Александр Шакилов - Осторожно! Мины! Страница 18

Мину, выросшую у края тропы, специально не трогали, чтобы показать детям.

— Интересно? — Угме навис над Соколенком.

Тот не знал, что ответить: правду сказать или соврать, не покраснев?

— Интересно. А это что? Вон там.

— Это двойной тросик с тремя карабинами. Соединяет боевую чеку взрывателя с колышком.

— А зачем?

— А все затем же: убить тебя, меня, маму твою с папой, лося или бизона.

За три дня мина полностью окопалась. Из земли торчал лишь металлический колышек — приблизительно в шаге от корпуса, тросик с карабинами натянулся, грозя при малейшем задевании выдрать чеку. Спустя сутки колышек пустил два проволочных усика. За ночь они порядочно выросли и хорошенько спрятались в густой траве. От усиков отпочковались уже четыре колышка, но не металлические, а деревянные. Колышки натянули проволоку, расположившись в десятке шагов друг от друга. Все, мина поставлена в боевое положение, готова убивать и размножаться. Кто сунется к ней, рядом и ляжет, шариками истыканный.[42]

Соколенок уже привык к той мине, сроднился с ней. И когда Светлая Ночь сказала, что завтра утром его «злюку» подорвут, он не сразу понял, о чем речь.

— Какую еще злюку?

— Твою. Ну, домашнее задание.

— Озээм семьдесят два?

— Ее самую.

— А почему ты называешь ее «злюкой»?

— А вот завтра поймешь.

Стас без аппетита поковырял приправленный петрушкой салат и отправился спать.

Утром на огородах было удивительно безлюдно. Тишина. Ветерок шевелил волосы Стаса. На углу дома така, прислонившись к обшарпанному фасаду, собрались трое: шаман, кузнец и, понятно, Соколенок. Угме кивнул кузнецу. Тот пожал огромными плечами, мол, как скажешь, тебе видней, и отмотал с принесенной им бобины метров пятнадцать проволоки.

— На поводок, — пояснил он Соколенку, следящему за приготовлениями с неподдельным интересом.

Глаза у кузнеца завораживающие. Они всегда широко раскрыты. Они — как брызги металла, как искры пламени. И ресниц совсем нет, а половина лица — рубец от ожога.

Один конец проволоки кузнец тщательно прикрутил к трезубой «кошке», второй подал Стасу.

— На локоть приспособь и держи. Головой мне отвечаешь. Понял?

— Да! — Соколенок торопливо обмотал предплечье медью.

Кузнец грозно наморщил лоб:

— А теперь спрячься за угол и не высовывайся. И держи крепче! А лучше на задницу сядь и ногами упрись, понял?

Осознав важность миссии, Стас плюхнулся мягким местом на асфальт и засопел.

Кузнец раскрутил «кошку» над лысиной, с воплем швырнул и тут же отпрыгнул за угол, упав на асфальт и обхватив ладонями затылок. Стас сильно-сильно зажмурился, открыл рот и напряг барабанные перепонки. Но ничего не произошло. Кольца проволоки даже не до конца развернулись.

Кузнец подполз на четвереньках к углу дома, быстро выглянул и довольно улыбнулся:

— Кажись, с первого раза в тютельку.

Он потянул за медь — и вот тут Стас понял, почему мама назвала ОЗМ-72 «злюкой»: визг летящих шариков ударил по ушам, заставив орать от страха. Осколки корпуса рикошетили от стен и металлических ставен первых двух этажей дома. Вот что такое «злюка»: беспредельная ненависть. Она жила лишь для того, чтобы умереть, убивая.

Первым поднялся Уголь Медведя, отряхнул с рубахи пыль:

— По домашнему заданию вопросы есть?

— Будут, — пообещал ему Соколенок.

Давно это было…

А сейчас надо спешить.

Без проводника в междутропье не выжить. Но Стас постарается, у него просто нет выбора.

Где ты, Лиза?!

Еще одна ночевка в заброшенном доме.

С балкона любуясь закатом, расплескавшим алое на стены дальних небоскребов, Стас жевал сушеное оленье мясо. Есть не хотелось — живот все еще врезался в пояс, просто надо было себя хоть чем-то занять.

Небоскребы отделены от панельных высоток и кирпичных кварталов Рекой Ожогов, берега которой заросли камышом. Воду из той реки пить нельзя. Разве что процедить сквозь десяток фильтров да хорошенечко вскипятить. Лишь в крайнем случае Стас залил бы в глотку эту отраву, пахнущую илом и ацетоном. А бобры? В быстром течении, на перекатах и под корягами живут бобры — страшные твари, жестокие убийцы, которые охотятся на лосей и бизонов, когда те приходят на водопой. Размером с крупного гризли, бобр атакует бесшумно, выпрыгивая из свинцовой ряби метров на пять, а то и выше. Схватив добычу за горло, хищник чешуйчатым хвостом перебивает ей ноги. К тому же бобры прекрасно чувствуют себя на суше и в случае промаха преследуют добычу, пробегая несколько кварталов. Недаром бобровый мех особо ценится у така.

