Ник Трой - С петлей на шее Страница 16

Я вытерся полотенцем и сел на кровать. Куда могла пойти Вичка? Подруг у нее здесь нет. Конечно, Вичка общается с местными, но настолько редко, что даже не помнит их имена. Или я просто не все знаю? Когда я разговаривал с ней по душам в последний раз? Когда спрашивал, как прошел день?..

Нет! Глупости! Я это спрашиваю каждый раз, когда возвращаюсь из рейда! И каждый раз застаю подругу сидящей с журналом, книгой или кружкой чая в кресле-качалке! Выслушиваю не вполне внятный ответ, что «все в порядке. Сходить за едой?». Потом Вичка вновь углубляется в текст и свои фантазии. И никогда она не выходит гулять!

Дверь скрипнула.

— Вичка?! — вскочил я и замер.

На пороге застыла моя девушка.

И не моя одновременно.

Каштановые волосы, что всегда приятно пахли чем-то неземным, превратились в уродливый ежик. Высокую грудь обтягивает кожаная куртка с красной нашивкой на левом предплечье. Между двух привлекательных холмиков безвольно повис отвратительный фиолетовый галстук. Стройные, ровные и красивые ноги скрыты черными кожаными штанами.

— Уже вернулся? — спокойно спросила Вичка. — Ел?

— Нет, — тихо ответил я, чувствуя, что сейчас в Гарнизоне число сумасшедших увеличится.

Девушка, уловив мое настроение, смущенно закрыла за собой дверь. Села на расхламленную кровать и по-детски сложила руки на коленях. В бараке повисло тяжелое молчание.

Чувствуя, что вот-вот взорвусь, я сел в жалобно скрипнувшее кресло-качалку. Мысли в голове совершенно перепутались, все готовые слова куда-то пропали. Осталась только кипящее внутри раздражение.

— Ничего, — вдруг сказала Вичка.

— Ч-что? — недоуменно заморгал я.

Девушка еще больше смутилась от моего взгляда, покраснела так, что уши стали пунцовыми. Стеснительно прошептала, ломая руки:

— Ты ведь хочешь спросить, что я с собой сделала, правда? Но почему-то молчишь… Вот я и решила сразу ответить на твой вопрос.

— Разумно, — кивнул я, вспоминая, есть ли в Гарнизоне психотерапевты.

В комнате вновь повисла неловкая пауза. Вичка продолжала неловко ломать руки, а я просто не знал что сказать. Неожиданно девушка зло спросила, будто подзадоривая себя:

— Ты думаешь, я дура?!

— Что? — я явно не успевал за ходом ее мыслей. — Вика, я…

— Я все вижу, все понимаю! Ты исчезаешь из дома, где-то пропадаешь! Считаешь, что я так и должна обслуживать тебя?!

— Вика, я не понимаю, о чем ты…

— Молчи!! — голос Вички взвился пронзительным фальцетом. — Молчи, подонок! Ты думаешь, я полная дура?! Все только и говорят о том, что ты убил их! Это твоя вина, что люди не возвращаются обратно! И Лильку тоже ты убил! А может быть, еще и трахнул напоследок?! А? Со мной, наверное, тебе уже скучно?!

— Что ты несешь?! Какую Лильку? — чуть повысил голос я, поневоле начиная защищаться.

— Тарасову Лильку! Хранительницу, которая с вами наверх пошла!!

— Да ты что?! — взорвался я, и от крика Вичка испуганно отпрянула к стене.

— Не кричи на меня! — расширив наполненные слезами глаза, едва слышно прошептала девушка. — Ты не имеешь права кричать на меня!

Я уже и сам понял, что совершил глупость. Присел перед ней на корточки, попытался взять за руки. Успокаивающе прошептал:

— Прости, Вичка, прости. Видишь, я уже не кричу. Только не плачь, хорошо? Только не плачь, родная!

Вичка вырвала руки, но тут же сама обняла меня. Заливаясь слезами, тихо запричитала:

— Зачем ты убил Женечку? Он же был маленький. В чем он провинился?.. Зачем ты убил его, тварь?.. Зачем…

Чувствуя, что сердце разрывается на части, я успокаивал девушку, поглаживая ладонью ненавистный жесткий ежик. Одновременно сгорая от ярости к Веселковой, что промывала мозги больному человеку, и, умирая от сострадания к Вичке, я готов был застрелиться. Давно бы застрелился. Только кто будет присматривать вместо меня за Вичкой? Кому она нужна, свободно плывущая в бреду своих фантазий?!

— Ты не трахался с Лилькой? Нет? Почему ты уходишь от меня каждый день?! Становится так темно, Котя… а боюсь темноты… и я боюсь, что у тебя любовница! Но ничего, теперь я смогу защитить свои права… Ты же никого не убивал?..

