Алексей Гравицкий - Зачистка Страница 16

После общения с неведомой аномалией Мун готов был поверить, что Юрий Михалыч и впрямь каким-то странным образом стал бессмертным. Хотя это он для школоты этой Юрий Михалыч, а для него…

— А я бы хотел убить Семецкого! — яростный вопль Рыжика оторвал от вялых мыслей.

Мунлайт поглядел на конопатого парня. Тот смотрелся весьма живописно. Волосы растрепались, глаза горели святым безумием, а на лице было такое выражение, что становилось ясно — дай ему волю, убил бы. И не только Семецкого.

— Да как ты… — задохнулся от негодования парень с той стороны стола. — Это же живая легенда.

— Вот я бы и посмотрел, живая она или мертвая. И способна ли эта легенда оживать, — горячился Рыжик.

— Молод ты еще Семецкого убивать, — ухмыльнулся Мун рыжему.

— А ты сам? — чуть сбавил обороты Рыжик. — Неужели не хотел бы его убить?

Мунлайт пожал плечами.

— Когда я его последний раз видел, у меня такого желания не возникло.

— А ты знаешь Семецкого? — впервые за все время вступил в разговор Резаный.

Молодняк попритих. На Муна смотрели со смесью недоверия и уважения. Вот же черт за язык дернул. Легендарного Юру он близко не знал, но пару раз пересекались. Более того, в Зону они ехали вместе. Из Москвы одним поездом. Там и познакомились, хоть никто и не обмолвился о том, куда едет.

Встречал он Семецкого и после. Уже в Зоне. Правда это было до того, как тот намылился к четвертому энергоблоку и пропал без вести на пол года. Больше Мун с Юрой не встречался. Сперва услыхал, что тот вроде как погиб, и даже расстроился. Потом стали долетать отголоски сплетен. Говорили, что Семецкий жив, потом, что мертв. А потом понеслись байки о том, что Юра живым и мертвым бывает по семь раз на неделе и запросто переходит из одного состояния в другое и обратно.

Семецкого бессмертного Мунлайт уже не знал.

— Встречались пару раз, было дело, — небрежно отмахнулся он.

— Расскажи! — запросил парень, что сидел напротив Рыжика.

— Да чего рассказывать, — пожал плечами Мун, припоминая вагон поезда и водку, чередующуюся с пивом под неторопливый разговор. — Нормальный мужик.

Во всяком случае был нормальный, пока не стал частью Зоны. Мунлайт припомнил тяжелое утреннее похмелье в поезде, украинских таможенников, требующих заполнить какую-то анкету, и Юру Семецкого, старательно вписывающего в графу «громадянство» «Михайлович». Помнится таможенник выпучился, как рак, пытаясь понять, где сие находится.

Да, Семецкий был хорошим человеком и нормальным мужиком, а теперь кто или что он такое, страшно даже представить. Мунлайт с удивлением понял, что он не хочет не только убивать Юру Семецкого, но и встречаться с ним теперь не хочет. Страшно с таким встречаться. Мелюзга-то этого не поймет. Да и сам бы он не понял еще неделю назад, когда волосы его были темными, а по Зоне не разгуливала его прозрачная копия.

Мунлайт молча поднялся из-за стола и пошел прочь.

— Гонит он, — донесся из-за спины тихий голос. — Не знает он Семецкого.

— Цыц! — одернул Резаный.

Мун не повернулся. Не было желания ни спорить, ни язвить. Хотя была б его воля, заткнул бы он сопляка, который усомнился в его словах. Да так заткнул, что тот больше никогда бы рот без дела не открыл. Но куража не было, только апатия.

Дверь привычно скрипнула. Мунлайт вошел в полумрак своей временной обители, которая до сегодняшнего дня была тюрьмой, а теперь вероятно переменила статус на гостиничный.

Снейк полулежал на койке. Рядом с ним сидел Натальин мальчишка. Он устроился на самом краешке, но койка была высокой и ноги мальчика все равно не доставали до пола. Паренек смотрел на бородатого практически с сыновней нежностью. Змей держал в руках замурзанный журнал «Огонек» невесть какого года выпуска. Некогда глянцевые страницы скукожились, но текст, по всей вероятности, остался читаемым. И Снейк читал, а Егор, закусив губу, слушал журналистские посылы из советского прошлого.

На вошедшего Муна оба поглядели без особого энтузиазма.

— Изба читальня, — озвучил собственное наблюдение седой и завалился на койку.

— Дядя Змей, я пойду, — тихо прошептал мальчонка и сполз на пол.

