Олег Верещагин - Чужая земля Страница 17

— А ты отпусти, — спокойно откликнулся Игорь, — что ты в него так вцепился?

— Шутишь? — изумился Борька. — Это же сибирская охранная, я его потом не оттащу. Он только отца слушает беспрекословно.

— Отпусти, — вдруг резко сказал Игорь, поворачиваясь. То ли от неожиданности, то ли еще почему — Борька разжал пальцы, и огромный серый призрак молча, прыжками ринулся к крыльцу, на котором, расслабленно придерживаясь рукой за косяк, стоял Игорь. «Охранник» не рычал — они не рычат и не лают. Эту породу вывели на основе возникшей после Третьей Мировой мутации. Сибирская охранная убивает волков — за шиворот и об дерево, как щенят. Двое таких псов разорвут гризли, как беззащитную домашнюю скотину.

Игорь вытянул руку ладонью вперед, словно отталкивая — и гигантский восьмидесятикилограммовый пес, в принципе не снабженный чувством страха, сперва осел на задние лапы, а потом припал к земле и попятился, недоуменно заскулив. Оглянулся на молодого хозяина почти умоляюще — напасть на ТО, стоявшее на крыльце, он не мог.

— Как это?.. — ошарашено спросил Борька, поднимаясь с корточек и не сводя взгляда с Игоря. — Он мамонта осаживал… честное пионерское… — Игорь молча пожал плечами. — Ну — ты даешь!.. А с любым животным так можно?

— Если оно достаточно высоко организовано, — пояснил Игорь. — С вашим крокозубом не получится — тупой слишком.

— Ладно… пошли… — Борька все еще не сводил с тоненького в поясе и в кости Игоря глаз.

— Ты знаешь, кто такой Зигфрид Отто фон Брахтер цу Фельк? — спросил Игорь, когда они вошли в прихожую. Борис удивленно покосился на него:

— Да… Младший сын херцога фон Брахтера. Его отец недавно меня визитировал.

— Вот как… — взгляд Игоря упал на большой голографический портрет, висевший в зале — молодой мужчина в форме Флота. — А это кто, если не секрет?

— Младший брат отца, дядя Роман, — Борька расстегивал куртку. — Он был оператором локатора на фрегате Его Величества «Разящий» и погиб в битве у Веги. Я его не помню почти совсем…

— Мой отец командовал корветом, — Игорь посмотрел в потолок. — Его тоже убили фоморы. Три года назад. Он пытался защитить станцию с моей мамой.

Мальчишки помолчали. То, что они сейчас сказали, некоторым образом сближало их друг с другом. Протягивало между ними некую невидимую нить.

— Твоя мать… — осторожно начал Борька. Метнул быстрый взгляд. — Она…

— Она тоже погибла, — ответил Игорь.

— Значит, ты…

— Я сирота.

Борька с ужасом воззрился на Игоря. Казачонку, привыкшему к прочным семейным узам, такая судьба казалась чудовищной. Игорь вновь обвел взглядом стены:

— Это отца? — он кивнул на многочисленные охотничьи трофеи и холодное охотничье оружие, развешанные тут и там.

— Почему? — удивился Борька, выходя из ступора. — Мои, отец мало охотится… Вон мой первый болотный кабан. А вон — вон та штука — шкура ледового медведя. Еще немного — и он бы снял шкуру с меня… Ты любишь охотиться?

— Конечно, — кивнул Игорь. — Твоя комната — на втором этаже?

— Угу, пошли…

…Комната Борьки была самой обычной — не очень большой, хорошо обставленной и слегка (на взгляд Игоря) неаккуратной; он никогда бы не позволил себе вешать трусы на торчащий в мишени охотничий нож и приклеивать компьютерные распечатки скотчем к полированной дверце шкафа. Но на одной из полок стоял полный набор дисков с микрофильмами по ветроэнергетике, а в углу наискосок от окна стояла великолепная ростовая статуя, заставившая Игоря изумленно поднять брови: статуя была не из тех вещей, которые ожидаешь увидеть в обычном доме казачьей станицы. Скорей место ей было в музее — над материалом явно поработал мастер, только Игорь, не смотря на свою «подкованность» в этом вопросе, не мог понять — какой.

Материалом для статуи послужил каменнопласт — серо-матовый, глубокого тона. Скульптор изобразил подростка одних лет с Игорем, одетого в форму времен то ли Третьей Мировой, то ли Серых Войн — это трудно было понять даже специалисту. Мальчишка стоял, подавшись вперед, в движении, как будто бросался в атаку, лицо напряжено, левое плечо вперед…

— Откуда у тебя это чудо? — удивился Игорь.

— А, это, — Борька пожал плечами. — Это с Земли привезли. А там — старая история. Мой пра-прадед увлекался археологией — так, для себя. В экспедициях работал и сам копал, по открытым листам…Это он на Кубани нашел, в отвалах, когда расчищали развалины Ставрополя. Говорят, она старинная.

