Евгений Шалашов - Хлеб наемника Страница 16

— Пос-той-те, лю-без-ный гос-подии-ин, — нараспев и чересчур манерно обратился ко мне одноногий. — По-да-а-й-те на про-пи-та-ние!

Не люблю подавать милостыню. Нет, не потому, что жаден. Просто каждый третий нищий — жулик, рассчитывающий на простачков. Знавал я одного «калеку», что давал взаймы герцогам и не стеснялся получать от менял шесть процентов с оборота… Но голос мне кого-то напомнил. Когда-то, давным-давно, я его слышал…

— По-дож-ды, Сту-дент, не бе-ги та-ак бы-ст-ро! — взмолился Жак Оглобля, растягивая слова.

У нашей десятки еще оставался шанс на спасение — лес! Только там можно укрыться от лучников Гамилькара (не того, из древней истории, а другого!), которые с ходу расстреляли полк, а теперь вырубали оставшихся в живых. Но если Жак будет ныть, не дойдем. Я оглянулся, чтобы дать ему пинка, но вместо этого лишь проскрипел зубами — из бедра Жака торчал обломок древка…

— Болван! Зачем подставился?! — орал я от отчаяния.

От стрелы, запущенной умелой рукой, за щитом не укрыться. Удачно, что Оглоблю ранило в бедро, а не в глаз…

Я огляделся: Витас и Нед волокли Живчика, подстреленного в плечо, а Короткохвост тащил их оружие. Остальные, получившие легкие ранения, сами едва волокли ноги.

Короткохвост лишь хрюкнул, когда я взвалил на него свой щит и копье, а сам подставил спину Жаку:

— Давай…

Оглобля замотал башкой: «Дойду…»

— Быстро! — злобно прошипел я сквозь зубы. — Иначе — сам добью!..

Мы успели. Правда, когда наш потрепанный (но живой!) десяток оказался на спасительной опушке, то парни объединенными усилиями тащили не только Жака, но и меня, заполучившего одну стрелу в плечо, а вторую — в бок…

— Жак?! — вырвалось у меня. — Ты жив?!

— Капитан… — вполголоса сказал нищий, взяв меня за руку и поднося ее к своим губам, но, спохватившись, выпустил ее.

Отстранившись, скомандовал кому-то: «Ну-ка, быстренько в таверну, пусть стол накрывают по высшей марке!» Обернувшись, с усмешкой спросил:

— Вы, господин комендант, не побрезгуете посидеть со старым приятелем?

— Дурак ты, Оглобля, — только и сказал я.

Жак шел рядом, дергая меня за плащ и отчаянно имитируя нищего, пристающего к скуповатому горожанину. Кажется, деревянная нога ничуть не мешала, потому что он даже не хромал.

В харчевню Жак направился с заднего хода. Заметив мой удивленный взгляд, пояснил:

— Не стоит портить репутацию заведению. Да и комендант города будет выглядеть странно рядом с одноногим нищим.

Мы прошли в небольшую комнатку, где был накрыт стол, за который не стыдно посадить и короля. Представительный мужчина, встретивший нас в дверях, раскланялся, отодвинул стулья и приготовился прислуживать.

— Иди к посетителям, — велел ему Жак, некогда прозывавшийся Оглоблей. — Мы сами…

Взяв в руки бутылку, Жак вопрошающе посмотрел на меня, а когда я помотал головой, удовлетворенно хмыкнул:

— Когда капитан начнет пить вино, мир перевернется! Посему — дозвольте налить вам сока!

— За тех, кто лежит на речном дне и похоронен в придорожных канавах! — поднял я свой бокал.

После первого и единственного тоста наемников «официальная» часть кончилась. Я с удовольствием пробовал яства, которых уже давно не доводилось пробовать, а Жак налегал на вино. Наполняя очередной бокал, Оглобля засмеялся:

— Когда узнал, что ратуша взяла на службу опытного наемника — непьющего! — сразу подумал о тебе. Другого такого не существует!

— Это точно! Такого, как я, еще надо поискать…

Утро выдалось на редкость мерзким. В голове стучал пьяный кузнец, а ноги и руки не хотели слушаться и лежали как обрубки… Что было вчера, с трудом вспоминал я. Помнится, мы пошли промочить горло. После лекции? Или — это было «до»? А, вначале — «до», а потом — «после»! И, кажется, еще и вместо лекции…

Дальше были кабаки, где мы умудрились подраться с вышибалами… Точно, драка была (болят бока, и правый глаз не открывается!). А дальше? Дальше были опять какие-то кабаки, шлюхи…

— Подъем, уроды! — раздалось над ухом.