Девушка продолжала шептать обвинения, начиная заговариваться. Слезы текли из пустых глаз, губы беззвучно произносили проклятья и мольбы, ниточка слюны от губ вытянулась к груди. Я снял воняющую пылью и дешевой краской кожаную куртку, уложил Вичку на кровать. Продолжая гладить и успокаивать, помог разуться. Уже сквозь дремоту, что всегда приходила после неожиданных взрывов, девушка прошептала:

— Только не уходи больше, Котя… Ты все, что у меня осталось…

— Не уйду, солнышко. Куда же я без тебя? Конечно не уйду.

— Я люблю тебя, Котя…

5

Так уж устроен человек, что получивший выволочку на работе за отгул или опоздание, тут же об этом забывает. Память человека фиксирует только радостные события, нажимая «DELETE» на файлы с неприятностями. Ну наорал шеф, ну с кем не бывает?

Или, поссорившись с кем-нибудь в троллейбусе или метро, злишься целый день. Но к вечеру, максимум наутро, все равно злость уступает место другим чувствам. И уже понимаешь, как глупо ты поступал, когда ссорился и злился.

О таких вещах принято говорить — мелочи жизни. Вся жизнь состоит из этого. Ссоры, обвинения, борьба за место под солнцем. Привычная всем жизнь в мегаполисах.

Но стоит поссориться с любимым человеком, ситуация враз меняется. А когда нанесенная обида еще и не заслужена, тогда вообще кошмар. Нет, ситуации типа «Дорогая я не вынес мусор из-за того, что новый уровень в „War Craft“ был слишком сложным» не из этого разряда. Гораздо хуже, когда в метро к чистой белой рубашке ненароком прислонится некая девица с яркой помадой на губах. А дома, целуя ревнивую супругу, вместо заслуженного ужина получаешь пощечину и трехдневный скандал. В другое бы время словам «Все! Уеду к маме!» можно обрадоваться, ведь ночные посиделки с приятелями за компом и пивом чрезвычайно редки. Но сейчас ситуация принципиальная! Неверием задеты достоинство и гордость! И начинается молчаливая подпольная война.

Гораздо хуже, когда слышишь обвинение из уст человека, с которым вести диалог на равных нельзя. Бабушки и дедушки обвиняют в упадке морали, праведно считая компьютерные игры злом. Ну не объяснишь ведь, что новое искусство! Ведь так же полвека назад на них ворчали их бабушки и дедушки за увлечение телевидением!

Еще хуже, когда родная мать неправильно трактует неудачную шутку. И выслушав воз и маленькую тележку несправедливых упреков и ругательств, все равно идешь к ней с повинной. Затолкнув гордость поглубже, извиняешься, так как в таких случаях доказывать, кто прав, а кто виноват, — себе дороже…

Я вышел из барака. Трясущиеся руки с трудом вынули сигариллу, подожгли. В ушах еще стояли крики Вички, заставляя душу выгорать до конца.

Сделав затяжку, я вдруг сорвался с места. Забытая сигарилла отлетела в темноту, брызнула искрами. Едва не опрокидывая хрупкие стены соседских бараков, пробежал поселок насквозь. Люди в испуге шарахались с дороги, провожая меня удивленными взглядами. Перепрыгивая сразу через три ступеньки, взбежал по лестнице. Пулей выскочил на товарный этаж, где оборудовали конференц-зал и комнаты для начальства.

Найти штаб Хранительниц оказалось делом одной минуты. Ни одно из служебных помещений Гарнизона не охранялось кичливыми амазонками в кожаных куртках. Вдобавок, на бетонной стене повесили деревянный щиток с написанным красной краской призывом: «Твои плечи могут стать опорой! Помоги людям встать в полный рост!»

— Куда?!

Двух преградивших дорогу Хранительниц я расшвырял, не останавливаясь. Даже не потребовалось бить и наносить повреждения. Растерявшиеся девушки вполне безобидно разлетелись по углам от простого толчка. Еще одна амазонка сама отпрянула от стальной двери, даже не подумав о висящем на поясе оружии.

Я пробежал небольшой зал с тренажерами, с разгону засадил плечом в металлическую дверь штаба Веселковой. Плечо стрельнуло такой болью, что в глазах поплыли цветные круги, но замок не выдержал, и я ввалился вовнутрь.

Веселкова, полностью обнаженная, развлекалась на огромной кровати с двумя девушками. Одна девица с игривой улыбкой ласкала грудь Арины, со странными следами от ожогов. Вторая деловито шарила между ног Старшей Хранительницы, отставив пухлый зад. Раскрасневшаяся Веселкова громко и куртуазно стонала, как в дорогих порнофильмах. Но, обернувшись на грохот выломанной двери, мгновенно среагировала и сунула руку под подушку.

В падении я сгруппировался, кувыркнулся по полу и прыгнул вновь. За миг до того как станнер выстрелил, я саданул кулаком в локоть Веселковой. Амазонка тонко вскрикнула, нелепо взмахивая рукой. Станнер зажужжал, выпуская заряд в потолок, и упал на смятые простыни.