Виталий Каплан - Корпус Страница 17

Все же надо глотнуть таблеточку… Старик встал, нашаривая босыми ногами шлепанцы, и поплелся к столику с графином. Выпив лекарство, он вернулся в постель. Вот теперь все стало на свои места. Боль скоро отступит, и он сможет, наконец, уснуть. Крепким здоровым сном, который в последнее время куда-то совсем пропал. Уснуть, отрешившись от вороха надоевших дел.

А их уйма, дел и делишек. Мелких, скучных. Просмотреть, наметить, вызвать, вздрючить, проконтролировать… Но почему же до сих пор сон не идет? Неспроста, ох, неспроста.

Чутье подсказывало Старику, что надвигается серьезная работа. И еще чутье подсказывало, что работа сия не обещает быть приятной. Каким-то особым слухом ловил он в душном воздухе Корпуса звон. Звон неясной тревоги. Как, кто, где — пока совершенно неясно. Но предварительные выводы можно сделать и сейчас. В Корпусе неспокойно. Что-то назревает. Внешне-то все, кажется, в норме. Откуда ждать удара? Город? Город — угроза постоянная, но в последнее время он не проявлял особой активности. Это же только низовому персоналу на собраниях страшные сказки рассказывают, чтобы их в должной форме держать. На самом деле такие сказки сочиняются в информационном отделе Санитарной Службы.

А тогда что же? В Группах дела идут нормально, во всяком случае, если верить докладам воспитателей. А почему бы им не верить? Конечно, никогда не вредно и самому взглянуть. Стоп! А не в Ярцевской ли затее дело? Насчет Глобальной Проверки? Хотя вряд ли. Такие проверки делались и раньше. Да и как без них? Давно пора проводить ранжирование, самых перспективных переводить слоем выше. Все правильно.

Но Старика грызла мутная неудовлетворенность. Не отменить ли? Но как отменишь? Хотя бы для приличия нужно выдвинуть какую-нибудь причину. А в том-то и все и дело, что такой причины нет. И тогда запрет выглядел бы старческим самодурством. Конечно, ему наплевать, что подумает Ярцев. Кто такой Ярцев? Мелкий человечишко. Воровал мясо из кастрюль на коммунальной кухне, писал безграмотные кляузы в домоуправление. Впрочем, не только туда. Зубы отродясь не чистил… Да, дрянь материал. Зато недалекий и исполнительный. Зато аккуратный и без претензий. Именно поэтому Старик и посадил его в кресло Первого Координатора. Пускай заведует Санитарной Службой. В общем, неважно, что подумает Ярцев. Дело в другом — самому будет неловко. А Старик такого не любил.

Так что пускай уж все идет по плану. Звон этот тревожный не столь уж и страшен — видно, просто старческая фантазия. Обжегшись на молоке, нечего дуть на воду.

Лекарство понемногу растворялось в холодной крови — и через полчаса Старик, откинувшись на жесткую подушку, спал сном праведника.

5

Оглядев себя — все ли правильно, не топорщится ли воротничок, все ли пуговицы застегнуты на форменной куртке — Костя постучал согнутым пальцем в белую дверь. Чуть пониже таблички «Воспитатель Второго Ранга Латунин С.П.» Почему-то у него заныли зубы. Очень не хотелось туда идти. Сказать по правде, было страшновато. Кто знает, зачем Серпету понадобилась эта беседа? В Группе все путем, с Васенкиным покончено, так что же? Неужели узнал про курево? А ведь запах, наверное, до сих пор еще держится. На расстоянии вроде бы незаметно — Костя долго чистил зубы, полоскал рот. Но если вблизи принюхаться… Нет, вряд ли Серпет станет его обнюхивать. На такое способны лишь Наблюдательницы. Так может, о них и пойдет речь? О том, что ночью было? Но тоже сомнительно. Ведь Серпет назначил ему встречу вчера вечером, еще до ночных событий. Но тогда что? Откуда ждать удара?

Стоп, а почему непременно удара? Разве Серпет ему враг? Может, он наоборот, вызывает, чтобы помочь?

— Да-да, войдите, — раздался из недр кабинета густой знакомый голос. И Костя вошел.

Серпет улыбался ему из-за своего огромного письменного стола. А стол был примечательный. Очевидно, он не убирался никогда. Всевозможные папки валялись вперемешку с бумагами и обкусанными карандашами, возвышались стопки книг — и как это они до сих пор не обрушились? Из пенала для ручек торчала кривая, темно-коричневая курительная трубка, рядом валялась отвертка, и уж совсем не к месту были засохшие яблочные огрызки.

