Прямо за углом - Эдуард Катлас Страница 17

* * *

Сиреневая планета была прекрасна и девственно свободна от живого.

Нежный сиреневый цвет не просто преобладал, он доминировал, монопольно владел поверхностью. Тот сиреневый, в котором синего больше, чем красного, в который местная звезда, или атмосфера, умудрилась еще подсунуть белого. Или они обошлись двумя базовыми цветами.

Так вот об атмосфере. Я почувствовал неладное, как только очнулся. Дышать было не просто тяжело, дышать было неприятно. Я очнулся на скальном выступе, впереди, был спуск из сиреневых камней к сиреневому, медленно колыхающемуся морю.

Волны были небольшие, медлительные и словно сопротивляющиеся любому движению. Может, это и не вода была вовсе.

Второй вдох дался еще тяжелее. Единственное, что я мог сделать — это попробовать подняться повыше или наоборот, спуститься вниз, если дело было в давлении. Вряд ли бы это помогло, я уже чувствовал, что времени на любые действия у меня совсем немного. Но лучше было действовать хоть как-то, чем просто задыхаться.

Я обернулся. Наверх идти было некуда. Вдалеке, уже в дымке, доказывающей, что это было действительно очень далеко, виднелись какие-то сиреневые горы, но это был не вариант.

Я приподнялся, голый человек на голой сиреневой планете, и побрел вниз.

Голова раскалывалась.

Третий вдох дался еще тяжелее. Я с усилием попытался перейти на мелкие и частые вдохи-выдохи, стараясь не вдыхать слишком глубоко. Не знаю, помогло мне это или только усугубило отравление.

Через десять шагов меня вырвало, непонятно чем, но тоже фиолетовым. Облечения не наступило.

Еще через двадцать шагов я упал, ноги свело судорогой. А до берега было еще очень далеко. Да и тот метр вниз, который мне удалось отыграть, не демонстрировал каких-то улучшений в вдыхаемом воздухе.

Я пополз.

Ноги отнялись, я перестал их чувствовать. Я поднял голову, посмотрел на колыхающееся море, но в этот момент отнялась и шея, голова просто рухнула на камни и песок, и глаза, которые я не мог даже повернуть, вперились в фиолетовый камень.

Мне кажется, тело дрожало, но я чувствовал это лишь по тому, как вибрировала картинка. Может быть, это дергались глаза.

Я потерял сознание и это было избавлением от мучений.

Я думаю, что какое-то время пролежал там, задыхаясь и умирая, но уже в отключке.

* * *

Осталось ли мое тело там, на сиреневой планете? Я не знаю, но зато теперь я ненавижу сиреневый почти также сильно, как и вселенную. Ко мне начинает подкатывать тошнота при одном виде растущей лаванды. Я закрываю глаза, когда оказываюсь рядом с собственно сиренью.

Я понимаю, что выбрал неправильный объект для ненависти, но это рефлексы.

С другой стороны, как я сказал, вселенную я ненавижу сильнее.

I. Глава 5. Нет двери отпереть

«…не камнем и не железом крепка тюрьма. Она крепка арестантами.»

Георгий Владимиров. Генерал и его армия.

Я открыл глаза, сориентировался, и облегченно выдохнул.

После выпитой фляги заснул я моментально. Словно и участвовал ни в какой бойне. И теперь не имел ни малейшего понятия, сколько именно я провел в летаргическом сне, в норе у разрушенного моста. Уж точно несколько недель. Быстрее из тех миров, которые я освоил, меня еще не выдергивало.

Не люблю этот место. Но впервые за все появления здесь я был рад, что попал не куда-нибудь, а сюда.

Хоть отдохну.

Я очнулся на чем-то, напоминающим матрас в центре большой пустой комнаты. Одежда аккуратно сложена рядом на полу, как всегда. Я не раздевался, когда спрыгивал с этого мира, просто лег на матрац. Тем более не складывал одежду. Постарались хозяева.

Матрац — это конечно в первом приближении. Он был не похож ни на голландский матрас, ни на немецкий матрац. Скорее груда одеял, уложенных стопкой до того уровня, чтобы мне было комфортно. Я даже не знал, существуют ли в этом мире настоящие матрасы. Просто использовал, что дали мне тюремщики. Те самые, что услужливо убрали старую одежду после моего исчезновения и сложили рядом чистую.

Да, это была тюрьма. И я был рад в ней оказаться.

Рутина предполагала, что дня три, по моим весьма сбитым циркадным ритмам, меня никто не будет трогать. Дадут соскучиться, чтобы я был более разговорчив.

После экстренного выпрыгивания с Земли, а заодно и с женщины на заднем сиденье, после встречи с Королевой, после дня непрерывной войны с туманом и ползания по пещерам, — после всего этого отдых был как нельзя кстати.

Физически это было новое тело, в новом мире, может, какие-то рефлексы перенеслись со мной, но не более — но голова шла кругом, мысли путались, и мне нужно было время, чтобы разложить все хоть немного, и подумать, что делать дальше. Я был на грани потери мира Холмов, что не входило в мои планы.

А то, что мне надо было отдохнуть, хотя тело не успело устать — это была та грань размышлений, за которую я вообще старался не переходить. Бесполезная заумь.

Мне хватало реальных проблем.

* * *

Этот мир был шикарен для сенсорной депривации. Посетив его уже десяток раз, я не знал о нем ровным счетом ничего. Воздух — да. Гравитация — не чувствую разницы. Видел дерево, одно, весьма обычное, в те первые минут десять, пока меня не ударили чем-то тяжелым подошедшие двое мужчин — явно обычных гражданских.

Тогда я обрадовался, что быстро вышел на людей. В новом мире лучше адаптироваться к обществу, чем адаптироваться к диким местам. Шанс выживания чужака — но человека — в какой-нибудь общине все равно выше. Правила простые — не отсвечивать, больше молчать меньше маячить, по возможности вообще сидеть в углу и слушать.

Узнать и запомнить хотя бы первые десять слов на языке нового мира, и ты уже почти свой. Сойдешь за недавно приехавшего иностранца, если такие бывают в условном новом мире.

Поэтому я поднял руку и помахал тем двум мужчинам. Считай, универсальный жест, они дружелюбно помахали мне в ответ. Улыбаясь, подошли.

И огрели меня голове.

Все. Конец моих приключений в этом мире и моих знаний о нем.

Все остальные посещения — эта комната, очень мало меняющаяся от раза к разу. Полное обеспечение всем необходимым. Никакой информации от них ко мне.

Зато они ожидали информации от меня.

* * *

События немного сконцентрировались, а я к такому не привык.

По сути своей, кроме первой фазы выживания, или смерти, в любом новом мире меня обычно ждала размеренная жизнь в свое удовольствие.