Алексей Бобл - Последняя битва Страница 17

Щелкнуло, из динамика полилась тихая спокойная музыка. Видимо, Георг держал приемник на нужной частоте.

Вик прошел к верстаку, оставив блюдце со свечой на полке. Пламя слабо дрожало, бросая отсветы на стены. Дробильный пресс в другой части мастерской стал похож на огромного маниса с железными ногами-стойками, конвейер напоминал хвост ящера, а паровой котел с большим колесом-маховиком и печью — повозку.

Поставив приемник рядом с тисками, Вик забрался с ногами на верстак, развернул халат, который был у него вместо подушки, и достал из кармана пистолет Кристин. Затвор покрывали затейливые узоры, на костяных щечках рукояти было вырезано клеймо. Не все буквы оказались знакомы. Рассудив, что пистолет могли сделать еще до Погибели, не в Москве — тогда ведь много фабрик было, люди говорили на разных языках (Вик читал об этом), — разобрал оружие и тщательно осмотрел каждую деталь.

Пистолетом явно давно не пользовались, но при этом следили за ним — ржавчины не видно. Вик взял спиленный ударник, стальную иголочку с фалангу пальца, прикинул, сможет ли сам такой выточить на станке или надо просить Георга, — и, решив, что сможет, отложил его в сторону.

В динамике слабо затрещало, музыка прекратилась. Вик вздрогнул, ощутив, как сильно нагрелись ладони, в подушечках пальцев кольнуло. Спина покрылась потом, на лбу выступила испарина.

Сквозь помехи на мгновенье прорвался глубокий, полный отрешенности голос.

— Осирис? — тихо позвал Вик, глядя на динамик, в котором снова хрюкало и булькало.

Пытаясь уловить в этих звуках знакомые интонации, Вик напрягал слух, но кроме помех ничего не слышал.

Нахлынули воспоминания: полет над Пустошью, странный разговор с… Он назвался Осирисом, сказал, что свободен, помянул силы и атипичные технологии для цивилизации хомо сапиенс, какие-то отсутствующие командные структуры, поэтому он свободен… Нет, не так. Осирис волен поступать, исходя из заложенной степени свободы воли.

Какая странная фраза. А что означает эта заложенная степень свободы воли?

Ладони быстро остывали, тело пробирал озноб, стучали зубы, выбивая дробь, будто Вик сидел на вибрирующей станине пресса, сквозь которую в лоток сыплется смолотая в труху панцирная крошка.

Из динамика снова полилась тихая музыка. Вик скинул одеяло, взял халат, вытер пот. При этом он постоянно следил за приемником, вдруг опять все повторится.

А что должно повториться? Разговор с Осирисом? Вик зажмурился, сжал кулаки, стараясь увидеть внутренним взором схему приемника, детали, замкнутую цепь, по которой течет ток из батареи.

Не вышло.

Но ведь раньше у него получалось!

Вик взял в руки приемник в надежде, что сейчас оттуда польется глубокий низкий голос Осириса, но заиграла новая мелодия.

А вдруг он утратил джагерские способности? Мысли спутались, воспоминания скакали с одного на другое.

Разозлившись на себя, Вик спрыгнул на пол, глубоко вдохнул и сделал пару резких наклонов. Выдохнув, развел руки в стороны и принялся выполнять упражнения. К зарядке его приучил отец. Когда мысли разрозненны, дело не спорится, надо успокоить себя, переключить мозги, отвлечься от всего. Со временем Вик усвоил это. К тому же легкая тренировка не помешает, тело нужно держать в форме, чтобы оставаться быстрым, ловким, как боевой мутафаг на арене Лужников. Если бы он мог выйти из мастерской и пробежаться вокруг, то непременно сделал бы это. Но Георг запер его и ушел спать в палатку.

Закончив с упражнениями, раскрасневшийся Вик повернулся к верстаку. Музыка по-прежнему лилась из динамика.

Что же все-таки произошло? Осирис пытался связаться с ним? Тогда, в капсуле над Пустошью, он несколько раз повторил, что будет наблюдать. Значит…

Вик быстро прокрутил события в Нарочи и вспомнил Владыку Баграта, тот тоже был джагером, умел ходить по некрозу, хоть и не имел способности видеть электронные цепи. Может, Осирис наблюдает за джагерами?

Покачав головой, Вик залез на верстак. Это все домыслы насчет Осириса. Слишком много вопросов — так много, что зарядка не помогла. Нужно выспаться. Георг появится рано утром, наверняка отойдет от вечернего разговора, и тогда Вик постарается его осторожно расспросить про вычислительную машину. Возможно, в накопителе найдутся ответы, но надо знать, где взять машину и как подключать устройство. В общем, предстоит долгий разговор, если киборг действительно оттает после вчерашнего.

