Николай Чадович - Особый отдел и око дьявола Страница 18

– Что-то пока не хочется, – Цимбаларь мельком глянул на часы, показывающие седьмой час утра. – Здесь всегда так рано встают?

– А как не встать, если корова в хлеву мычит? – Парамоновна уже собиралась восвояси. – Это тебе не город. Встаём с петухами, зато ложимся с курами… Печка пусть себе горит, только дрова не забывай подбрасывать. Вьюшку я сама потом закрою. Угар в избе – самое скверное дело… В обед ко мне приходи. Пироги с грибами будут. Пока молочка парного испей, вон кринка на столе стоит.

Перед тем как покинуть дом, Парамоновна глянула в окно, по которому время от времени пробегали сполохи, похожие на свет далёких автомобильных фар.

– Что там? – поинтересовался Цимбаларь, всё ещё нежившийся в постели.

– Небесная изба светится, – сказала старуха. – Видать, у бога Ена пир горой идёт. Так, бывало, моя маманя-покойница сказывала… А нынче говорят – северное сияние.

К молоку прилагался ломоть тёплого домашнего хлеба, отличавшегося от покупного более плотной консистенцией и еле уловимым запахом дыма. Слегка перекусив (аппетит пробуждался в нём только к полудню, зато давал о себе знать далеко за полночь), Цимбаларь оделся и придирчиво осмотрел себя в мутное, растрескавшееся зеркало.

Некоторая припухлость в лице и нездоровая синева под глазами всё ещё оставались, но в скудном свете сороковаттных электролампочек, которым отдавали предпочтение прижимистые сельчане, разглядеть эти печальные последствия двух развесёлых дней было довольно затруднительно.

Ремень с кобурой и портупеей Цимбаларь надел поверх форменного полушубка, но пистолет спрятал за пазуху – на морозе могла загустеть смазка. Никогда прежде он не носил на себе столько одежды сразу и от всех этих кальсон, фуфаек и портянок ощущал большое неудобство. Случись сейчас какая-нибудь потасовка, и Цимбаларь, привыкший полагаться не столько на силу, сколько на ловкость, сразу лишился бы своего главного козыря. По-видимому, к этой куче шерстяных, ватных и меховых вещей нужно было некоторое время привыкать, как и к боевым доспехам.

Несмотря на ранний час, на улице наблюдалось заметное оживление. Повсюду кипела работа по ликвидации последствий ночного снегопада, и каждая изба походила на маленькую крепость, окружённую высоким белым валом, под которым давно скрылись дощатые заборы.

Впрочем, уже попадались и редкие прохожие, вежливо кивавшие человеку в форме.

Вскоре Цимбаларь убедился, что все так называемые «общественные места» – магазин, клуб, церковь – ещё закрыты, а большинство обгонявших его людей спешат в одном направлении – к низкому зданию барачного типа, в узеньких окошках которого едва-едва теплился свет.

Внутри барака вразнобой гудели и стучали какие-то механизмы. У ворот образовалась очередь из розвальней, гружённых молочными бидонами. Присмотревшись и принюхавшись, Цимбаларь сообразил, что находится рядом с сыроварней, являвшейся главным источником благосостояния Чарусы.

Ещё в юные годы он побывал со школьной экскурсией на мясокомбинате и с тех пор питал стойкое отвращение ко всем технологическим процессам, в ходе которых производятся пищевые продукты, но поскольку деваться всё равно было некуда, а мороз зло покусывал лицо, решил, как говорится, заглянуть на огонёк.

Внутри было парно, как в бане, хотя бревенчатые стены кое-где покрывала наледь. По мокрому бетонному полу сновали заспанные люди, у которых поверх белых рубах и штанов были надеты резиновые фартуки.

Барак делился на отдельные секции, и в первой из них находилось огромное металлическое корыто, наполненное густой зернистой массой, похожей на прокисший творог. Одни рабочие усиленно лопатили её, а другие вёдрами подливали горячую воду. В целом эта сцена сильно напоминала северный вариант одного из кругов дантова ада.

В следующей секции вонючие творожные сгустки мяли, резали и по частям запихивали в полотняные мешки, сквозь ткань которых уходили излишки сыворотки. Дальше сыр прессовали в круглых формах и погружали в соляной раствор.

Между собой рабочие почти не разговаривали. На вооружённого человека в милицейских погонах здесь никто внимания не обращал, словно это был бестелесный призрак.

В конце концов Цимбаларь добрался до святая святых сыроварни – помещения, где дозревали сыры. Всё его пространство занимали многоярусные широкие полки, похожие на лагерные нары. На полках лежали сыры – каждый размером с колесо малолитражки. Одни были ещё белыми, словно грибное мясо, другие успели подрумяниться, а третьи, покрытые слоем парафина, дожидались оптовых покупателей.

