Артем Рыбаков - Ядерная зима. Дожить до рассвета! Страница 17

От звона бьющегося хрустального стекла Таня в очередной раз вздрогнула. Заметив ее замешательство, Федяй улыбнулся и окликнул приятеля:

— А знаешь, Колян, сколько эта фигня у нее в руках стоит? Тридцать тыщ! И я знаю местечко, где нам десятку за него в момент отмусолят! Деушка, дайте двум симпатичным, ик, юношам, ик, телефончик!

В панике Таня заелозила пальцем по сенсорному экрану заморского телефона, но звонок постоянно сбрасывался, и «яблочная» игрушка сообщала, что «Сеть не найдена!». Тот урод, которого звали Федяем, подошел почти вплотную, по крайней мере ей так показалось, потому что она почувствовала запах перегара и давно нечищенных и порядком запущенных зубов, и требовательно протянул руку, не переставая глуповато улыбаться. Второй, оторвав печальный взгляд от осколков коньячной бутылки и небольшой лужицы благородно-коричневого цвета, пьяно качнулся и на нетвердых ногах последовал за своим приятелем.

В такой передряге Таня не бывала, пожалуй, ни разу в жизни.

Отчаянным усилием воли подавив желание сжаться в комок и заплакать, девушка крикнула, а точнее, оглушительно заверещала:

— Телефон тебе?! Да, пожалуйста! — и совершенно внезапно как для оппонента, так и для себя самой, что есть силы метнула увесистый стосорокаграммовый телефон прямо в лицо Федяю.

Плод маркетингового гения Стива Джобса врезался почти точно в переносицу совершенно не ожидавшего такого поворота событий парня, а звонкий клич атакующей фурии заставил его отшатнуться. Ноги принявшего «на грудь» уже около литра «вкусного буржуйского бухла» свободного жителя свободной России подогнулись в коленках, и он грохнулся на потрескавшийся асфальт обочины. Причем довольно неудачно для себя, расквасив нос и разбив в кровь оба локтя.

«Беги! Беги!» — забилось в голове у Тани.

Пока один из нападавших ворочался на земле, а второй силился осознать, что же такое случилось с его другом, девушка стремительно развернулась и побежала по направлению к магазину.

«Там люди, там они не посмеют ко мне приставать…»

К несчастью, о своей машине она совершенно забыла…

— Федя! Федь, ты че! — забормотал тот, кого звали Коляном, пытаясь растолкать своего поверженного подельника. Тот, однако, признаков жизни не подавал. На самом деле его мозг, не выдержавший неумеренных возлияний, стресса и падения, просто дал команду организму заснуть, но для Колюни, пребывавшего в состоянии очень сильного подпития, мозаика сложилась по-другому.

— Ребя! — заорал он, стоя на четвереньках над телом, как ему показалось, убитого друга. — Ребя, эта сучара Федьке голову проломила! Рыжий, поймай ее! Я не могу!

Орал он так громко, что их с Федяем приятели не только услышали отчаянный призыв, но и оторвались от своих насущных дел, заключавшихся в основном в потреблении вынесенных из магазина напитков, к витрине с которыми они раньше и подойти-то боялись, настолько пугающими были написанные на ценниках цифры.

Так что, когда девушка пробежала отделявшие от входа в супермаркет полсотни метров, вместо готовых прийти на помощь законопослушных обывателей ее там поджидали три персонажа, ничем не отличавшихся от оставшихся за спиной.

Первый из приятелей пострадавшего, невысокий толстячок с одутловатым лицом, подставил Тане ножку. Вскрикнув от неожиданности, она упала, но ухитрилась сгруппироваться и приземлиться без особых для себя повреждений. Сказались три года занятий айкидо, которое она выбрала в свое время для поддержания себя в форме. В тот момент ею руководил дух противоречия, поскольку ее подруги предпочитали более девчачьи способы вроде пилатеса[42] и стретчинга.[43] А потом она втянулась и делала перерыв только во время каникул, заменяя занятия конными прогулками на свежем воздухе и плаванием.

Перекатившись, Таня легко встала на ноги, благо инерции, набранной во время бега, для этого хватило с лихвой. Но тут же еще один из разошедшихся молодчиков схватил ее за рукав модной замшевой куртки. Сутулый и тонкокостный, с лицом, обезображенным длинным кривым шрамом, отчего казалось, что одна бровь приподнята в изумлении, он вцепился как клещ.

Таня отчаянно рванулась, но ее куртка была пошита не безвестными мастерами континентального Китая, а трудолюбивыми пакистанцами на берегах Альбиона, и швы, как и замша, выдержали.

— Хрен ли дергаешься?! — осклабился сутулый. — Из этих цепких лап еще никто не вырывался!