— Ну, не очень, — уверенно возразил Игорь. — Такой материал появился даже уже после Галактической Войны, так что ей не больше полутора веков… На отвале, говоришь? Странно, неужели кто-то выбросил?!. — Игорь еще какое-то время любовался статуей, потом заинтересовался голографией, стоявшей на столе: — А что это за девушка?

— Просто девушка, — коротко ответил Борька.

То, что в "Баране и вертеле" что-то не так, Игорь понял еще "на подходе", потому что через двери вылетел германец, грохнулся на дорожку и остался лежать, тяжело ворочаясь, как боксер в нокдауне. Игорь ускорил шаги и боком поднялся на крыльцо под навес.

В центре зала, среди перевернутых столов и скамеек, молча и освирепело дрались кулаками примерно поровну — по дюжине — германцев и казаков… нет, не казаков, просто русских в форме охраны латифундии генерал-губернатора. Драка была чисто профессиональная — с выбитыми зубами, кровью и потерей сознания; не сколько человек лежали на полу среди опрокинутой мебели. Внутрь Игорь решил не соваться — любой из дравшихся был тяжелее, выше и физически сильнее его. Носков с философским спокойствием созерцал драку из-за стойки. Так же меланхолично смотрели из-за угловых столиков несколько завсегдатаев из местных, в основном — пожилых.

— Из-за чего дерутся? — спросил Игорь, повысив голос. Носков ответил:

— Германцев семь человек охрана с латифундии перебила на границе. Ошиблись.

Игорь тихо присвистнул. Ничего себе «ошибка»! Он про такое и не слышал — земляне убили землян! Не один другого на дуэли, не несчастный случай, а именно так…

Прислонившись к перилам, Игорь вышел через комбрас на визитер, краем глаза заметив, что внутрь ворвались двое полицейских (неужели разнимут?!). С садистским наслаждением используя «выбитый» личный канал — подключился к приемной губернатора, и через полминуты Дзюба (в полевой форме и с плазмометом) возник на экране.

— Ярослав Ярославович, — с ходу начал Игорь, — дайте мне господина генерал-губернатора.

— Далеко пойдете, — одобрительно заметил Дзюба. — Сейчас… Игорь Вячеславович.

Пришлось ждать — и не полминуты на этот раз. Судя по всему, в Озерном Довженко-Змай отсутствовала вызов настиг его на его латифундии — там царила глубокая ночь. Генерал-губернатор не спал, но вызов ему хорошего настроения не прибавил.

— Я слушаю, — сказал он. Игорь молча показал ему комбрасом происходящее вокруг, и Сергей отпустил древнее матерное ругательство.

— Что за история? — поинтересовался Игорь.

— Читай вчерашний номер столичной "Земля и воля". А через какое-то время — центральную прессу, как у меня в колонии русские убивают немцев. Ненавижу корреспондентов!!! — с неожиданным остервенением выдохнул Довженко-Змай.

— И все-таки? — настаивал Игорь.

— Моему начальнику латифундистской службы безопасности один из агентов-вабиска подкинул дезу, что в… одном месте остановился отряд во главе с Уигши-Уого… Ты распечатки Дзюбы читал?

— Нет еще, — признался Игорь.

— Почитай скорее, там о нем…Мои ребята напали на это место. А там оказались ни черта не вабиска, а люди херцога. Спали, не поставив часового — у них были отрегулированные на вабиска сканеры… Сейчас разбираемся с тем агентом — его, похоже, тоже обвели вокруг пальца.

— Что собираешься делать?

— Уточним… — процедил генерал-губернатор. — Извини, времени нет, — и отключился.

Игорь пошел к киоску и купил "Землю и волю".

Статья оказалась прямо на первой полосе. Шапка, набранная алым, претенциозно гласила: "Возвращение Серого Призрака!"[9] Произошедшее подавалось так, словно С.К. Довженко-Змай, малолетний садист и палач, облеченный огромной властью лишь благодаря общей глупости системы, все время своего правления положил на разжигание розни между одержимыми комплексами русскими и забитыми германцами, которых и заманил-то на Сумерлу исключительно с коварной целью потешить свою палаческую душу зрелищем их поголовного истребления. По мнению Игоря статья если и могла кого-то заинтересовать, так это суд и еще — представителя полувымершей профессии психиатра. Едва ли даже родственники погибших хоть на миг подумали о злом умысле. Статья была просто плевком — неумным, но смачным — в сторону генерал-губернатора, и Игорь невольно вспомнил когда-то читанную кавказскую притчу о злой старухе, жившей около моря. Однажды ее увидели идущей к морю с факелом и спросили, куда ее несет. "Иду море поджечь," — ответила старуха. "Опомнись, не будет оно гореть!" — начали убеждать ее люди. "Ничего знать не хочу! — сказала старуха. — Я свое злое дело сделаю — море подожгу. А будет оно гореть или нет — мне все равно. Сам Игорь никакой особенной неприязни к журналистам не испытывал и сейчас подумал лишь о самом факте ловко подброшенной дезинформации, приведшей к гибели германцев, — статья же его скорей рассмешила.