Если бы Стас не боялся бобров — их клыков в локоть длиной, он за пару дней соорудил бы каноэ. Обмазал бы борта смолой секвойи — и вперед, в воде меньше мин, по ней быстрей передвигаться. Без остановок — к Лизе!

Но ведь есть еще огромные щуки, обожающие греть пятнистые бока на мелководье.

А стаи сомов, перегораживающие реку поперек? Они нападают так стремительно, что вскипает вода.

Нет, река — не тропа для Стаса. Он пойдет вдоль берега, на изрядном расстоянии от камышей и перекатов. На всякий случай. К тому же теперь он вынужден полагаться только на собственные недоразвитый нюх и зрение, Рекса с ним больше нет.

Идти можно только днем — если нет дождевых облаков. И надо бы держаться заброшенных домов, чтобы укрываться там по необходимости.

То и дело чуть ли не из-под ног выскакивали переполошенные зайцы. А Рекс бы их вмиг! Но верного пса рядом нет. Если погоня затянется, придется искать себе пропитание — запаса сушеных грибов, мяса и ягод надолго не хватит.

Наверное, поэтому Стас так обрадовался, когда случайно набрел на гранатовое дерево — хоть какая-то удача. Сошел с тропы, тыкая перед собой щупом, и осторожно сорвал с арматурин-веток десятка полтора РГД-5,[43] которые рассовал по пустым карманам разгрузки. Мало ли, вдруг пригодятся. Волки опять же или бобры — опасного зверья в междутропье вдосталь.

Настроение окончательно испортилось. Старый Сокол с куда большим удовольствием снял бы урожай с яблони.

Но не судьба.

А по утрам уже холодно — парок изо рта. Но это ничего, терпимо.

И болят пальцы, крутят, как покалеченная нога перед оттепелью. Мазь, конечно, помогает, но кости почему-то не срастаются. И так хочется домой, и скушать горячей картошки «в пончо», да под кувшинчик-другой браги… Где ты, Липкая Земля?!

Промежутки между домами все шире и шире.

Проспект рядом, много перекрестков, много зданий с лепкой на фасадах. Дважды Стас набредал на бронзовых идолов — с бородами, ладошками тычут вдаль, мол, там хорошо, туда иди, глупышка. Да только Стас не верил идолам, он верил в острое оружие и Отшельнику, который четко указал направление. Так что простите, бородатые боги предков, Соколу не нужны ваши тропы.

А еще постоянно хотелось жрать. Это не голод, нет, но от живота ничего не осталось. И потому надо беречь провиант, не брезгуя подножным кормом — Сокол жарил на костре грибы, хрустел луковицами тюльпанов и дикого чеснока, на ходу жевал рябину. Поймал земляную жабу, серую, пупырчатую, и съел сырой, ведь для привала и костра еще слишком рано, нужно идти.

Вода в бурдюке почти закончилась. Где вы, трубы и краники, фильтры и рукомойники? Вечерело. Как бы дождик не начался…

Стас двинул к ближайшему заброшенному дому.

Дом, конечно, необитаем, если не брать в расчет подковоносов на чердаке, гекконов на стенах и тарантулов под плинтусами. Подъезд закупорен металлической дверью с кодовым замком. Кусочек пластиковой взрывчатки, срезанный с решетки подвальной вытяжки, сделал свое дело. Бумс! — даже запал не понадобился, шнур ни к чему. Всего-то нужно отойти, чтобы не зацепило брызгами металла, и произнести заговор, соблюдая верный ритм. И все. Знающему Слово нет преград, нет засовов и замки не помеха. Входи, располагайся как дома.

В подъезде было темно и пахло мышами.

Первый этаж Стас оставил без внимания: нет смысла взламывать квартиры, не единожды затопленные весенними паводками. Начинать осмотр надо со второго, а лучше с третьего этажа.

Да хоть с четвертого и пятого!

Квартира. В углах многолетняя пыль, почти что чернозем: где слой потолще, пробилась бледно-зеленая травка. На подоконнике — горшок с алоэ, высушенным до ломкости. Со стен кусками отслоились обои. Покрывало на диване прогнило — без труда протыкается мизинцем. Запустение, сквозняки… Мрачное местечко. И все-таки Стас смог бы здесь жить. После междутропья — смог бы. Все познается в сравнении, как говорит Угме.

Стемнело по-осеннему быстро.

Стас постелил себе на полу. Прежде чем лечь, заглянул в ванную комнату, помылся и перевязал пальцы. Потом наполнил бурдюк водой: на вкус — не отрава, цвет — не ржавчина.