Денис Лукашевич - Братские узы Страница 18

— Нельзя, Густав. — Перед моим носом помахали пальцем. — Нельзя обманывать патруль, а еще больше нельзя — я бы сказал смертельно опасно — обманывать господина Грубера. Знаешь ведь, степень наказания обратно пропорциональна степени власти, а ты в нашей иерархии находишься на последнем месте, как ни прискорбно.

— Плевать я хотел на иерархию! — ответил я и делом подтвердил свои слова. За что не избежал быстрого наказания. Тяжеленный кулак, затянутый в черную кожу перчатки, врезался мне в челюсть и заставил вновь пребывать в сладостном мире забытья.

— Подожди, Густав, я еще не закончил. Маленький подарочек от меня. — Выстрел, и сильный толчок в живот. И только через несколько секунд я почувствовал, как в желудке вспыхивает жаркий ком боли. — Отпускайте его, парни.

Я лежал и тихо корчился от раздирающей нутро боли, а патрульный все говорил и говорил, но словно в тумане, то отдаляющийся, то опять приближающийся.

— Я дам тебе возможность выжить, Густав. И все ради твоих бывших заслуг. Вокруг пустошь — приятного мало, но в нескольких километрах отсюда — Бургундия. Доберешься, и считай повезло: ни я, ни правительство республики к тебе никаких претензий не имеет. Не доберешься — сдохнешь в пустоши, и никто о тебе больше не вспомнит. «И никто не узнает, где могилка моя!» — пропел он и улыбнулся, мерзко так, будто большая крыса. Мне было безумно плохо…

Густав на долгое время замолчал, вышагивая по бывшему костелу. В выцветших глазах отражалось пламя костра.

— Я уже, можно сказать, сдох, но меня нашел Умник. Выходил. И я сам не представляю, как ему это удалось. Рана в живот, начинающаяся гангрена, но вот, чудо, Скользкий Густав выжил! В мире людей меня уже вряд ли кто ждал, и я остался у мутов. Умник предложил мне стать вождем. Мне! Грабителю и вору! Вождем! Я тогда долго смеялся, но вот прошло десять лет, и мне уже не до смеха.

Тихо трещал костер, и все молчали. Головастый мут улыбался чему-то своему, попыхивал своей трубкой, в темном углу, поджав колени к подбородку сверкал внимательным взглядом Белый. Молчали Веллер и Марко с братом Войцехом. Тот вообще находился в некоем состоянии прострации: среди мутов, о которых ходили жуткие легенды, что они похищают и уродуют детей, творя себе подобных, узнать, что люди, с которыми он делил пищу и кров совсем не те, за кого себя выдают. Что мир вовсе совсем другой, чем видится из окна спальни в Сан-Мариане.

Наконец Веллер спросил:

— А что за машинка была? Ты так и не выяснил?

— Нет. — Густав задумался. — Хотя Умник сказал, что ей можно менять буквы.

— Менять буквы?

— Да, именно. Я и сам не понял. Менять буквы — бред. — Густав хохотнул, на что Умник состроил расстроенную физиономию.

Неожиданно вмешался Войцех.

— Шифровальная машинка.

— Что?

— Машинка для шифровки записей. Вместо правильной буквы она выдает совершенно другую по заранее определенной закономерности.

— Никогда не слыхал! — присвистнул Густав. — Это же я ухватил…

— Вернее, за что ты поплатился! — наставительно заметил Веллер. — Я тебе всегда говорил, что твоя жадность тебя погубит.

— Что поделать, — пожал плечами бывший вор. — Что поделать — такова моя натура. Вернее, была. Сейчас я уже другой. Я отвечаю за этих людей. — Он обвел рукой костел. — И я в некотором роде их люблю.

— А я убил одного твоего ревуна, — неожиданно вставил Марко. — Не знал, что они такие дорогие. Я отдал Рогачу свои часы.

— Извини, — улыбнулся Густав, — подарки не возвращают. Здесь даже я не помощник. А насчет ревунов… Муты никогда не любили людей, а республиканцев и подавно. Пусть платят — оружия у них завались. А этих тварей мы ищем в пустоши, ловим маленькими и дрессируем. Жуткие, но верные животные. Так-то вот.

Густав опять уселся к костру, протянул замерзшие руки. Снаружи стемнело. Густые, черные тени легли в углах, скрыли запустение и разрушение, поразившее здание. В стрельчатых окнах завывал ветер.

— Белый, подойди сюда, — махнул рукой Густав. — Есть дело.

«Пришелец» вынырнул из темноты и подошел к костру. Его движения были мягкие, словно кошачьи, а шел он словно крадучись, ступая бесшумно и осторожно. Было заметно, что это не наигранное, а врожденное, природное. Так Белый ходил все время, грациозно, будто дикая опасная кошка. Глаза его сверкали холодной голубизной.

Густав повернулся к Войцеху.

