Мария Семенова - Новая игра Страница 18

Бьянка чуть повернула голову и открыла один глаз.

— Тоже мне, бином Ньютона, — сонно пробормотала она. — К следам бы хоть присмотрелись. Никакая это не Несси, это оборотень из Аненербе, паршивый германский ликантроп. Вчера, если помнишь, было полнолуние. А у них, как трансформируются, аппетит знаешь какой? Вот он раков и унюхал… Теперь вот орёт. Жрать меньше надо… Не удивлюсь, если совсем брюхо порвал, эти фашисты, они ведь ни фига толком сделать не могут, одна болтовня про немецкое качество…

Голос Бьянки затих, она свернулась калачиком и натянула на ухо спальник. Снилось ей, судя по улыбке, что-то очень приятное…

За столом на кухне в это время беседовали на сходную тему.

— Почему монстр? — мрачно переспросил Мгиви, глотнул чаю и далеко, со злостью сплюнул сквозь зубы. — Да потому, что монстр он и есть! Оборотень, зверочеловек, триумф немецкой практической диплотератологии.[69] И потом… я его что, пидором назвал? Не понимаю, что это тут некоторые окрысились? Может, он по масти и вор, но по сути своей — голимый оборотень… А я с ними никак, хватит мне наших людей-леопардов. Пообщаешься — потом ночами приходить будут. Самая гнусная порода. Ну, само собой, после чёрта и шквароты…

Кондрат смотрел на него исподлобья.

— Триумф, бля, вервольф, дипло… тера… тьфу! Больно ты, братуха, умный стал, надо бы у тебя проверить… хм… — Приблуда покосился на Фраермана и не договорил. — Короче, слабо по простому-то объяснить? Для тех, кто академиев не кончал…

Мгиви улыбнулся и подмигнул, гася возникшее было напряжение.

— Если по-простому, — проговорил он, — рулила этот твой смесь бульдога с носорогом. Гибрид, пальцем деланный. Генно-модифицированный продукт, понимаешь?

— А-а, — кивнул Приблуда. — Так бы сразу и говорил…

— А плодит этих гибридов, — продолжал Мгиви, — наука тератология. Причём уже очень давно, чёрт знает с каких времён. Так что в этом мире уже и не поймёшь, где нормальный человек, а где урод… Оттого, братуха, и живём вот так. По-уродски.

— Ещё одна сакральная наука древних, — скептически буркнул Наливайко. Посмотрел на Краева, тяжело вздохнул и отведал каши. — Что-то не очень я верю в искренность мадам Блаватской, авантюристка она, по-моему.[70] И вообще, на что нам эта наука, у нас Чернобыль есть. Да и без Чернобыля такие экземпляры попадаются…

А сам покосился на улёгшегося Шерхана и вспомнил сперва дауфмана Зигги, потом соседского кобеля породы московская сторожевая.[71] «А что, если действительно?..»

Краев задумчиво кивнул.

— Диплотератология, — проговорил он. — Древние греки унаследовали её от египтян. Что-то такое припоминаю… — И вдруг, мотнув головой, ругнулся: — Чёрт!

Побелевшая Варенцова чуть не выронила поварёшку, но Олег ничего не заметил. Ему — причём не в первый уже раз — показалось, будто неведомый канал подсоединил его память к компьютеру. Огромному, несусветно мощному и под завязку набитому информацией решительно обо всём. Стоило даже неосознанно послать ему запрос — и поток данных едва не отправил Краева в глубокий нокаут. Страшные египетские зверолюди явили ему свою суть, Сфинкс и Химера открыли бережно хранимые тайны, а Сирин, Алконост, Гриф-птица и Гамаюн[72] сели, казалось, прямо на плечо… В мозгу улёгся опыт восточных магов, египетских жрецов, Агриппы, Парацельса, Сен-Жермена, Калиостро, великих знающих и посвящённых всех времён[73] — вплоть до Уотсона с Криком, открывших структуру ДНК, и дальше, дальше, по восходящей спирали, к тонким полям, информационному взаимодействию и волновой генетике с её удивительным обоснованием многих древних воззрений…[74]

Поняв, что происходило, Олег исполнился лихости и мысленно вопросил: «А дальше? Дальше что будет?..»

Ноосфера ехидно промолчала. «А дальше, — ответил сам себе Краев, — будет то знание и то будущее, которое создадим мы…»

— Раствор!.. — надрывно звучало неподалёку. Вот так. Высокие вибрации, Сцилла, Харибда, Тифон с Минотавром, прошлое, будущее… И немецкий водитель-вервольф, снова принявшийся вопить дурным голосом.

— Раствор, герр штандартенфюрер! Битте, битте… Краев потёр лоб, смущённо улыбнулся и наконец-то заметил тревогу в глазах Варенцовой.

