Виктор Ночкин - Пищевая цепочка Страница 17

Тварь контролировала собственное тело с точностью, совершенно невозможной для земного млекопитающего, появившегося на свет в результате естественной эволюции. Крошечный комок плоти, который овладел крысиным телом в подвале, стремительно рос, ответственные за размножение клетки и сейчас бурно делились, но Твари уже не хватало строительного материала, чтобы должным образом оборудовать свою нынешнюю плоть.

Будь она обычным животным, ее ощущения следовало бы назвать голодом, но Тварь не чувствовала голода — она знала, что ей требуется органика для дальнейшей деятельности по исполнению программы.

Запах теплой умирающей органики сделался сильнее, вот уже исчезла необходимость в верхнем чутье — шла к добыче кратчайшим путем.

На поляне молодой слепой пес терзал тушку какого-то зверька. Мутант был совсем небольшой, он едва вышел из щенячьего возраста, теперь при дележке добычи ему не доставались мягкие куски, положенные детенышу, он стал считаться самостоятельным самцом и был обязан добывать себе пищу — либо довольствоваться обглоданными костями после того, как насытятся старшие члены стаи, вожаки и их подруги. Сейчас подростку повезло — он сумел выследить и загрызть тушкана, невесть откуда забредшего в лес. Тушкан тоже давно голодал, он был тощим, кожа да кости, но слепой пес радовался и этой добыче, торопливо рвал на куски и заглатывал, почти не жуя, жесткие сухожилия вместе с огрызками шкуры. Песик давился, хрипел, но жрал, жрал и жрал — боялся, что кто-нибудь из старших отыщет его и отберет жалкую добычу.

Тварь встала на краю поляны и втянула воздух, насыщенный запахом столь необходимой ей органики. Теперь она видела источник запаха, в крысином мозгу зрительный образ совместился с картиной, выстроенной обонянием. Она видела добычу, которую сумеет одолеть — и таким образом существенно продвинется в исполнении программы.

Пес тоже почуял пришельца и расслышал тихие шаги. Обоняние и слух слепой собаки просигналили: это существо слишком мало, чтобы отнять добычу, оно само может оказаться пищей. Пес быстрее заработал челюстями, чтобы пораньше покончить с остатками тушкана и заняться новой целью. Рыжие уши приподнялись и зашевелились — пес следил за продвижением пришельца. А Тварь приближалась легкими плавными шагами — это не было атакой, но приближение к чужой добыче, разумеется, само по себе являлось агрессией.

Молодой пес проглотил кусок, поднял голову навстречу Твари и глухо зарычал — рык означал предупреждение, пес не желал драться до тех пор, пока не доест. Тварь продолжала скользить, она припадала к траве и оттого казалась бы еще меньше, но пес не видел ее — он был слеп. Впрочем, по запаху он верно определил размер Твари.

Собачья пасть приоткрылась, черные губы подрагивали обнажая острые клыки. Пес опустил морду — он сделал вид будто вернулся к трапезе, на самом же деле собирался напасть, едва самонадеянный гость приблизится на расстояние прыжка. Тварь не остановилась. Вот она уже совсем рядом… Пес подобрался и снова зарычал… Прыжок! Желтые клыки клацнули там, где долю секунды назад находился облезлый загривок Твари — впустую, Тварь ускользнула и пошла по кругу, медленно сокращая дистанцию. Пес снова прыгнул и снова промазал. Он взвыл, не скрывая досады, и прыгнул в третий раз, потом еще и еще. Тварь выжидала. Она не атаковала сама, только дразнила противника, который был крупнее ее в несколько раз.

Во время очередной атаки рыжего Тварь не стала уклоняться, а молниеносно метнулась навстречу, проскользнула под смыкающимися челюстями пса — и развернулась. Под облезлой шерстью напряглись мышцы, налились каменной твердостью — Тварь боком ударила пса в лапу, он пошатнулся, стал заваливаться, дернулся, тщетно пытаясь восстановить равновесие. Тварь прыгнула, разевая пасть. Крысиные зубы впились в жилистую шею, прокусили покрытую рыжим мехом шкуру, разорвали артерию… Пес, еще не сознавая, что произошло, шарахнулся в сторону, увлекая повисшую на горле Тварь, рванулся из последних сил. И рухнул на бок. Тварь дернула головой, разрывая горло умирающего пса, и нырнула длинным рылом в исходящую кровью рану. Задние лапы оттолкнулись, заскребли, посылая вперед тело, которое неожиданно стало гибким и тонким, как у змеи…

Тварь ввинчивалась, вгрызалась в тощую тушку слепой собаки. Снаружи остался только поджарый копчик, потом исчез и он. Кровь перестала сочиться, труп собаки замер.