— Святоша, я не доверяю теократам. Скажи спасибо, что не убили. Твои земляки не раз шерстили мой клан, поэтому мне нужны гарантии того, что ты не замышляешь против нас зла. Извини, — зачем-то добавил он. — Белый, проверь его.

Войцех дернулся, но сдержался, когда мут присел рядом с ним, не сводя удивительного пронзительного взгляда. Протянул руку. Монах прошептал глаза и зажмурился, готовый ко всему.

Прикосновение было удивительно приятным. Теплое и мягкое, настойчивое, но уважительное. Ощущение, появившееся затем, было странным, обволакивающим. И на мгновение он увидел: странный, искаженный мир, весь в синих тонах, темных и посветлее, от густого фиолетового, непроглядного как ночь, до светло-светло голубого, практически белого. Увидел самого себя в странном сияющем нимбе, как у святого. Войцех улыбнулся незваной, но приятной мысли. Но потом быстро пришел в себя, зашептал молитву, и видение исчезло. Он открыл глаза.

Белый улыбался, чуть склонив голову набок. У него были совсем не человечьи зубы, мелкие и острые, треугольные. Но улыбка от этого не становилось страшной, скорее наоборот, доброй и открытой, какой-то детской. Мут отвернулся, шепнул что-то Густаву. Тот кивнул и ответил:

— Спасибо. Иди отдохни — я знаю, чего тебе это стоит.

Мут кивнул и ушел. Войцех озадаченно почесал затылок, растерянно посмотрел на остальных.

— Все нормально, святоша. Мы верим тебе.

Снова вернулась тишина. Густав помолчал немного, пожевал губами, потом спросил:

— Что там нового, во внешнем мире?

— Ничего, — пожал плечами Марко. — Все по-старому. Воюют и миряться, любят и ненавидят — что нового? Клейден все стоит, враждует с Сан-Марианом…

— Все хотел вас спросить… — протянул Густав, разрыхлил кочергой угли.

— Ну, — Марко внимательно на него посмотрел.

— Какая нелегкая принесла вас сюда? Новое дело?

— Не совсем. — Веллер перебил брата, на секунду замолчал, потом добавил, ожесточенно подмигивая: — Мы… мы были не совсем честны с тобой, Густав. Мы… э-э… члены Ордена святого Казимира Странника, вот!

Глаза Густава округлились от удивления.

— Вы?!

— Да, мы! — гордо кивнул Веллер. — Мы!

— Но… — начал было Густав, но тут же смолк — Марко что-то сдержанно жестикулировал. Так, чтобы не увидел Войцех. — Я и не знал! Ну что ж, значит, буду знать на будущее. Отдохнуть не хотите?

— Хотим! — с готовностью отозвался Марко. — Пеший переход по пустоши сильно утомляет.

— В деревни много пустых и относительно целых домов — можете выбрать себе. Попросите кого-нибудь — они проводят. Спокойной, что ли, ночи! Вы надолго?

— Не думаю, — дернул головой Веллер. — Нам бы не помешала помощь.

— Хорошо. — Густав завозился в кармане. Извлек карту, нарисованную вручную. Ее всю испещряли странные знаки и метки. — Вот, я нарисовал. По рассказам охотников. Рогач заходил далеко за Варшаву, к самой границе с Теократией. Все опасные места по дороге указаны здесь. Тут и тут, — грязный узловатый палец скользнул по бумаге, — самые страшные. Черный лес — не знаю, что там растет, но явно не деревья. Людям там не место. И вот это… Рогач назвал это Огнями. Черт знает, что такое. Непонятное. Охотник говорил — люди пропадали и не появлялись. Там исчезли наши охотники, Пятак и Губастый. Хорошие парни, ловкие и опытные. А вот глянь, и пропали. Обойдите лучше с юга — так безопаснее. Про Варшаву, я так думаю, говорить не надо. Она хоть и на границе, но место страшное. Большой город, много смертей — что и говорить.

Веллер кивнул.

— В остальном тоже мало приятного, но выжить, при должной сноровке, можно. Так что держи — пригодиться. Больше ничем помочь не могу. Извини.

— И на том спасибо, — поблагодарил Веллер, пожал руку вождя.

На самом выходе Марко неожиданно обернулся, махнул остальным:

— Идите, я догоню. — Обернулся к Густаву. — Нам надо поговорить.

Вождь с интересом прислушался. Марко уселся на одну из скамеек, откинулся на спинку.

— Как давно твои люди за нами следили?

— Ты о чем? — округлил глаза Густав. Теперь к разговору прислушался и Умник, до этого совершенно безразлично смотревший на огонь, словно спал с открытыми глазами.

— В прошлую ночевку я нашел следы, мелкие, словно детские. И я ничего не услышал. А ты знаешь: я слышу все. Кто это был?

— Не понимаю, о чем ты! — Густав с искренним изумлением уставился на него. — Я вообще о вас не знал! Мы стараемся не подходить к Одеру ближе, чем на один дневной переход. Мы тоже, знаешь ли, боимся паучьих тополей.