Отыскать в этих сырных лабиринтах мастера оказалось не так-то и просто.

Но стоило лишь Цимбаларю пару раз призывно кашлянуть, как он примчался сам – такой же круглый и гладкий, как его знаменитые сыры.

– Только этого мне ещё не хватало! – Мастер с ходу набросился на гостя. – Вход сюда лицам, страдающим инфекцией верхних дыхательных путей, строжайше запрещён!

– Боже упаси, – ответил Цимбаларь, слегка ошарашенный таким приёмом. – Это я просто так, чтобы привлечь внимание…

– Любые патогенные микроорганизмы действуют на нашу продукцию самым отрицательным образом, – продолжал мастер. – На стадии созревания сыры подвержены инфекции в той же мере, что и грудные дети. Они могут зачахнуть и даже погибнуть.

– Искренне вам сочувствую, – сказал Цимбаларь. – Не каждый в наше время решится завести столько болезненных детишек.

– Впрочем, – мастер принюхался, – создаётся впечатление, что в вашей носоглотке патогенные микроорганизмы отсутствуют. По крайней мере, жизнеспособные. Но на всякий случай прополощите ротовую полость, – он протянул Цимбаларю мензурку со спиртом (это следовало из химической формулы, намалёванной на ней).

День начинался многообещающе!

Цимбаларь тщательно продезинфицировал рот, но из соображений приличия проглотил полоскание (как известно, воспитанные люди при посторонних не плюются). Мастер немедленно поднёс ему тарелку, на которой лежали кусочки сыра разных сортов.

– Отведайте нашего «Маасдама», – посоветовал он. – Жирность почти пятьдесят процентов. Реализуется исключительно за рубежом. Цена десять евро за кило. Рецепт достался мне от дедушки.

«Маасдам», надо сказать, оказался отменной гадостью. По вкусовым качествам он не шёл ни в какое сравнение с плавлеными сырками «Дружба», которыми до сих пор закусывала прогрессивная российская интеллигенция.

Пока Цимбаларь через силу жевал безвкусный, закаменелый сыр, мастер представился:

– Геннадий Николаевич Страшков. А вы, как я понимаю, наш новый участковый. Александр… э-э-э… Цинандали?

– Цимбаларь, – поправил его гость.

– Ох, простите, – смутился мастер. – Но всё равно фамилия для этих краёв редкая. От кого ведёте род?

– От валашского господаря Влада Дракулы, по кличке Цепеш, – невозмутимо пояснил Цимбаларь. – Служим России с шестнадцатого века. Сначала в пыточном приказе, впоследствии по линии министерства внутренних дел.

– Трудовая династия, значит, – кивнул мастер. – Это хорошо… А в нашу сыроварню каким ветром занесло?

– Знакомлюсь с вверенной мне территорией.

– Ну и как вам в Чарусе?

– Пока ещё только приглядываюсь.

– Место тихое, – наливая в мензурку из пузатой десятилитровой бутыли, заверил его мастер. – Хотите ещё?

– Нет, спасибо… А насчёт тихого места я с вами совершенно не согласен. Каждый год то убийство, то несчастный случай, то суицид. На плохом счету ваша Чаруса.

– Ну да, ну да… – мастер сам опорожнил мензурку и закусил сыром, имевшим подозрительный фиолетовый цвет. – Что есть, то есть… А знаете, когда надвигается какая-нибудь беда, мои сыры заранее чувствуют это. Замедляется созревание «Чеддера». Пересыхает «Рокфор». Да и другие сорта ведут себя непредсказуемо… Почти год производственный процесс шёл без сучка и задоринки, а с недавних пор я снова вижу грозные знамения. Пропала целая партия «Чеддеров». «Рокфор» опять не может набрать положенную по технологии влажность. Значит, в самом скором времени надо ждать новую трагедию.

– Это вы серьёзно? – Цимбаларь подозрительно покосился на бутыль со спиртом.

– Совершенно серьёзно, – ответил мастер. – И поверьте, спиртное здесь ни при чём. Это лишь профилактическое средство… Просто я очень хорошо знаю сыры. Можно сказать, вырос среди них. И мой отец был сыроделом, и дед. По той же стезе пойдёт и мой сын… Кстати говоря, Страшковы ведут свой род от Николая Васильевича Верещагина, первого российского сыродела, основавшего своё дело во второй половине девятнадцатого века.

– Разве до этого в России не было сыра? – удивился Цимбаларь.

– Своего, представьте себе, не было! Пётр Первый, большой его любитель, пытался завести сыроделие, да безуспешно. За границей этот товар покупали.

– Но сейчас, похоже, всё в порядке, – Цимбаларь огляделся по сторонам. – У вас, как я погляжу, дело кипит.