Олег Верещагин - Песня горна Страница 16

– А это что?! – жадно спросил Володька, садясь на корточки и обнимая Презика. Денис смутился – он не знал, – но признаться в своём невежестве не успел. Из-за спин мальчишек весёлый мужской голос пояснил:

– Изоляционные катушки. Как на обычных проводах, только сам видишь, чуть побольше.

Мальчишки быстро оглянулись, и Презик тоже повернулся. Володька встал.

Подошедшему мужчине было лет 30—40 – и то, что возраст точно не определялся, а также подтянутая, спортивная фигура – позволяло сказать наверняка, что это имперец. На его куртке были видны знаки различия подполковника гражданских инженеров и сварщика высшей квалификации, а ещё – значок, заставивший Дениса восхищённо перестать дышать: «За отличную службу в Поясе Астероидов». Прочно расставив ноги в высоких жёстких ботинках и положив руки на широкий рабочий пояс, имперец наблюдал чуть прищуренными светлыми глазами за тем, как работает на ближайшей ферме – пока что соединённой с берегом только двумя несущими балками – группа сварщиков-подростков, явно практикантов из училища.

– Что, интересно смотреть? – подмигнул мужчина Володьке, который, приоткрыв рот, подобрался совсем близко. Мальчишка попятился, но тут же неистово закивал. – Это, брат, работа. Руками потрогать можно! – Он с удовольствием произнёс последние слова, так вкусно, что у Дениса зачесались ладони, как всегда бывало, если он видел такие вещи. – А вы откуда, кадеты?

– Мы не кадеты, – Денис отсалютовал. Володька, вдруг смутившись – чего с ним не бывало почти никогда, – потихоньку боком спрятался за Дениса. А подполковник, ответив на салют, протянул:

– Пионееееееры?! Это здорово! А насчёт кадетов – не удивляйтесь, присловье такое… от одного хорошего человека. – Он погрустнел на миг, но тут же встряхнул русыми – с лёгкой полузаметной проседью – волосами – и протянул мальчишкам руку: – Бородин. Можно – дядя Юра. Можно – товарищ подполковник. Откуда вы?

– Да мы тут смотрели… – неопределённо ответил Денис. Бородин усмехнулся – но не свысока:

– Ясно… Ну что, и тут посмотрите? Э, э, э, вот так не надо. – И он с размаху нахлобучил на голову совсем уже влезшего на балку Володьки дымчатые очки на эластичном креплении. – А то зайчика поймаешь. Теперь смотри, сколько душа пожелает, только дальше не лезь.

– Подумаешь, – оскорбился Володька, с удовольствием поправляя очки. – Я по таким балкам могу вообще бегать. Сколько угодно. И высоты я не боюсь. Ничуточки!

– Я верю, – серьёзно кивнул Бородин. – Только не в этом дело. Не положено. И всё. Приказ.

– Приказ? – Володька посмотрел вверх, потом оглянулся на Дениса, даже на Презика посмотрел. И отступил чуть-чуть, подчиняясь магии этого слова, которой подчинялись даже эти сильные люди из Империи. Володька очень понимал это. Ведь сильные могут делать всё, что хотят! Но Денис не делал, хотя даже он, мальчишка, был сильный. А взрослые почему?!

Так ничего и не решив, он снова с жадным интересом уставился на деловитое кипение работы. Бородин кивнул Денису:

– Из Седьмого Горного?

– Да, – ответил тот. И добавил: – Мой отец – штабс-капитан ОБХСС Третьяков. У нас скоро приём новичков в пионеры, мы хотели сюда заглянуть – ну, познакомиться с вашей работой… С кем мне нужно поговорить об этом?

– Считай, что уже поговорил. Со мной, – усмехнулся подполковник. – Как-то так получилось, что всем этим заведую я… И я ничего против не имею, только часов за десять до визита сообщи…

– Юрий Михайлович! – окликнул его жалобно коренастый паренёк, возившийся со сварочным аппаратом – из-под матового шлема-маски выбивались рыжие пряди, похожие на медную проволоку. – Не получается!

– Что у тебя не получается, несчастье человечества?! – вздохнул Бородин и легко перебежал по балке к своему подопечному, на ходу зацепив карабин пояса безопасности за страховочный трос. Володька с восхищением смотрел ему вслед и только вздыхал, когда в ловких руках подполковника – раз, два, три – сверкнули стальные вспышки, и он, отдав аппарат смущённому рыжему, перебежал обратно.

– Вот… спасибо… – Володька с последним вздохом протянул Бородину очки. Подполковник секунду помедлил, потом усмехнулся и, положив ладонь на голову мальчика, качнул её и ворчливо произнёс:

– Бери, дарю. У меня младший такие же выпросил, а вы с ним похожи, только он поздоровей. Но ты, я вижу, тоже любитель в опасные места соваться, вот тебе очки пригодятся.

– Правда?! – Володька просиял. – Спасибо!!! А хотите… хотите я вам спою?!

