Юрий Погуляй - Компас черного капитана Страница 17

Так началось наше путешествие. Долгий путь трех замотанных в одежды фигурок, с лыжами на плече, с рюкзаками, в очках против снежной слепоты.

- Идем, - еще раз сказал Эльм. Из-под его шарфа с дыханием вырывались клубы пара. На улице было градусов двадцать, не меньше. Фарри, похожий на колобка из-за одежд, стоял рядом с ним и, задрав голову, смотрел на покосившийся ледоход.

- До того как стемнеет мы должны пройти как можно больше. Ночью будет холодно, - Эльм глянул на небо. - Очень холодно, собачье племя!

Глава седьмая: "Смерть во льдах"

Впервые я увидел ту черную тень совершенно случайно. Весь вечер мы ворочали выпиленные ледяные блоки, сооружая укрытие на ночь. Фарри, уставший за день больше всех, топил на горелке снег, и мы то и дело подходили к парящему котелку, чтобы уловить озябшим телом хотя бы толику тепла. Мальчишка, у которого из мохнатого капюшона торчал лишь побелевший нос, изучал, как тают кристаллики льда, превращаясь в воду. Лед политый энгу шипел и горел синим пламенем.

Эльм работал молча, иногда прерываясь чтобы попрыгать и помахать руками, согреваясь. Ледовый домик, честно говоря, он мог построить и один, но я все равно старался ему помочь, тем более что никогда раньше мне не приходилось сооружать убежище в таких местах. Вокруг, куда хватало глаз, катились замерзшие волны заструг, а там, откуда мы пришли, бугрились их особенно крупные карнизы.

Вместе с силачом мы составили блоки так, чтобы злой, пронизывающий ветер не задувал внутрь. Затем Эльм полил стыки талой водой из котелка Фарри, и она почти сразу замерзла. Дольше всего пришлось возиться с узким входом, который на ночь предполагалось засыпать снегом. Лаз мы продолбили прямо во льду, так чтобы он был ниже уровня пола нашего пристанища. Признаться честно, я промок насквозь, пока махал ледорубом. Мышцы гудели от усталости, но неровная канавка, скрывающаяся под снежным куполом, радовала глаз, и я почти не обращал внимания на то, что потихоньку замерзаю.

Последним штрихом стала плошка с оленьим жиром, которую Эльм достал из рюкзака. Окинув нас взглядом, жалких и бессильных, здоровяк сказал:

- Скоро можно будет отдохнуть, потерпите. Фарри, не спи!

Мальчик сонно вскинул голову, а Эльм спрыгнул в желоб и полез внутрь.

Я посмотрел назад.

Тогда мне подумалось, что это морок. Зимний мираж. Черная фигурка мелькнула среди далеких холмов-карнизов и исчезла. После трудного перехода и постройки укрытия могло почудиться и не такое. Глаза слипались сами собой, но я держался, а тут и вовсе очнулся от дурной слабости.

Зверь ли это был? Или мне просто показалось?

Несколько долгих минут я буравил горизонт усталым взглядом, но движение не повторилось.

- Залезайте! - выбрался наружу Эльм.

Внутри ледового убежища оказалось неожиданно уютно. На вырубленной в блоке полочке стояла плошка, и в ней горел жир, даря тепло и свет. Я заполз внутрь, и достал из мешка изумительно сухое одеяло. Следом за мною появился Фарри, похожий на диковинное и пушистое животное.

Последним залез Эльм.

- Ну что, мальцы, скоро надышим, нагреем и будет совсем хорошо, - улыбался он.

Оборудовав спальные места, мы разлеглись, положив замерзшего Фарри между собой. Он ощутимо дрожал, но вскоре подуспокоился, пригревшись. Холод от пропитавшейся потом одежды какое-то время не давал мне покоя, но вскоре я надышал под одеялом так, что постепенно начал отключаться. Компас больно тыкался в ребра, и потому пришлось выложить его и запихнуть под скомканную одежду, превращенную в подушку.

- А ведь я не хотел сюда ехать, - вдруг сказал Эльм. - Помнишь, Фарри? Я же говорил что здесь, собачья плешь, гиблое место!

Фарри молчал и лишь сопел носом. Снаружи царила мертвая тишина, даже ветер, вымотавшись за день, утих.

- Но ничего, мелюзга, - продолжил здоровяк. Он лежал на спине, и я видел его закрытые глаза. - Ничего. Пару деньков померзнем…

Меня передернуло от воспоминаний перехода. Пронизывающий ветер и холод, от которого не укрыться. Бескрайние равнины ослепительной белизны, режущей глаза даже в очках. Если бы не путевики, оказавшиеся единственным ориентиром для нашего путешествия - я бы сошел с ума, клянусь. Ледяная пустота давит одиночеством, цепляет к ногам тяжелые кандалы и забирается в голову дурными мыслями. Она убивает, поверьте. Ты идешь и стоишь одновременно.

- А там и тепло… - сонно пробормотал Эльм и уснул.

