Николай Берг - Остров живых Страница 16

– У гномов квесты другие! – вступается с обидой в голосе Рукокрыл.

– Вы жалки! – дико глянув на дружка, истерическим тоном выкрикивает Ленька.

– Я жалок, я жалок… – начинает слезливо причитать поникший головой Званцев-младший.

– Нет, вы даже представить себе не можете, насколько вы жалки! В знак этого, чтоб удобнее было поливать вас моим презрением, я поднимусь в гордые выси, где только мне и место!

С этими словами Ленька ловко карабкается на какую-то металлическую штуковину, позволяющую ему подняться сантиметров на шестьдесят выше уровня палубы, гордо взблескивает глазами, да не глазами, а очами, коль скоро это более подходит к патетическому моменту, встает в позу победителя, простирает длань и громко и пафосно вещает сверху:

– Вы все – ЖАЛКИ! Весь мир – жалок, ибо я, и только я воистину велик! Я Бог Всеведущий!

Тут он поскальзывается, нелепо взмахивает руками и улетает за борт, мелькнув в воздухе рубчатыми подошвами ботинок. Этот кульбит настолько смешон, что нас аж сгибает от хохота пополам, ржем так, что слезы текут.

– Стоп машина, человек за бортом! Стоп машинааааа!!!!

Крик не вписывается в общий настрой, и несколько секунд мы все приходим в себя. Впрочем, не все, побледневший Рукокрыл срывает с себя одежку, нелепо прыгает на одной ноге, избавляясь от застрявшего на полдороге ботинка и не очень ловко – мешает зажатый в руках спасательный круг, сдернутый с крепления на поручнях (или как там водоплавающие эти штуки называют), – прыгает туда же, в стылую воду за кормой. Катер действительно сбрасывает ход, это заметно.

Следом за Рукокрылом сигают двое водолазов, потом, бросив несколько быстрых взглядов на берег, на плывущих в ледяной воде, туда же без всплеска прыгает Филька.

До меня доходит, что курсант свалился в воду, обвешанный железяками, и всплыть ему – проблема. Каски-то он сбросит. А вот комично напяленные и закрепленные посмешнее бронежилеты с пластинами сорвать в воде ему будет трудно, да и глубина тут… Черт ее знает, какая тут глубина. Маркизова лужа[14] мелкая, но всяко раз плывем – тут есть где тонуть…

Катер останавливается. Прыгнувшие за борт собрались в кружок, вижу, что начали нырять. Черт, а далеко мы усвистали от места падения, если они, конечно, правильно засекли место. Прошибает самый настоящий ужас – если его не найдут, получится, что мы потеряли хорошего парня на ровном месте, просто по глупости, еще и ржали как идиоты. Тошный ужас, ледяной какой-то, сжимающий внутренности – аж дыхание комом встало.

Переглядываемся с Надеждой.

– Давайте-ка место подготовим. Если и не искусственное дыхание делать, то греть несколько человек придется точно.

Она подбирает разбросанную прыгнувшими в воду одежду и обувь.

Места на посудине не густо, но находим, где тепло и где можно разместить замерзших людей. На душе мерзко.

– Ничего, он курсант, они плавать умеют, – бормочет скорее самой себе в утешение побледневшая медсестра.

А по часикам уже больше пяти минут прошло. Катер тихо дает задний ход. Еще не хватало, чтоб кого винтом секануло. Совершенно дурацкая мысль проскакивает: «А еще хорошо, что акул у нас тут не водится». Свинцовая мутная водичка плещется совсем рядом, и гулко раздаются голоса.

Капитан лайбы вертится тут же, что-то сопоставляет.

– Эй, левее возьмите и метров десять к берегу! – кричит кто-то из саперов ныряльщикам.

– Точно! Левее надо!

– Ни хрена, они правильно место взяли!

Время ощутимо тикает внутри черепной коробки. Его потерю просто ощущаешь физически. Словно оно течет как песочек, только это не песочек, а жизнь отличного, талантливого и еще толком не пожившего мальчишки…

– Уже десять минут прошло, – мертвым голосом шелестит рядом Саша.

– Ничего, ничего, вода холодная, мозг в таких условиях кислородное голодание выносит устойчиво… – таким же шуршащим, как старая газета, голосом выдавливаю я.

Капитан тем временем отгоняет тех, кто собирается лезть на помощь, популярно объясняя, что в воде и так до хрена купальщиков. Водолазы, а они все там, с Рукокрылом рявкают чуть не хором, чтоб к ним не лезли.

В их действиях видна какая-то система, только я не могу понять, какая именно, но ныряют они целеустремленно. Прожектором с рубки слегка подсвечивают участок – чтоб в глаза не бил, а именно подсвечивал.