Странно, но Бородин не удивился. Он только кивнул и оперся ладонью на ограждение. Володька вдруг растерялся от своего собственного предложения.

– А… что вам спеть? – почти беспомощно спросил он. И тут же просиял: – А! Знаю! Вот! – Он улыбнулся Бородину и взмахнул рукой…

– Я увидел недавно в английской книгеЗагадочное слово «Pacific ocean»,И понял, что мир ещё неплох,хотя он мог бы быть и лучше.

Лучше и лучше!Где целый океан пацификом назван,Нам есть ещё место, нам есть ещё дело,Нам есть, что сделать, сказать, пусть малость неумело!Да и просто несмело…

Денис заметил, что во многих местах прекратили работу и прислушивались – звонкий голос Володьки летел не только над берегом – над всем озером, пожалуй. Но он, только что смущавшийся Бородина, уж когда начинал петь – то больше ни о чём не думал, кроме песни…

– И пускай нам будут смеяться в лицо,Нам скажут, что мы безумны,Но если услышат хоть двое, то не время рвать струны.Рвать в отчаянье струны.Ни на атласах, ни на картахНе найти нам дороги туда,Лучше так по старинке наобум, и с криком: «Айда!

За мною – айда!»Ни на атласах, ни на картахНе найти нам дороги туда,Где плещет Пацифик-океанИ живая вода![8]

Допев, он тут же потупился. И вскинул голову снова, изумлённо, когда дружные аплодисменты раздались отовсюду – с ферм стройки, с озера, с мола и даже от кухни. Но Володька всё-таки был Володькой – и важно раскланялся на четыре стороны.

– Юрий Михайлович, связь! – крикнули между тем от одной из палаток. Бородин вскинул руку:

– Иду! – И, помедлив, протянул руку сперва Презику (который дал лапу тут же), потом Денису, а потом Володьке: – Ну, давай! Всего тебе самого-самого, может, ещё и увидимся! – И, тряхнув руку мальчишки, широко зашагал к палатке.

Какое-то время Володька смотрел ему вслед странными глазами – тоскливыми, восхищёнными и жадными. Потом вздохнул и повернулся к Денису:

– Пошли ещё тут посмотрим, а?

Денис кивнул, и мальчишки зашагали по тропинке вдоль перил.

Слышно было, как наверху кто-то из сварщиков распевает – не очень мелодично, но с энтузиазмом:

– Лучше так по старинке наобум, и с криком: «Айда!

За мною – айда!»…

…В сумке у Дениса обнаружилась прихваченная в последний момент пачка пресных галет. Устроившись около крана, из которого можно было брать воду, судя по табличке «Питевая вода» (с припиской «Заворачивайте плотней, черти!»), мальчишки принялись завтракать. Отсюда были видно всю стройку. Володька хрустел галетами, вертел головой, но ничего больше не спрашивал – видимо, здорово переел впечатлений.

Хрустнув галетой последний раз, он слизнул крошки с губ, поболтал ногами, вздохнул и чуть печально произнёс:

– Хороший мужик этот Бородин… Может, мой отец был такой же?

– Ты родителей совсем-совсем не помнишь? – осторожно спросил Денис, глядя на озеро. Володька покачал головой:

– Нет. Я же был совсем маленький. И я не верю, что они меня бросили. Наверное, с ними что-то случилось. А меня оставили, чтобы спасти.

Денис не стал возражать, хотя понимал, что эта версия, мягко говоря, слабенькая. Даже и не версия никакая, а так – смутные мечты одинокого мальчишки… Но зачем плевать в открытую навстречу душу? Вместо этого он встал (он сидел на люке около крана) и, перебравшись на перила рядом с Володькой, устроился прочней, просунув ноги за нижнюю перекладину, и свернул из обёрточной бумаги самолётик. Плавным движением запустил его над озером. Володька через плечо посмотрел на ровный долгий полёт – самолётик так и парил, пока не скрылся из глаз. Снова вздохнул, опустил голову…

Денис тоже вздохнул. Положил руку на плечо младшего и стал негромко напевать пришедшее ему на ум, как раз пока летел бумажный самолётик…

– Горбатый карлик рыдал в ночлежке, мешая прочим уснуть,Внезапно вспомнив, скрипя зубами, в дыму и мракеТе дни, когда капитаном был он и в дальний трогался путь,Грыз мундштук и помнил девушку из Нагасаки.И был его китель белее снега, и рука, смугла и тверда,Держала крепко всё то, что в жизни необходимо.Встречали ласковые, как гейши, портовые города,Все было в кайф, но чужие крылья свистели мимо…

И полёт журавлика так же прям, как тысячу лет назад!(Мирозданью плевать – кто в небесный сад, кто на нары…Всё равно – полёт журавлика прям, как тысячу лет назад!)Так улетай, журавушка, улетай –саё нара…[9]

Володька начал прислушиваться с первых строк – замерев, широко раскрыв глаза, с какой-то непонятной тревогой…