Мормилай. Грёзы проклятых - Журкович Андрей Страница 18

class="p1">Я молчал. Мужчина ходил из стороны в сторону, безостановочно чеканя шаг. Вдруг я понял, что его движения неуловимо для глаз замедляются. Каждый шаг и вдох, каждый такт ударов сердца. Его плечи медленно опускались, походка становится шаркающей, дыхание тяжёлым, голос хриплым. Он останавливался реже, а когда останавливался тупо смотрел на меня, будто забывал, что хотел сказать.

— Этого не может быть, — прошептал мужчина, неожиданно сев на пол. — Этого не может быть… Не может быть. Не может быть. Не может быть. Не может быть? Не… может… быть…

Его лицо застыло молочно-белой гипсовой маской: рот раскрыт, глаза изумлённо распахнуты. Мужчина вздрогнул и обмочился под себя. Он посмотрел вниз, словно, не веря в то, что произошло. Затем закрыл руками лицо и заплакал.

«Я один в этой камере. Я единственный в ней заключённый. Я один в этой камере. Я единственный в ней заключённый», — шептал я, словно заклинание, пока слуха не донёсся тихий всхлипывающий шёпот.

— Мамочка, я так хочу кушать.

«Только не это».

— Я тоже, — пропищал другой голосок. — Животик так болит. Мамочка…

— Мамочка, когда нас отпустят? Почему нас не отпускают, мамочка?

«Только не это! Умоляю! Только не это».

Но не кому было услышать мои мольбы в этом пропитанном болью и отчаянием месте.

— Мамочка!

— Тише деточка…

— Мамочка!

— Всё будет хорошо, засыпай…

— Мамочка!

— Тише, моя сладкая…

— Мамочка!!!

— Так больно…

— Так есть хочется…

— Ма-м-о-о-о-о-чка-а-а!

Мать только сильнее прижимала к себе дочерей, медленно покачиваясь.

— Тише-тише-тише-тише… — бормотала она, глядя перед собой отрешённым и сломленным взглядом. — Надо поспать… поспать… поспа-а-а-ать… Тише-тише-тише-тише… За окном скребутся мы-ы-ы-ши… Шепчет ветер у дороги… Ставни заперты… А боги… Спят на небе…

Когда девочки забылись тревожным сном, то и дело подёргивая ручками или ножками, женщина закрыла глаза. Из-под её век покатились слёзы, но она сжала зубы, чтобы не зареветь. Осторожно, чтобы не разбудить детей, она прижала к себе девочек, которым было едва ли по три годика, к своей груди. Её ладони накрыли их лица, зажимая рты и носы.

«Только не это, — прошептал я в собственной голове, силясь провалиться сквозь землю, исчезнуть! — Только не это, умоляю!».

И вновь мне было не зажмуриться и не отвернуться.

«Только не это! — взмолился я, метаясь по камере. — Только не это, умоляю!».

Но не было слышно ничего, ни моих шагов, ни голоса, только заунывный стон женщины, перетекающий в яростный и полный боли и отчаяния рёв. Я налетел на стену и принялся биться об неё лбом, как вдруг мои руки и ноги стали ватными. Упав на спину, я почувствовал, что задыхаюсь, а темнота надо мной скрывает потолок, стены… пол камеры.

— Мормилай… Мормилай… Мормилай, — повторял старческий смутно знакомый голос.

Я открыл глаза. На меня смотрел встревоженный Войцех.

— Слава богу, живой, — пробормотал он, тотчас поправив себя. — В смысле… Мда. Опасность миновала, ты можешь выходить. Пойдём.

Иной раз, да и не раз, в общем-то, мне хотелось его ослушаться. Но теперь я едва не подпрыгнул, тотчас метнувшись к выходу. Задерживаться хоть на секунду в этом месте, мне не захотелось бы даже, посули кто, оживить меня. Оставшаяся за спиной камера, злорадно взирала в затылок. Я чувствовал её дыхание и злобу, будто бы это помещение было одушевлённым и совершенно безумным чудовищем. Мои плечи то и дело сводила судорога, когда я касался стен в узком проходе. От них исходил холод, который теперь казался кусачим и злым. Мне чудились руки каменных горгулий, затаскивающие меня обратно в камеру. Когда мы оказались в погребе, я не поверил себе. Всё то, что происходило со мной до попадания в этот подвал, теперь казалось неважным, незначительным.

Дворецкий поднялся со мной в оружейную, где меня и оставил. Антони пришёл чуть позже, и лишь для того, чтобы отдать весьма краткий приказ, а затем удалиться:

— Будь здесь и жди мой зов.

«Кажется, дворецкий натаскивает его, как со мной обращаться».

Я вдруг понял, что, если раньше эта мысль меня бы ранила или заставила раздумывать, как бы помещать Войцеху, теперь это не казалось чем-то опасным. Я даже покосился под ноги.

«Где-то там…».

Когда над городом простёрлась живительная ночь, я подошёл к окну, вглядываясь в далёкие звёзды. Осторожно отворив ставни, я подставил лицо тёплому ветру. С улицы доносились ставшие близкими и какими-то родными звуки. Голоса гуляющих простолюдинов, стук лошадиных копыт, задорная песня. Я глядел на небо, яростно и жадно втягивая ноздрями чистый воздух, словно силясь выгнать гнилую сырость темницы из лёгких.

Послышались уже знакомые мне осторожные шаги. Агата вошла в оружейную, ловко прикрыв за собой дверь. Она была встревожена, но в тоже время не могла сдержать улыбку. Её глаза снова светились в темноте, при виде меня.

«Что же ты с собой и со мной делаешь, — подумал я, чувствуя, как страх отступает. — Кто ты такая, Агата? Что за сила сокрыта в твоём тепле?».

Она подошла ко мне сзади, обвив руками, и уткнулась лицом мне в спину. Мы простояли так довольно долго. Я вслушивался в её дыхание, ощущая, как вздымается её грудь. Агата молчала, крепко прижавшись ко мне. Затем её ладонь скользнула в мою. Я запер ставни. Мы опустились на пол. Я лёг на спину, Агата положила голову мне на грудь.

— Аннушка подслушала разговор хозяйки и стражи, а потом рассказала мне… Прокурор приходил допросить Антони. Хозяин вроде бы сносно продержался. Они ищут неизвестного мужчину, который убил троих в центре. Свидетели видели, как Антони и три его приятеля направились к чёрному входу освежиться. Говорят, молодые люди, которые ходят поиграть, часто выходят через ту дверь… Говорят, там курят опиум, и бог знает, что ещё… Молодых людей убили… Антони чудом спасся… Весь в крови он ворвался обратно в игорный дом, зовя на помощь. Убийца скрылся… Говорят…

Агата замолчала, и я почувствовал, как её сердце застучало чаще.

— Говорят… Убитые получили ужасные раны… Их словно терзало безумное животное… Голову одного человека убийца разбил так, что тело с трудом опознали.

Она замолчала, а затем придвинув лицо к моему, заглянула мне в глаза.

— Это… был ты?

Я не кивнул, не помотал головой, а лишь смотрел ей в глаза, понимая, что Агата и так прекрасно знает ответ.

— Ну и пусть, — тихо шепнула она, смахнув упавшую на