Кажется, беспорядок царил в кабинете и раньше. Странное дело — Серпет вроде бы мужик аккуратный, и в Группах требует чистоты, а у себя такой кавардак развел. Ничего здесь с прошлого раза не изменилось. Все те же вечно запертые стальные шкафы (и что он там, интересно, хранит?), вся та же трескучая лампа на потолке. На стене в черной рамке — портрет какого-то пожилого мужчины. Косте всякий раз хотелось спросить — кто это? — но приходилось себя сдерживать. Всякие там старики на снимках его не касаются… Старик… Старик… Что-то такое вертится в памяти, какие-то обрывочки.

— Ну, чего встал? Присаживайся. В ногах, как известно, правды нет, — и Серпет небрежным жестом указал Косте на кресло.

Костя осторожно уселся. Кресло у Серпета было шикарное — огромное, обтянутое черной кожей, из которой мутно поблескивали бронзовые шляпки специальных обойных гвоздей. Да, это тебе не жесткие металлические стулья в Групповой. Про те стулья Серпет однажды с ухмылкой заметил, что сидеть на них — уже подвиг. А может, и не шутил он так, может, опять ложная память?

— Тебе удобно? — поинтересовался Серпет. — Ну что ж, Костик, давай поговорим.

— Давайте. А про что? — насторожился Костя.

— А ты сам не догадываешься? — спросил Серпет, рассеянно крутя в пальцах сломанный карандаш.

— Нет… А что случилось? — по спине у Кости побежал холодок. Неужели что-то стряслось в Группе, а он не знает? Но после отправки Васенкина все остальные аж на цырлах ходят, лишний раз чихнуть боятся. Нет, не в этом, видно, дело.

— Да ты успокойся, ничего не случилось. Я не в том смысле. Только все же попробуй сам подумать, вспомнить, — и Серпет ущипнул себя за левый ус.

— Я не знаю, — осторожно ответил Костя. — Может, про то, что было ночью?

— А что было ночью? — удивился Серпет. Глядя на него, нельзя было понять, по правде он не знает, или придуривается.

— Вы же знаете, — нехотя произнес Костя. — В Журнале же записано.

— А, так ты об этом, — засмеялся Серпет. — Ну, это-то как раз чепуха. Светлана Андреевна женщина неопытная, нервная. Мало ли что ей по ночам чудится. Так что не бери в голову. На такие пустяки я не обращаю внимания, и уж тем более не стал бы приглашать на разговор.

— Тогда про что же? Про дела в Группе? Так я же вчера вам докладывал, а сегодня сами знаете.

— Причем тут Группа? — Серпет встал из-за стола, треугольной отмычкой открыл один из шкафов, долго копался в нем, и так ничего и не достав, с досадой захлопнул дверцу. Потом повернулся к Косте.

— Нет, Костик, не в Группе дело. Разговор будет о тебе.

— Я не совсем понимаю, чего обо мне говорить? — Костя вцепился побелевшими пальцами в подлокотники кресла. Вот оно! Сейчас начнется!

Серпет нечего не ответил — отвернулся к окну и долго молчал. Потом раздраженно произнес:

— Да вот и мне тоже не все ясно. Слушай, а вообще как тебе здесь?

— Я не понимаю, — удивился Костя. — Где это здесь?

— Здесь — это здесь, одним словом, в Корпусе.

— Нормально. А что?

— Нормально, — усмехнулся Серпет. — Сказать «нормально» означает поддержать разговор и в то же время ничего не сказать. Да и что считать нормой? Знаешь ли, это сам по себе спорный вопрос. Нет, ты не волнуйся, — поспешно добавил он, глядя на побледневшего, вжавшегося в кресло Костю. — Я ничего такого не имел в виду. Претензий к тебе нет. Учишься ты хорошо, поведение отличное. С обязанностями Помощника в общем-то справляешься, скоро, видимо, будем переводить тебя в Постоянные. Ты не бойся, я ведь про другое спрашиваю. Костя, давай по-честному — тебе не надоело ВСЕ ЭТО?

— Ничего не понимаю, — напрягся Костя. — Совсем не понимаю. Вы о чем?

Что-то Серпет странно себя ведет. К такому повороту Костя не был готов. И раньше никогда таких вопросов за Серпетом не замечалось. К чему же он клонит?

— Это — значит ЭТО, — с некоторым раздражением ответил Серпет. — Ты же не маленький, чтобы тебе все разжевать и в рот положить. Сам соображать должен. Вот например, зачем ты здесь, в Корпусе?

— Как зачем? — Костя довольно удачно изобразил удивление. На чем Серпет собирается его поймать? — Ну, это… Предназначение… Распределение… Одно Большое Общее Дело… Это же всем известно.

— Это, дорогой мой, слова, — махнул рукой Серпет. — Тем более, слова, которые ты плохо понимаешь. Это, кстати, нормально. Другие понимают и того меньше. А вот скажи, что ты сам думаешь? Не стесняйся, нас тут с тобой никто не слышит, и что бы ты не сказал — никак на твоей судьбе не отразится. Да и вообще этот разговор нужен в большей степени мне самому. Так что смелее.