— Пойду крышу ему подклею, пока напрочь не съехала, — сказал он и поднялся. — Только без меня к блиндажу не уходите! Я быстро…

Арийцы. Чудовища в тумане

— Вольно, штурмбанфюрер, вольно. Вы свободны, — небрежно махнул рукой Эрик фон Кройц. — Возвращайтесь на базу, отдыхайте перед трансформацией… — И предупредил: — Только не вздумайте позариться на праздничный обед этих русских! Пища, добытая не без магии низших рас, может вам повредить… А мы пока, — тут он оглянулся на спутницу, — навесим здесь магический замок, чтобы защитить историю от глумления…

— Хватит уже и того, что написали её так называемые победители. — Фрау Эльза отпустила Зигфрида на длинный поводок. — Итак, приступим. Ты, надеюсь, не забыл Третье заклинание Альберта Великого?[75]

Обретая предельную концентрацию, она менялась на глазах. Зрачки сузились, щёки побледнели, голос стал вибрирующим, раскатистым и низким. Ни дать ни взять древняя прорицательница, готовящаяся к беседе с Богами.

— Конечно помню! — Эрик повёл плечами, расправляя суставы, но тут же отвлёкся, прислушался и неожиданно улыбнулся. — Ишь, птицы распелись… А помнишь, дорогая, тех Соловьёв в парке у твоего замка? И беседку в зарослях акации у пруда… И ту благословенную лунную ночь, когда ты в первый раз…

Он улыбался, его глаза в полном смысле слова смотрели сквозь время и, кажется, готовы были увлажниться. Вот он, германский романтизм, воспетый поэтами.

Суровая прорицательница сперва нахмурилась, но затем улыбнулась в ответ.

— О да… да, конечно же помню, — тихо проговорила она. — Вишни были одеты в кружева… А ты, Эрик, пришёл ко мне в белом камзоле с бранденбурами,[76] при парадной шпаге и…

Она не договорила. Поводок натянулся так резко, что фрау Киндерманн чуть не потеряла равновесие.

— Зигги, что за…

Продолжая судорожно вырываться, дауфман поджал хвост и завыл. Это был вой обречённой души, низвергающейся в адскую бездну. Хозяева завертели головами, силясь понять, что могло до такой степени напугать кобеля, и почувствовали, как души начала стискивать незримая ледяная рука. Ужас, взявшийся неизвестно откуда, гнал прочь все слова, мысли, желания.

«Бежать!» — одновременно поняли все трое арийцев. Куда бежать и от чего, оставалось по-прежнему неизвестно. Сомнению не подлежало лишь то, что оставаться на прежнем месте было смерти подобно.

Храбрый Зигфрид отчаянно завертелся на поводке и, прижав уши, рванул прочь, увлекая за собой Эльзу и Эрика. Да те и не пытались его удержать.

— О, майн готт!..

Нежные краски белой ночи сменились для них кромешной чернотой, птицы зловеще умолкли. Беглецы даже не пытались хотя бы приблизительно определить направление, в котором увлекал их Зигги. Перестало существовать даже время, осознание ограничивалось лишь очередным прыжком — то сквозь хлёсткую путаницу ветвей, то по глине, то сквозь чавкающую топь…

Наконец хватка ужаса немного ослабла, время и пространство соединились в континуум, окружающий мир начал заново обретать звуки, запахи и цвета.

— О, майн либер готт! — Учёный секретарь кое-как перевёл дух и начал оглядываться по сторонам. — Что это было? Куда нас занесло?..

— Не удивлюсь, если прямиком в ад. — Фрау Эльза обессиленно привалилась к чешуйчатому стволу и вполне по-мужски высморкалась в два пальца, потом вытерла подбородок, залитый слюной, точно у биатлонистки на олимпийском финише. И невольно понизила голое. — Не удивлюсь, если прямо к ледяной реке, несущей мечи и кинжалы…[77]

Действительно, место, куда занесла их нелёгкая, глаз вовсе не радовало. Здоровенные хвощи, гигантские стволы, возносящиеся сквозь туман, папоротники в два человеческих роста… Эльза поймала себя на том, что уже озирается со смутной мыслью о динозаврах. А воздух! Куда подевалась северная прохлада, напоённая ароматом багульника? Воздух был душный, влажный, с густыми токами ни на что не похожих запахов.

— Да, ни сосен, ни ландышей, — мрачно согласился Отто. — А это что? Неужели женьшень?..

Как следует удивиться он не успел. Где-то за хвощами вдруг плеснуло так, словно в торфяное озеро погружался «Титаник», и прозвучал чудовищный рёв. Говорят, так звучал пароходный гудок, ох, не зря называвшийся «тифоном»… Несчастный дауфман не выдержал — снова рванул неизвестно куда, да так резко, что на сей раз фрау Эльза не успела перехватить поводок.

— Зигги… о, холера! — встрепенулась арийка и явила себя истинной собачницей, для которой важнее всего благополучие питомца. Остальное, в том числе даже собственная безопасность, — потом, потом! — Эрик, прибор у тебя?..