«Какая сволочь осмеливается орать, когда МНЕ плохо? Причем ТАК ПЛОХО…» — попытался я приподнять голову, но не смог. Больше всего мне хотелось умереть. На худой конец — выпить кружку пива. Ладно, сейчас сойдет и вода. Выпить воды, запить ее двумя-тремя кружками пива. Послать за пивом? Но меня немилосердно сдернули с ложа…

Сидя на четвереньках, я с трудом огляделся — везде стояли, сидели и блевали человекоподобные существа. Откуда-то, из неимоверной высоты, с брезгливой ухмылкой на нас взирал мужик в форме королевских наемников: серые штаны, заправленные в короткие сапоги, грязно-красный камзол (говорят, что крови не видно!) и серый же плащ. На правом плече — двойной галун. С бодуна доходило туго, но умудрился определить, что это сержант.

«Надо бы сказать служивому, чтобы отправил домой», — вяло подумал я.

К сержанту подскочил толстячок в некогда приличной, но теперь уже драной одежде, с обрывком гильдейской цепи вокруг шеи…

— Господин офицер, я мастер гильдии пекарей! Прикажите, чтобы меня отпустили домой! — заголосил он, хватая сержанта за плащ.

— Пшел обратно, — рыкнул сержант, отпихивая несчастного.

— Господин офицер, у меня дома жена, трое детей и семеро учеников с подмастерьями! — не унимался мастер-пекарь.

— Пить надо меньше… — равнодушно обронил сержант, переводя взор на другого неудачника, оравшего, что он сын королевского стряпчего и его папа отрежет всем яйца и заставит их съесть без соли.

Мастер-пекарь рванулся к заманчиво приоткрытым дверям, но тут же влетел обратно, наткнувшись на солдат, что стояли на пороге и откровенно потешались над нами.

— Пять палок за попытку дезертирства, — негромко приказал сержант, кивнув на ремесленника. Взяв за плечо того, кто называл себя сыном стряпчего, встряхнул его:

— Этому — десять палок за грубость!

Солдаты, деловито подхватив упиравшегося сына стряпчего и обмершего от страха бюргера, торопливо, но без суеты, потащили несчастных к выходу. С улицы раздались удары и вопли.

…Наемник осмотрел толпу насмешливым взглядом и продолжил:

— Парни! Мне глубоко плевать, кем вы были — портовыми нищими, шлюхами или — графьями вкупе с прынцами! Если вы сюда попали, значит — получили королевский талер! А коль скоро вы его получили, то значит, принят аванс и извольте его отработать… Вы — наемники его величества короля Рудольфа! Завтра отправляетесь в учебный лагерь.

«Королевский талер… — вспомнил вдруг я. — Мать твою, влип!»

Вчера, когда допивал последнюю кружку, наткнулся языком на что-то твердое.

— Гы-гы-гы, — гадливо заржал сидевший напротив меня собутыльник, чья морда казалась знакомой. — Вот ты и попал!

Я выплюнул на ладонь добычу — серебряный кругляш с профилем короля Рудольфа.

— Поздравляю, солдат! — почувствовал я на плече твердую руку. — Ты принял талер!

Крепко зажав монету в кулаке, я попытался въехать кому-то по морде, но поднаторевшие в таких делах королевские вербовщики предвидели подобную развязку, потому, что было дальше, я уже ничего не помнил…

Человек пять бандитского вида возжелали пойти на штурм дверей. Имея опыт пребывания в закрытом помещении (видимо, тюремный) и ножи, решили взять в заложники сержанта… Дальше намерений у них не пошло. Наемник не стал звать на помощь подчиненных и даже не обнажил меч, а вытащил из-под плаща короткую дубинку: миг — и один из нападавших валялся на полу, второй и третий баюкали ушибленные руки, четвертый сидел на корточках и блевал. Пятый, отскочив в сторону, попытался укрыться за нашими спинами, но дубинка сержанта, превратившаяся в дротик, глухо стукнула его в лоб…

— Вынести на воздух, отлить водой и всыпать каждому по двадцать палок, — приказал сержант солдатам.

Желающих бунтовать больше не нашлось.

Большинство «рекрутов» отнеслись ко всему происходящему равнодушно, кое-кто беспокойно. Я, как ни странно, залюбовался действиями сержанта. В университете я слыл хорошим фехтовальщиком, но до наемника мне было ох как далеко…

Сержант и солдаты принялись выгонять нас на улицу, ставили в затылок друг другу, а потом заковывали в шейные рогатки, сбивая в партии по десять человек.