«А может, ну его! — мелькнула у Татьяны подленькая липкая мыслишка. — Зачем трепыхаться? Куда бежать! Попросить ребят, они отпустят… А то ведь я это первая начала…»

Но тут в игру вступили инстинкты — парень со шрамом повернулся к своим товарищам и дернул девушку на себя, словно желая продемонстрировать ценную добычу. «Цепкие лапы» поменяли свое положение, и тело Тани отреагировало без вмешательства сознания. Левая рука поднялась, выводя противника из равновесия, ноги поменяли позицию, разворачивая ее лицом к врагу, затем рука резко опустилась, и парень грохнулся на землю, почти сделав кувырок в воздухе.

Как это часто бывает в бою, это самое «почти» решило многое. Если бы нападавший полностью перевернулся, то, скорее всего, довольно быстро пришел в себя и сумел бы предотвратить суматошный рывок генеральской дочки. Но упал он практически вниз головой, расквасив физиономию об асфальт, и, оглушенный ударом, замер в полной неподвижности. Пока затуманенные продуктами лучших винокурен Франции и Шотландии мозги гопников пытались осознать произошедшее, Татьяна пустилась бежать, ликуя, что сегодня перед дальней поездкой решила надеть удобные кроссовки, а не туфли на каблуке.

От входа в магазин до угла здания было метров пятнадцать, и это расстояние девушка преодолела секунды за четыре, не больше. Повернув за угол, она врезалась во что-то большое, зеленое и мягкое, напомнившее своим запахом надувную резиновую лодку, под которой Танюша пряталась вместе со своей двоюродной сестрой, когда отец еще не служил в Москве и часто ездил со своими друзьями на рыбалку.

Стоило нам влезть в гостеприимно распахнувшуюся дверь вертолета и снять противогазы, как Иван огорошил нас новыми распоряжениями командования:

— Генерал просит разведать, что происходит вокруг!

— С чего это?

— Да Завидово это, — потупясь, ответил старший лейтенант. — Там же дипломаты и всякая другая элитная сволочь водится.

— А горючки не жалко?

— Жалко, но с начальством не спорят. К тому же у нас подвесные баки есть.

— Нам идти?

— Не, в комплекс ребята сейчас полетят, а нам обождать приказано.

Понять логику высокого начальства нелегко, лично мне за все время предыдущей службы удалось это раза три, никак не больше.

— Слушай, давай мы к супермаркету здешнему смотаемся. Обстановку посмотрим, и, чем черт не шутит, вдруг разживемся чем-нибудь полезным.

— Так до него километра полтора по прямой, сопреете же!

— А машина на что? — подал голос Федоскин. — У нас машина прямо за воротами стоит. И мы с вами поедем, вдруг кого из соседей там встречу, хоть людей предупрежу, что война началась.

Ваня колебался недолго:

— Давайте! Только на все про все у вас сорок пять минут.

— Ну и замечательно! Товарищ Мирзоев, — я повернулся к прапорщику, — выдайте один автомат из запасных товарищам!

— И плащики! — немедленно ответил тот, с сомнением разглядывая наряды новых бойцов — чтобы обеспечить хоть какую-нибудь защиту от радиоактивной гадости, они еще в караулке обрядились в прозрачные полиэтиленовые дождевики, а Ильич сверху еще и старенькую брезентовую плащ-палатку надел.

— И это тоже! — доводы опытного служаки были понятны и без дополнительных пояснений.

— Э, мы в этих хламидах все в машину не влезем! У меня «Нива»… Мишку тогда оставим с вами, тащ старший лейтенант! Лады?

— Хорошо.

— Бригада ух — впятером стоим двух! — ворчал Александр Ильич, крутя баранку старенького тольяттинского внедорожника.

— Если по возрасту считать, то точно! — согласился с ним Сергей, сидевший сзади. — Точнее, наоборот — это мы втроем пяти солдат стоим!

В машине противогазы мы сняли — мужикам нужно было отдышаться. Вон у десантника до сих пор лицо красное, словно помидор, и волосы от пота слиплись.

— Ильич, тебе годков сколько? — продолжил Порошников.

— Сорок шесть в апреле стукнуло.

— Во, я пятый десяток в том году разменял, командиру тридцать пять.

— Тридцать восемь, — поправил я его.

— Итого — сто двадцать пять лет на троих. Это, если на обычных солдатиков считать, почти семь выходит! — углубился в арифметические вычисления сержант.

— А по уму — так и вовсе отделение получается! — хохотнул Федоскин.

— Вот только никто из нас кросс-«двадцатку» не пробежит, — пришлось снизить градус самовосхвалений. — А это сейчас не менее важная вещь.