Снейк потрепал мальчишку по волосам и подмигнул.

— Завтра заходи, еще почитаем.

Егор кивнул и выскочил на улицу. Скрипнуло, тихо хлопнула дверь о косяк.

Снейк смотрел на закрывшуюся дверь с какой-то потаенной грустью.

— Я оформил нам полный пансион на неделю, — поделился Мунлайт.

Бородатый не отреагировал, словно вслушивался во что-то, неслышимое Муну.

— Хороший мальчишка, — произнес он наконец.

— Мальчишка хороший, — согласился Мунлайт. — Мать у него дура. Нашла место.

— Обстоятельства, — пожал плечами Снейк.

Обстоятельства, подумалось вдруг. Нет таких обстоятельств, которые заставляют рожать детей в Зоне отчуждения. Нет таких обстоятельств, которые заставляют ехать в Зону отчуждения с детьми. А если даже и есть, то нет таких обстоятельств, которые помешают оттуда вернуться к нормальной жизни.

— Мальчишке жить как-то дальше надо, — мрачно заметил Мун. Со Снейком мог позволить себе быть настоящим, без сальностей и скабрезностей. — А что из него здесь может вырасти? Бомж Иваныч вроде нас с тобой. Да еще и неграмотный.

— У нас пол страны неграмотные бомжи иванычи, — заспорил бородатый. — Если ты не знал, то за МКАДом есть жизнь и она сильно отличается от столичной.

— Если ты не знал, то я знал, — в тон ему отозвался Мунлайт. — Вот только про бомжей иванычей не надо. Все по-разному.

— Все по-разному, — кивнул Снейк. — Только люди, они везде живут. А жизнь — это не одна стрельба по монстрам и сбор артефактов. Дети — это тоже жизнь. И женщины.

— Достал ты меня со своими самками человеков, — отмахнулся Мун, возвращаясь к своей обычной манере.

Снейк насупился, но виду не подал.

— Ты ей понравился, — прогудел надутый.

— Сомневаюсь.

— Она про тебя говорила.

— О как! И чего говорила? Что я хам и шутки у меня дурацкие?

— Что видать не так уж и весело тебе жить. Но сил хватает отшучиваться.

— Можешь ей передать, что клоунов из себя корчат чаще от слабости, чем от силы.

— Не буду я ей ничего передавать. Нашел себе передаста. Сам скажи. Серьезно тебе говорю, ты ей нравишься.

— И что? — начал злиться Мун. — Мне теперь по этому поводу броситься к ней с распростертыми объятиями и завалить в ближайшем сарае на груду мусора за неимением сеновала? Я спермотоксикозом не страдаю, и при виде человека в юбке у меня, знаешь ли, возникают и другие мысли помимо желания юбку задрать.

— Причем здесь твои желания?

— А чьи? Ее? Так не всех, кому ты понравился, надо трахать.

— Адепт хаоса, — совсем расстроился Снейк. — Я ж не об этом.

— А о том вообще молчи, — разозлился вдруг Мун. — Это ты можешь баб любить и с детьми чужими нянчиться за неимением своих.

— А ты? — серьезно посмотрел Снейк.

— У тебя глаза добрые, — не слыша продолжал Мунлайт.

— А у тебя? Ты ж хороший мужик.

— Для тебя, — огрызнулся Мун. — Потому что ты свой. Может еще десяток человек наберется, для которых я хороший. Ты меня лечить вздумал? Еще один супер Радж на мою седую голову.

— Слушай…

— Отвали, — резко отрубил Мунлайт. — Смени тему. Говори о чем хочешь, только вот этими вашими интеллигентными копаниями меня доканывать не надо.

Снейк насупился и запыхтел в бороду, но продолжать не стал.

Мунлайт лежал на койке и смотрел в изгнивший потолок. Та часть крыши, что была ближе к двери, обветшала уже до полупрозрачного состояния. Здесь, над головой, крыша была, видимо кусок ее настелили заново, но балки и обрешетка выглядели настолько паршиво, что навевали мысли о неминуемом падении потолка на голову.

Лучше на них вовсе не смотреть, решил Мун и повернулся к бородатому приятелю. Тот лежал с задумчивым видом и созерцал что-то внутри себя. Бородища отросла сильнее обычного и топорщилась непокорной лопатой. Викинг на привале.

Снейк почувствовал на себе взгляд, едва заметно вздрогнул и посмотрел на седого.

— Я ухожу, — сказал с какой-то философской обреченностью.