Он встал на четвереньки, не слезая с верстака, подобрался к стене с полками и задул свечу.

Ферзь вздрогнул, открыл глаза. Пару мгновений в голове висела звенящая пустота, старый вор пытался сообразить, где он и что за бычары сидят по бокам.

Спереди загырчали на крымском наречии — и Ферзь вспомнил события минувшей ночи. Все-таки его сморило, ближе к утру случился приступ язвенной болячки, мутанты дали глотнуть какой-то дряни из фляги, и вор забылся во сне.

В утренних сумерках виднелись две фигуры, стоявшие возле сендера с омеговской эмблемой на капоте; говорил высокий, бритый налысо старик. Низкорослый мутант с аккуратной бородкой смотрел на лес, тянущийся справа от дороги, но, судя по позе, слушал внимательно.

Мутанты были в брезентовых плащах. Если бы Ферзь встретил таких в Москве, то решил, что перед ним обычные старатели. Поискал глазами пятого и услышал за спиной тихое сопение. Слева высились два кургана из мусора, один большой, другой поменьше. Свалку огибала светлая лента дороги, а впереди возвышались холмы. Что ж — он еще раз глянул по сторонам — мутанты едут правильно, за холмами Сетуньская пойма. Ферзь потер глаза морщинистыми пальцами, взъерошил волосы. От поймы совсем недалеко до нищих кварталов. Стоит на старую дорогу вырулить — и вот она, территория клана. Там и братва…

Он скосил взгляд вправо, потом влево. Бычары по бокам от него пялились вперед с застывшими лицами. Их бугристые лбы скрывали кепки, тень от козырьков падала на глаза.

— Твари! — прошипел Ферзь.

И получил локтем в бок. Охнув, вор зажмурился, хватая воздух ртом, предчувствуя, как блеванет желчью.

Чернявый, что подписал его с мутантами идти, тоже тварь! Кровью умоется, когда Ферзь из этой бодяги выскочит, но сначала надо от мутантов избавиться. Вор, пересилив боль, сел прямо.

— Стоян, — старик шагнул к машине, — зачем так сильно?

Он перешел на язык нормальных людей.

Зажав ружье коленями, ударивший вора Верзила поправил лямки ранца за спиной, недовольно буркнул что-то и снова обхватил ручищами длинный ствол.

— Смотри, — старик недовольно качнул головой, — кабы ребро не сломал.

Снял флягу с пояса, протянул Ферзю, но тот не спешил ее брать. Сглотнул, вспомнив неприятный вкус бурды, после которой в желудке все затвердело и накатила сонливость.

— Пей, — повернувшись, сказал низкорослый.

Старик по-прежнему протягивал флягу, напряженно глядя вору в глаза. Мутант, которого назвали Стояном, размашистым движением обхватил Ферзя, словно любимую женщину. Согнув руку, слегка придушил старого вора, двинув предплечьем вверх, запрокинул ему голову.

— Пей, — повторил низкорослый.

Верзила взял флягу и сунул Ферзю в приоткрытый рот. Вонючая, вязкая жижа пошла не в то горло. Вор икнул, непроизвольно фыркнул — брызги вперемешку с соплями вылетели из носа. Тягучий комок скатился по пищеводу и ледышкой свалился в желудок. Перед глазами поплыло.

Стоян отпустил Ферзя.

— Так лучше? — Старик перегнулся через борт, забрал флягу.

Ферзь с удивлением ощутил, что боль в желудке отпускает, и кивнул в ответ. Правда, мысли в голове потекли медленней, стали как кисель.

— Тодор, — сказал старик, — сними ранец, сходи к холмам. Посмотри, что за ними. Жив, тебе на свалку, Стоян — в лес.

Верзилы попрыгали на землю, скинув тяжелую поклажу, разошлись.

— Поговорим. — Старик занял место водителя, сев боком к Ферзю. — Ты помнишь, как меня зовут?

Имя само всплыло в голове — твердое, как гранит, крепкое, как железо.

— Демир, — сказал вор, глядя в умные глаза мутанта.

Слова эхом отдавались в голове Ферзя, лица собеседников слегка расплывались, вокруг все было серо, как в тюремной камере киевской Лавры, куда он угодил в юности, когда впервые смокрушничал. С подельниками завалил двух монахов, иначе в продуктовый склад было не забраться. Но не учли они тогда, что сигнальная электроника на воротах стояла, спалились все. Жрецы отбили Ферзю почки и бросили в камеру. Потом пришел узколобый хмырь с козлиной бородкой, осмотрел его ушибы и составил протокольную запись, зарисовав приметы вора.

— Это Крум. — Старик указал на подступившего к сендеру низкорослого мутанта.

— Стоян не переборщил? — Крум взял Ферзя за подбородок, оттянул одно веко, потом другое.