Владимир Михайлов - Медные трубы Ардига Страница 17

Потому что звук повторился. Несомненный и достаточно характерный звук, услышать который мы, откровенно говоря, не рассчитывали, во всяком случае до последних минут.

Это был не выстрел, как можно было бы подумать. Оба мы услышали громкий и явно мужской голос. В нем звучали раздражение и обида. А чтобы мы не сомневались, он повторился и в третий раз.

– Оружие к бою! – скомандовал я шепотом. – Это впереди. Продвигаемся без единого звука. Стреляем только в случае опасности для жизни. Вперед!

Мы снова тронулись длинными, скользящими шагами, беззвучно ставя ногу с носка на пятку, так что ни один стебелек не хрустнул. «Не надо было, – подумал я, сердясь на самого себя, – принимать во внимание Лючины насмешки, сейчас тут оперкейс вовсе не помешал бы – можно было бы сразу взять пеленг на источник этого звука, и… Хотя тропа, скорее всего, туда и идет, со всеми ее выкрутасами».

Снова голос, судя по интонациям – не лингал, язык общения в пределах Федерации (то есть практически во всей известной нам части Галактики), но армаг, и, похоже, без акцента. Стали выделяться даже отдельные слова. А вот и второй голос – определенно женский. Диалог на повышенных нотах. Такие разговоры нередко кончаются дракой, может быть, даже нешуточной, с телесными повреждениями, а то и… Того и гляди придется оказывать первую помощь, но аптечка осталась там, в лагере, да и вообще мы не ищем общества и светиться нам ни к чему. Надо же иметь такое хреновое счастье: если на всей планете находится два или три десятка людей, – вахта! – то мы обязательно должны на них напороться!.. Что же там, в конце концов, между ними происходит? И что они тут вообще делают? Если верить имеющимся данным, здесь могут находиться только спецы, занятые на производстве удобрений, но в этом краю никакими предприятиями и не пахнет, девственная природа. А если они не с производства, то что они могут искать тут? Улиток на ужин? Или нас? Что мы предпримем, учитывая, что мы тут в общем-то незаконно, да еще, может быть, и в розыске? Но так или иначе, если там происходит какое-то насилие, мы не сможем не вмешаться…

– Медленно! – прошептал я. – Осторожно. Пригнувшись. По-моему, впереди последний поворот. Я наблюдаю, ты страхуешь.

Добравшись до этого поворота, я выглянул так, как и полагалось: опустившись на грунт и осторожно высунув голову, не поднимая ее. Увидел.

– Ну, что? Что там?

Господи, опять это ее нетерпение. Хотя у нее есть полное право. Я, не оглядываясь, сделал Лючане знак рукой, и через секунду она уже оказалась рядом и точно так же осторожно высунула голову. И чуть ли не расхохоталась, но вовремя придушила этот звук. С первого взгляда было ясно, что в нашем вмешательстве нет и не будет никакой потребности.

– Ра, – дуновением ветерка прошептала Лючана мне в ухо. – По-моему, мы подглядываем. Это нескромно и непорядочно.

Я ответил так же беззвучно:

– С моей стороны – чисто научный интерес. Полезно знать, как делают это люди в таком мире, как Ардиг.

– Ну, я бы сказала, у них все происходит так примитивно…

– Поглядим, как будут развиваться события. Он сейчас явно кинется в атаку – с пикой наперевес.

Снова раздавшиеся голоса, еще более громкие, чем до того, подтвердили мою мысль.

Ах да, я еще не объяснил, что мы увидели. Последний поворот тропинки открыл перед нами небольшую полянку, почти круглую, метров не более пяти в диаметре. И на ней, как на арене, разыгрывалось действо. Нет, тут не было насилия, во всяком случае, пока, а была лишь вполне, по-моему, заурядная попытка мужчины склонить женщину к интимной близости – так, скорее всего, это выглядело бы в протоколе, который, конечно, вряд ли будет когда-нибудь составлен. Оба участника сцены в тропической полевой, военного типа форме, с некоторыми нарушениями: куртка у мужчины, жеребчика лет двадцати трех – двадцати пяти, распахнута, открывая неплохо развитые мускулы груди и пресса, и у женщины – она выглядит явно постарше, как говорится, в самом расцвете, на неполных тридцать, но интуиция подсказывает, что не менее тридцати пяти. Сладкая ягодка. Неудивительно, что этот ходок так распалился. И снова зазвучали голоса. Уже совсем рядом. Достаточно четко.

Женщина: Идо, неужели так трудно понять? Ничего у тебя не выйдет. Ты, по-моему, перетрахал уже всех баб в Системе, я хочу остаться исключением.

Мужчина, увещевающе: Маха, все из-за твоего упрямства. Все они – сброд, мне на дух не нужны, они сами раскладываются, а я только от обиды… Ну, пожалуйста. Это будет прекрасно, обещаю. Ты не знаешь, каким я могу быть нежным…

Женщина: И знать не хочу. Ты не забыл случайно, что мы на задании? И что до прилива осталось всего ничего? Меньше часа на поиск, а они ведь где-то тут – я их чувствую, только вот ты мешаешь…

Мужчина: Маха…

Женщина, резко: Руки!

