Не стой у мага на пути. Том 3 - Эрли Моури Страница 17

— Понимаю и, наверное, ты прав. Я на самом деле иногда бываю болтливой. Хорошо, но вдруг если та твоя Ольвия — графиня Арэнт, то тогда послушай кое-какие слухи о ней. И подумай о том, что слухи не рождаются на пустом месте. В общем, я скажу, что знаю, а ты сам думай, что из этого может быть правдой, — Флайма легла выше, прижимаясь грудью в моему боку. — Итак слух первый: хотя у нее есть муж, который, кстати, тоже оборотень и его очень боятся в Вестейме, все равно, имея мужа она часто меняет любовников. При чем ее любовники не живут больше месяца, и таинственно исчезают в Двоелуния — сам догадайся почему. Самая известная такая история произошла с ее любовником в Луврии, куда она наведывалась часто тайком от мужа, а когда муж прознал об этом, то растерзанное тело того несчастного нашли недалеко от главной городской площади. Слух второй: подземный ход из ее дома ведет глубоко под древнюю крепость Алкур, где она хранит несметные сокровища и держит в плену понравившихся ей мужчин. И слух третий: ей уже больше трех сотен лет, но выглядеть ей так молодо помогает темная нубейская богиня и алхимик Ирдемс, который продает ей особые зелья.

— Флай, ты меня очень развеселила, — я рассмеялся, так что ее голова затряслась у меня на груди. — Ты же знаешь, что я — немного маг, и могу распознать кое-что в человеке. Такое, что недоступно обычным людям. Так вот: моя Ольвия, добрая, очень чувствительная женщина. Которая часто бывает слишком мягка и беззащитна. Мне очень жаль, что я не могу быть с ней рядом и стать ей опорой. Не обижаешься, что я, лежа в постели с тобой, так говорю?

— Нет, — Флайма тряхнула рыжими волосами. — Мы же просто друзья. Можешь любить кого угодно, — добавила она, но я заметил грусть в ее глазах. — Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

* * *

Флэйрин хотелось кричать. Пальцы, сжимавшие костяную рукоять кинжала, едва не раздавили ее в крошево. Боль пронзила вампиршу до позвоночника, разлилась по телу словно карающее пламя бога, потемнело в глазах. Кто придумал этот ритуал именно таким⁈ Почему именно обсидиан⁈ Уж лучше бы тогда серебро!

Но Флэй не закричала. Ее клыки, которые в обычном состоянии были почти незаметны, вонзились в собственную губу — намертво сомкнутый рот, помог сдержать крик, так и рвущийся из груди. Вампирша отскочила от чаши. Подалась назад еще на пару шагов, понимая, как важно сейчас выиграть несколько секунд и обрести контроль над собой. Это у Флэйрин получилось: помутившееся было сознание вернулось с еще большей ясности. «Зачем он убил рабыню⁈» — мелькнуло в голове. — «Хотел выразить этим свою злость и пренебрежение ко мне? Хотел показать, что может сделать со мной?».

— Флэй! Флэй, держись! — раздался слева голос старухи Карлен, похожий на скрип дерева.

Торжество недолго отражалось на лице Лургира. Вампир снова бросился в бой. Флэйрин успела отскочить от его очередного выпада — кинжал разминулся с ее великолепной грудью всего на два пальца. Глаза вампирши так и норовили глянуть, что с рабыней. Вряд ли она жива, и все же… Только отвлекаться было нельзя ни на мгновенье. Все эмоции, желания и ощущения в сторону! Нельзя отвлекаться ни на злость, нахлынувшую горячей волной, ни на нестерпимую боль! Шел Бой Крови, и Флэйрин не имела права проиграть!

Вампирша взвизгнула, бросилась к Лургиру. Когда между ними оставалось чуть больше двух шагов, она смогла изменить направление отчаянного рывка. Немного, но достаточно, чтобы ее противник, встречая ее, ударил в пустоту.

А Флэй успела развернуться полосонуть его снизу вверх по правому боку. Клинок вошел неглубоко, но достаточно, чтобы рассечь крепкие мышцы Лургира. По сути, он попался на собственный излюбленный прием, который безуспешно демонстрировал против мага Райсмара.

— Больно, да? — змеей прошипела Флэйрин. Тут же молнией вспыхнула мысль: нельзя предаваться торжеству! Вокруг только пустота, мой кинжал и Лургир!

Вампир повернулся на ее голос справа сзади, и хотел поймать прыткую поединщицу тычком кинжала, однако ее там уже не было. Невероятным образом Флэйрин успела оказаться слева от него. Ее кинжал сильным и точным движением вонзился вампиру в печень. Флэй дернула им, рассекая чужую плоть и отскочила.

Лургир заревел точно чудовище потустороннего мира. Роняя кинжал, он упал на колени.

— Напомнить тебе, как было с Харланом⁈ Сколько раз ты ударил его потом, когда этого нельзя было делать! — процедила сквозь стиснутые зубы — боль по-прежнему была невыносимой, и ноги подкашивались.

Теряя силы, сжимая левой рукой рану в животе, вампирша подошла к противнику. Острие кинжала уперлось в подбородок Лургира, заставляя того поднять голову. Тот уже не рычал так яростно. А потом вовсе начал давиться хрипами.

— Или напомнить, как ты только что без причин убил ни в чем неповинную рабыню⁈ Она не принадлежала тебе! — продолжила Флэйрин, чувствуя, как у нее снова темнеет в глазах. Но нужно было держаться. Сейчас это было так же важно, как в бою, который можно считать законченным.

— Флэйрин! Флэй! Флэй! — раздавались голоса братьев и сестер клана. Они звучали все громче.

— Я был не прав… — процедил Лургир и снова зарычал от боли, становясь на четвереньки.

— Принцесса Флэйрин! — крикнул кто-то.

Флэйрин повернулась, чтобы увидеть того, кто это произнес. Этот голос точно не принадлежал вампиру. Через миг Флэй поняла, что эти два слова сказаны Нерленом, еще недавно чертившим Знаки Крови и с истинно человеческим трепетом касавшимся ее груди. Он не имел права такое произносить, но произнес и это было очень приятно.

— Клифа тебе судья! Ползи прочь! — произнесла Флэйрин и, протянув клинок в сторону Нерлена, сказала: — Прими священный клинок как должно!

По закону ритуал не мог обслуживать ни один из вампиров клана, поэтому такую роль исполнял Нерлен — человек, имевший среди Ночных Птиц давнее уважение. Нерлен поспешил к ней и за ним, прихрамывая на левую ногу, направилась старая вампирша, которую Флэй ждала особо.

— Девочка моя! Ты сделала меня счастливой! — неожиданно для всех Карлен припала на колено и принялась целовать руку Флэйрин.

— Не надо! Карлен, пожалуйста! Ты же моя подруга! — шептала Флэй, старясь стаять твердо на ногах, хотя ее пошатывало