщем. Все его наколочки мне ребята здесь изобразили. За достоверность ручаются.

Ваня протянул вперёд правую руку, которую до этого держал под столом, и все увидели, что его пальцы и тыльная сторона ладони покрыты мелкими рисунками, сделанными обыкновенной шариковой ручкой.

Установилась напряжённая тишина, нарушаемая только сопением Кондакова да жужжанием недавно ожившей мухи.

– Сейчас этой блатной романтикой кто только не увлекается, – сказал Цимбаларь, но, присмотревшись повнимательней, добавил: – Хотя тут, похоже, всё сделано по понятиям.

– Вроде того, – нацепив на нос очки, подтвердил Кондаков. – Фраер на себя такой багаж не возьмёт. Ему не то что в зоне, а в любой забегаловке руки по самое не могу оторвут.

– Богатая биография была у человека, – присвистнул Цимбаларь. – Вот эта змея, обвивающая меч, означает, что он был осуждён по бывшей сто второй статье. Убийца, значит.

– А череп на фоне решётки есть знак того, что владелец татуировки сидел в крытке, – сообщил Кондаков.

– Такой знак обычно подтверждается ещё погоном на плече, – добавил Цимбаларь. – На безымянном пальце тоже серьёзная наколочка. Крест в ромбе – признак отрицалы.

– Или авторитета зоны… А вот что такое крест со звёздочкой, даже я не знаю. Не просветишь?

– Был в дисбате, – объяснил Цимбаларь. – Ты лучше подскажи, что может означать косой крест в овале?

– Возможно, побег, – предположил Кондаков.

– Нет, побеги иначе рисуются… Ну да ладно, что там ещё имеется? У тебя ведь, в отличие от нас, четыре глаза…

– Пять крестиков на костяшках пальцев – пять ходок в зону. А вот эти буковки на крайних фалангах – имя или кличка… То ли Гоша, то ли Гога… не разобрать.

– И без того информации предостаточно. – Цимбаларь заметно повеселел. – Нам нужно искать человека по имени Гога или Гоша, загоравшего одно время в дисбате, впоследствии осуждённого за убийство, отбывавшего срок в тюрьме особого режима, в местах заключения ставшего авторитетом, а всего имеющего пять судимостей. Жаль, что вдобавок ко всему он не указал год своего рождения.

– Возможно, год рождения был выколот на левой руке, – сказал Ваня. – Левую руку ребята не разглядели. Говорят, она была в перчатке.

– Почему в перчатке? – насторожился Цимбаларь. – Ведь в ту пору уже тепло было. А может, этот фантомас бритоголовый левую руку вот так держал? – он неестественно вывернул локоть.

– Не в курсе… Но орудовал он только одной правой рукой, это ребята хорошо запомнили.

– Да знаю я этого чёрта безрогого! – воскликнул Цимбаларь. – Никакой он не Гоша и не Гога, а Гоба. Сергей Гобашвили! И на мизинчике у него не косой крест, как нам показалось, а скрещённые кинжалы – отличительный знак бандита кавказской национальности.

– Но ведь ребята говорили, что лицо у него было самое обыкновенное, – засомневался Ваня. – Грузина со славянином они бы не спутали.

– Да он такой же грузин, как я швед, – отозвался Цимбаларь. – Родился и вырос в Сызрани. Служил действительно на Кавказе. Там и с преступным миром связался. Левую руку потерял во время неудачного налёта на банк. Сейчас у него протез.

– Если тебе всё известно, то какие могут быть разговоры! Выясним через паспортный стол адрес этого Гобашвили и поехали его брать, – предложил Кондаков.

– Не так всё просто. В розыске он. Уже с год. Бежал с этапа, убив своего соседа по вагонзаку и тяжело ранив двух конвоиров. И это, заметь, с одной рукой.

– Да, зверь серьёзный, – задумался Кондаков. – Но всё же уголовник Гобашвили как-то не вяжется с миной, сделанной из никому не известного вещества.

– Вот мы про эту связь у него и спросим! Ребятишки нас на Гобу вывели, а Гоба ещё на кого-нибудь укажет. В этом наша работа и заключается – упорно тянуть ниточку.

– Нужную ниточку! А не первую попавшуюся…

Как бы подводя итоги, Цимбаларь сказал:

– Сейчас мы все разбежимся. Мы с Петром Фомичём будем искать Гобашвили по своим каналам, Ваня – по своим. Людочка должна собрать информацию обо всех обезглавленных трупах лет за пять. А ещё лучше – за десять. Связью пользоваться как можно меньше. Не исключено, что кто-нибудь уже следит за нами. Не зря ведь Горемыкин удрал в Непал.

– Сейчас он, наверное, поддерживает с нами телепатический контакт, – сказала Людочка.

– Это сколько угодно! – махнул рукой Кондаков. – От телепатических контактов детей не бывает.

– Религиозные каноны утверждают обратное, – заметил Ваня. – Неужели ты собираешься оспорить факт непорочного зачатия?

– Разговор опять пошёл по накатанной колее, – зловещим голосом произнесла Людочка и вооружилась столовым ножом. – Предупреждаю, я за себя не отвечаю.

– Ох, извини, – стал оправдываться Ванечка. – Я совсем не тебя имел в виду. Но если придерживаться истины, вчера имел место факт благовещения. И роль архангела Гавриила досталась полковнику Горемыкину…

Уже в прихожей Людочка спросила Цимбаларя:

– Ты, как я понимаю, в татуировках разбираешься?

– Более или менее. Но до Петра Фомича мне ещё далеко. Он в этом деле настоящий профессор.

– А что такое? – навострил уши Кондаков.

– Поинтересоваться хочу, – смущенно улыбнулась Людочка. – Я с подружками однажды загорала на нудистском пляже и видела там мужчину, у которого на ягодицах были изображены дверные ручки. Что бы это значило?

– То же самое, что рельсы со шпалами на женском лобке, – без запинки ответил ветеран правоохранительных органов. – Иначе говоря, предложение заходить и заезжать. На соответствующем транспорте, естественно…

Двое суток напряжённой работы ровным счётом ничего не дали. А если пользоваться терминологией Кондакова, пошли коню под хвост.

Сергей Гобашвили был неуловим, как пресловутый снежный человек, с той лишь разницей, что скрывался он не в безлюдных снежных горах, а в крупнейшем мегаполисе Европы. Многие о нём знали, кое-кому случалось его видеть, кто-то от него пострадал, но всё это были лишь пустые разговоры, лишённые какой-либо конкретики.

Гоба жил поборами с мелких нелегальных и полулегальных деляг – сутенёров, валютчиков, катал, попрошаек, щипачей, хозяев подпольных пошивочных цехов и торговцев контрафактным товаром. Само собой, что для этой публики он являлся меньшим злом, чем государевы слуги, и надеяться на их сотрудничество не приходилось.