Мужчина, видимо, по имени Идо: Ласковая!..

Женщина, она же Маха, повелительно: Минимат первого градуса Идо! Стоять смирно!

Идо: Маха, это же смешно! Убери дистант!

Маха: Невыполнение приказа при нахождении на задании…

Идо: Господи, какая глупость! Ладно, ладно. Но уж как-нибудь…

Маха: Как-нибудь я попрошу генерал-максимата отстранить тебя и с первым же танкером отправить куда подальше. Ну, успокоился? Прекрасно. Пожалуй, мы успеем еще прочесать это направление, потом придется ставить капсулу на ход…

Подслушивать дальше становилось опасно. Несомненно, они искали именно нас. То есть прежде всего корабль. Спасибо здешней флоре: зеленые стволы вымахали уже выше антенны. Казалось просто невероятным, что они могут еще сохранять вертикальное положение: для такого роста они были слишком уж тонкими.

– Ладно. Отходим… – прошептал я, и мы стали медленно отползать от своего наблюдательного пункта. Потому что просто невозможно было позволить, чтобы несостоявшиеся любовники хотя бы заподозрили, что кто-то наблюдает за их нештатным столкновением. Впрочем, на самом деле мы не имели понятия, как к этому они отнеслись бы: может быть, напротив, им понравилось бы? Потому что не пришлось бы больше нас искать: вот они – мы, тепленькие…

Но, похоже, они все-таки принялись за работу. Поэтому я решил не задерживаться, а со всей допустимой скоростью возвратиться к нашему еще недооборудованному лагерю. Однако у Лючаны неожиданно возникло другое мнение.

– Ра, – сказала она. – Эта парочка ушла и вряд ли вернется.

– Надеюсь, что нет, – согласился я.

– Пусть отойдут подальше. Мы ведь не знаем, по прямой ли, зигзагом или еще как-нибудь они ходят. Обождем здесь, тут наверняка мы не наткнемся на них, а они – на нас.

– Гм… – изрек я задумчиво.

– И потом… тут такое хорошее местечко – уютное, даже, пожалуй, располагающее…

– К чему?

– К тому, – сказала она. – Думаешь, он случайно тут к ней полез?

«Временами, – подумал я, – Люча выражается слишком уж, так сказать, неделикатно. Полез! Могла бы сформулировать и помягче».

– И пахнет как сильно! – добавила она.

Я и сам почувствовал, каким сильным был здесь все тот же ардигский аромат, определенно каким-то образом влиявший на физиологию, если не на психику. И подумал: как бы ни выражалась моя милая, но, по сути, придумала хорошо. В конце концов, мы прилетели отдыхать и, станут нас искать или нет, собирались предаться именно этому занятию, если, конечно, ничто не помешает.

Впрочем, я был сейчас почти уверен, что беспокоить нас не станут. У наших возможных преследователей существовало, как я успел понять, какое-то ограничение во времени. Может быть, им надо было возвращаться на производство, становиться ко всяким станкам и машинам – хотя, скорее, садиться к ним, сейчас уже давно никто не правит вахту на ногах. Прогресс. Так или иначе, у них времени было в обрез, а у нас – хоть завались.

Так, во всяком случае, считал я в те минуты.

4

– Похоже, этот мальчик все-таки был прав, – пробормотала Лючана в полудреме. – Я его понимаю. Давно уже я так себя не чувствовала…

Так прекрасно – вот что она имела в виду. И была права. Вообще, если подумать, за достаточно долгие годы нашего брака таких дней, даже если не полагаться на естественную память, а порыться в летописи, что исправно вели наши мики, найдется в лучшем случае десятка полтора, и они разбросаны по разным годам и месяцам, умещаясь в коротеньких промежутках между окончанием одной операции и началом следующей. Иными словами, из полагающегося вроде бы медового месяца мы не использовали и половины – и вот сейчас возникла возможность разом наверстать все упущенное. Во всяком случае, последний час, проведенный на полянке среди кустарника, на пятачке любви, как уже успела окрестить это местечко Люча, сулил именно такое развитие событий.

Мы лежали обнявшись, отдыхая, наслаждаясь послевкусием любви, теплой тенью от кустов, принимавших на себя удары прямых солнечных лучей, отсутствием кусачих насекомых, некусачих тоже и вообще всего, что могло бы помешать полному и давно желанному расслаблению. Радовавший нас аромат, которым был пропитан воздух, казалось, все усиливался, и я подумал, что вот так можно провести и целый месяц – и этого не покажется слишком много, а смысл жизни заключается именно в таком, отключенном от всего мира времяпрепровождении, когда это самое время даже не замечаешь, оно перестает существовать. Никакие заботы повседневности не отвлекают от простых и глубоких мыслей, которые ощущаешь, хотя и вряд ли можешь выразить словами; не мысли скорее и не просто чувства, а какое-то ощущение, которому нет имени – люди еще не сумели назвать его, а значит – овладеть им, и оно приходит лишь тогда, когда само захочет – как вот сейчас, например…