Шли часы, тело оставалось неподвижным. Тварь получила достаточно строительного материала, чтобы нервные клетки росли и делились — для контроля над большим телом их требовалось много. Кроме того, Тварь исследовала мозг слепой собаки, и здесь ее ждало разочарование — если так можно выразиться. На самом деле Тварь не ведала человеческих эмоций, надежды и разочарования были ей равно неизвестны. Однако она убедилась, что мозг более крупного существа не превосходит мозг крысенка. Да, обоняние и слух были развиты лучше, так как им надлежало компенсировать отсутствие зрения. Слепой пес был отчасти чувствителен к аномалиям, способен ощущать радиоактивность, обладал зачатками телепатических талантов. На этом преимущества заканчивались. Крыса превосходила его по большинству параметров, ее мозг был меньше, но лучше подходил для исполнения заложенной в Тварь программы. Тварь не стала отказываться от первого захваченного ею разума, напротив — крысиный интеллект остался основным.

Ближе к рассвету рыжее тело зашевелилось — процесс трансформации был запущен. Стала колебаться температура, поочередно сокращались группы мышц, дергались лапы, напрягались и снова опадали уши, челюсти периодически рефлекторно щелкали, выполняя команды изменяющегося мозга… Заросшие шерстью глазницы начали опухать, наливаться горячими волдырями… Это выглядело бы отвратительно с человеческой точки зрения, но за процессом трансформации никто не наблюдал, а самой Твари были чужды эстетические соображения. Она знала лишь целесообразность и стремилась как можно точнее подготовить тело к исполнению программы.

Когда первые солнечные лучи коснулись верхушек деревьев, тело слепой собаки стала сотрясать дрожь. Конечности стремительно распрямлялись и тут же судорожно подтягивались к животу, мышцы под рыжей шкурой вздувались узлами, опадали и снова напрягались. Опухоли в глазницах лопнули, из прорех выкатились несколько темных капель, смочили короткую шерсть, заплутали в рыжих завитках. Из пасти вытекла мутная жидкость, потом все замерло.

А лес начал пробуждаться. Где-то подала голос пичуга, откликнулась другая… Раздались тяжелые хлопки крыльев, голоса мелких птичек смолкли, на поляну спикировал ворон Замер, кося круглым глазом на рыжее тело, сделал несколько шагов, снова оглядел похожую на собаку Тварь. Ему хотелось отведать мертвечины — он считал, что Тварь мертва, потому что от нее исходил запах смерти. Но ворон чувствовал и другие запахи, потому опасался. Он сделал еще шаг и замер, настороженно блестя глазом.

По рыжему телу пробежала судорога, ворон подпрыгнул, расправляя крылья. Тварь совершила длинный прыжок. Казалось невозможным, чтобы зверь, лежавший на боку, так стремительно двигался, расслабленная поза не должна была позволить мгновенно напрячь мышцы, но Твари это удалось. Ворон едва сумел опередить противника и, шумно хлопая крыльями, взлетел над поляной. В пасти Твари осталось черное перо. Ворон недовольно каркнул и спикировал с ветки, пролетел над замершим рыжим зверем, описал круг, набирая высоту.

Тварь не глядела на птицу, которая уже не могла послужить пищей. Ворон летел слишком высоко, чтобы его можно было достать в прыжке, а бессмысленные вещи Твари были неинтересны. Она привстала, склонила уродливую голову, на которой поблескивали бусинками крысиные глазки. Шея напряглась, Тварь приоткрыла пасть, судорожно передернулась… По шее пробегали волны, потом Тварь стала блевать — она отрыгивала красные ошметки, клочья серой шкуры, мелкие косточки — все, что осталось от крысенка, чей мозг продолжал служить ей по-прежнему. Остатки крысиного тела в глотке мешали дышать, их пришлось отрыгнуть, но они все еще могли пригодиться — в качестве пищи. Тварь подобрала то, что вывалилось из пасти, и стала медленно жевать. Она не спешила, потому что ей требовалось время, чтобы восстановить координацию движений.

Глава 8

Пока шагали к свалке, сталкеры в основном помалкивали. Курбан пару раз указал младшему приятелю на аномалии, дал кое-какие пояснения. Слепой догадывался, что Эфиоп слушает эти лекции не в первый раз. Блондин не спорил, не перебивал, но лицо у него было такое сонное и кивал он так уныло, что сделалось ясно — лекции надоели. Может, Курбан нарочно показывал Слепому, что натаскивает молодого, обучает зональным премудростям? А зачем? Демонстрирует случайному попутчику, какой он правильный сталкер, с понятием? Ну и Зона с ним, каждый самоутверждается как умеет. Или он надеется, что Слепой его похвалит, когда станет трепаться с Корейцем? Слепой и так видел, что Курбан — опытный бродяга, но распространяться об этом не собирался. Наконец вышли на шоссе с ржавеющими остовами грузовиков, среди которых выделялась БМП. Обогнули брошенную технику, и открылся вид на обнесенный колючей проволокой лагерь. Слепой присвистнул — в самом деле кое-что изменилось! Несколько грузовиков и автобусов исчезли, на месте, где он привык видеть старые железяки, чернели неглубокие воронки. Грунт в них спекся и местами маслянисто поблескивал, как стекло, — это было заметно даже издали.