Плещется водичка за бортом…

– Есть! – орет кто-то – Тянут!

На часах семнадцать минут прошло… Одна надежда на холодную воду…

На корме клубок народа. Вытягивают Леньку – как был в касках и бронежилетах, так его водолазы и вытянули наверх. Как с ним доплыли, не понимаю.

Лицо белое как мел, голова мертво мотается.

Кто-то пристраивается уложить его поперек колена, чтобы воду, значится, эвакуировать из желудка и легких, но тут уже наша епархия.

– Отставить, тащите его в этот, как его – кубрик! Давайте, давайте живо! – И тихо Саше, всовывая ему в руку теплую тяжесть «марго»: – Следи, если он мертв и оживет, чтоб не успел!

– Он же в каске, – шепчет Саша.

– Изловчись!

Мокрое тело, с которого ручьями льет вода, притаскивают в кубрик – или как там оно называется – самое просторное помещение на этом катере. Ванна у меня просторнее, черт бы все это побрал.

Дыхания после семнадцати минут под водой, ясен пень, нет как нет. Огромное облегчение – пульс на сонной артерии тихонький, слабенький, но есть. Тело еще живое, зрачок на свет моего фонарика-брелка реагирует, значит, есть некоторая надежда, что вернем душу обратно. Правда, душа-то душой, а вот кора головного мозга может и сильно пострадать… Но это видно будет только потом.

Значит, сердце молодое, здоровое гоняет по-прежнему кровь по сосудам, только вот беда – в этой крови кислорода нет. Нам надо быстро дышать за Леньку. Сам-то он не сможет, понятно, пока я его не заведу.

Так, долой с него бронежилеты, вытряхиваем его из одежды, одеяло какое-то на пол и ровно тело на спину. Теперь (дыхательные пути чтоб были свободны) одной лапой – под челюсть, другая – на лоб, чуток откидываю его голову, чтоб язык не мешал. Когда человек без сознания, язык мякнет и комом закрывает путь воздуху, часто люди без сознания от этого гибнут. Особенно если еще и с носом проблемы – кровотечение или насморк.

Теперь рот открыть, проверить, нет ли там чего, а то начну дуть – и влетит в бронхи какая-нибудь фигня вроде жвачки, сломанного зуба или еще что такое же нелепое, но вызывающее потом очень серьезные осложнения.

Чисто во рту. Еще что-нибудь проложить между его ртом и моим – и можно качать. Ага, вот подходящий полиэтиленовый пакет, так, дырку пальцами рву – все, можно.

– Воду, воду из него вылить надо! – тормошит меня за плечо Саша.

Отмахиваюсь. Белая кожа утопленника означает, что тут была остановка дыхания, нет у утоплого воды в легких, не дышал он водой. Вот был бы синий – тогда да, попала вода в легкие, и немало, и пена бы во рту была. Только и такого без толку выжимать, вода, попавшая в бронхи и легкие, не стоит там печально, как в лесном озере, а всасывается моментально в кровь, потому без толку вытряхивать ее. И именно поэтому он и становится синий.

Прикладываюсь плотно губами к губам Леньки, старательно зажимаю пальцами ему нос (а иначе воздух вместо трудного пути в легкие с легким свистом выскочит куда попроще – в атмосферу) и вдуваю ему несколько литров воздуха из своих собственных легких. Воздух, конечно, второй свежести, мой организм кислород из него чуток забрал, а углекислый газ вбросил, но и на долю Леньки пока кислорода хватит.

Отлично пошло – грудная клетка пациента с натугой поднимается и когда я отстраняюсь слегка, опадает с шумным выдохом. Ай я молодец! А то бывает, недостаточно голову запрокинут и вместо по трахее в легкие начинают качать воздух через пищевод в желудок, что совершенно бесполезно. Следующий вдох – грудь поднимается. Отстраняюсь, и Ленька с шумом выдыхает воздух.

– Смотрите, дышит курок-то! – радуется кто-то у меня за спиной.

– Дурень! Выдох пассивный, атмосферное давление учитывай! Так и труп выдыхать будет.

Некогда слушать, дышать надо. Тяжело, это ж не воздушный шарик надувать приходится, а жесткую конструкцию, именуемую грудной клеткой. Счастье еще, что сердце у Леньки работает в автономном режиме – если бы пришлось делать сердечно-легочную реанимацию, чередуя вдыхания с непрямым массажем сердца, затрахался бы я тут, даже учитывая помощников.

Вдох – я, выдох – он, вдох – я, выдох – он…

Ленька никак не хочет начать дышать самостоятельно…

Когда в голове начинается легкое кружение и признаки того, что я с такой интенсивной дыхательной нагрузкой уже сам перекислородился, меня заменяет один из водолазов – они уже переоделись во что-то, готовы помочь.