Мы лежали под сводами ледовых блоков, в свете дрожащего огонька. Фарри спал, рядом с ним сопел Эльм, а я смотрел в черный потолок, глядя на игру тени от плошки и наслаждался покоем. Мышцы ныли, но сейчас это казалось мелочью - стены вокруг нас успокаивали. Никогда раньше я не ночевал в таком месте. И, удивительно, но здесь было значительно теплее, чем на улице. Если бы еще не мерзость сырой одежды, то…

Я проваливался в сон, когда снаружи под чьими-то ногами захрустел снег. Совсем рядом с нашим убежищем!

Или это мне приснилось?

- Собачья плешь! - разбудил меня глухой крик. - Проклятье!

Рядом со мною дернулся Фарри и сразу же подобрался, словно ждал удара. Я ошеломленно хлопал глазами, пытаясь очнуться от глубокого сна. В нашем укрытии по-прежнему горела плошка, но свет проникал и снаружи, сквозь ледовые стены. Скверно пахло немытым телом и сырой одеждой.

Но зато тут было тепло. Так тепло, что я смело вылез из-под одеяла.

Снаружи раздался удар по избе. Затем второй.

- Собачья жизнь! - Эльм ревел снежным львом. - Собачья жизнь!

- Что-то случилось, - тихо сказал Фарри. Он испуганно посмотрел на меня.

Когда я выбрался на свет, то в носу засвербело от вцепившегося в меня холода. Глаза тотчас заслезились, а чуть позже от мороза запылали уши (шапка осталась в домике). Однако увиденная картина моментально вытеснила все неудобства.

Кто-то выпотрошил рюкзак Эльма. Обрывки одежды и различные обломки (кто знает, что тащил с собой здоровяк, но теперь это невозможно было как-то классифицировать) усыпали лед вокруг нашего убежища, будто здесь всю ночь топталась стая обозленных и ненавидящих нас нищих.

Я недоуменно уставился на погнутый бур, который валялся в конце желоба-входа.

Эльм стоял посреди останков своего нехитрого скарба и злился. Лицо его побагровело, и он, плотно сжав зубы, цедил проклятья. Увидев меня, силач скривился.

- Чего уставился, а?

Я поспешно отвел взгляд, чувствуя ярость взрослого и смертельно опасного мужчины.

Фарри благоразумно вылезать не спешил, и теперь не сложно было догадаться почему. Пару минут Эльм мерил меня взбешенным взором, но вскоре справился с собой и принялся бродить по обломкам, грустно ругаясь.

Тот, кто копался в вещах Эльма, явно что-то искал, и я не понимал почему он не полез внутрь, когда не нашел искомого.

Когда не нашел компаса.

Замерзая на морозе, глядя на разруху вокруг нашего бивака, я понимал, что незнакомцу нужен именно компас. Проклятый дар Одноглазого. То самое, что Ледовая Гончая требовала у старого шамана тогда, в рубке.

Но мы же убили ее! Эльм свернул шею поганой твари!

- Надо собираться, Эльм, - сказал я. - Надо идти. Солнце встало.

Душная волна ненависти толкнула меня назад. Здоровяк сделал шаг ко мне, но осекся.

- Да, - резко сказал он и отвел взгляд. - Да, надо идти…

Эльм склонился и принялся выискивать среди обрывков и обломков то, что могло нам пригодиться. Выглядел он подавленным. А я старался не смотреть на превратившиеся в щепки лыжи. Незнакомец не хотел, чтобы мы уходили быстро.

- Ума не приложу, кто это был, собачья жизнь, - с досадой крикнул Эльм. Его рюкзак стал значительно легче. Кое-что из вещей удалось спасти. Слава Светлому Богу что плошка, котелок и горелка хранились в домике, и не пострадали. Канистру с энгой ночной гость хорошо погнул, но драгоценное для нас топливо не пролилось. Наш провиант тварь тоже не тронула, лишь раскидала вокруг домика.

- Кто это был, и что он искал, а?

Мне не хотелось говорить ему о возможной причине. Страшно представить, что бы со мною сделал Эльм, если бы узнал, что это я повинен в визите ночного крушителя. Поэтому вопрос силача канул в стенании ветра.

Мы снова шли вдоль путевых столбов. Основания старых, покрытых ржавым налетом, но по-прежнему могучих столпов прятались в пирамидах смерзшегося снега. Кое-где виднелись следы путейщиков, иногда проезжающих по дороге и сбивающих намерзший лед с исполинских дорожных указателей, чтобы те не терялись в метели. Эти столбы стояли тут еще тогда, когда меня и вовсе не было на свете. Их установили, наверное, в те времена, когда на месте Кассин-Онга остановилась первая платформа.

После полудня ветер взбесился. Он стонал, выл, ревел, его колючие лапы пытались сбить нас с ног, но мы вгрызались снегоступами в занесенные следы траков и неуклонно шли вперед, останавливаясь у каждого столба, прячась за ним от ветра (благо в радиусе они были ярда два-три) и выискивая в мельтешении снежной крупы очертания следующего путевика.