Михаил Тырин - Отраженная угроза Страница 18

– Командир! – донесся голос Гордосевича.

– Прошу простить, – пробормотал Валенски и тут же исчез.

Сенин и не понял, когда тот успел юркнуть под пластик. Потом раздался шорох в куче картонных коробок, качнулись кусты неподалеку. Похоже, этот парень научился лазить по своим тайным ходам не хуже крысы.

Подошли его бойцы.

– Что тут? – спросил Карелов.

Сенин лишь пожал плечами, он не торопился отвечать. Проще всего сейчас сказать «фас», и парни всё тут перероют, выдернут несчастного биотехника буквально из-под земли. Так же просто было минутой раньше схватить того за шиворот и не отпускать. И вытряхнуть информацию – всё это делалось легко. Но с другой стороны, человек сам показался, доверился, назначил встречу, обещал какие-то доказательства. И очень убедительно просил не выдавать его. Вот тебе дилемма: поступать, как натасканный полицейский пес, и принести добычу, или принять условия игры, как подобает сыщику. Конечно, парень здорово смахивает на ненормального. А как же тогда окровавленные тряпки в кострище? А как же всё остальное? Да и где тут найти нормального информатора? Что ж, решил Сенин, устроить облаву никогда не поздно. А шансом на доверительный разговор нужно воспользоваться. И, кстати, ничто не мешает записать этот разговор на «Протокол» и приложить к делу.

– Пока никого не нашли, – сказал он. – Вельцер не мог ошибиться?

– Нет-нет, – проговорил Муциев. – Я тоже видел.

– Это был человек? Может, какое-то животное?

Муциев обиженно улыбнулся.

– Тут есть гиены, – сказала Ангелина. – Они иногда встают на задние лапы, совсем как люди.

– Всё-таки, кажется, это был человек, – неуверенно проговорил сбитый с толку Муциев.

– Хорошо, давайте искать, – пожал плечами Сенин, всем своим видом показывая, что на успех уже не надеется.

– Мы взяли детектор движения, – сообщил Карелов.

– Да, попробуйте.

«Только бы он не пошевелился, – думал в этот момент Сенин. – Только бы сидел тихо».

Никому из своих ребят Сенин о встрече на свалке не сказал. Это, конечно, было не очень порядочно – дурачить людей, заставлять их бесцельно перекапывать мусор, но в своем ремесле Сенину доводилось играть с подчиненными в еще более неприглядные игры.

Он четко знал еще с тех времен, когда начал выполнять оперативные поручения: нельзя без достаточных оснований раскрывать свои источники никому. Только непосредственному начальнику, но начальство было сейчас далеко. И до него еще дойдет очередь. Человек пошел на контакт и просил сохранить свое инкогнито, значит, на это есть веские причины.

После обеда Сенин сходил к химикам и попросил у них комплект для абсорбционной спектроскопии. Те, конечно, удивились и спросили, зачем. Сенин их неуместное любопытство пресек вежливо, но решительно. Вспомнив курс полевой криминалистики, он обработал окровавленный клочок рубашки щелочью и восстановителем и затем на силуфоловой пластинке совершенно отчетливо увидел спектр гемохромогена. Это была, вне всякого сомнения, кровь, а не краска и не соус.

Немного позже Сенин собирался получить доказательство того, что это человеческая кровь. Для этого требовалась преципитирующая сыворотка, которая наверняка была в милицейском хозяйстве Ангелины. Но с нею Сенину пока откровенничать не хотелось. По крайней мере, до разговора с биотехником.

Секреты секретами, но идти в ночь, на встречу неизвестно с кем без подстраховки Сенин не собирался. Поэтому, едва в небе обозначились сумерки, он передал своим, чтоб собрались вместе и приготовились к инструктажу. Он хотел сказать им, что сегодня никаких гулянок не будет. Чтобы все оставались на связи и были готовы срочно выехать. А куда – это пока не разглашалось.

Сенин вошел в комнату, где его ждали бойцы, и тут же почувствовал, что с ним творится что-то не то. Ему неожиданно захотелось присесть. Пытаясь совладать с собой, Сенин выдавил несколько слов: получилось что-то вроде «будьте наготове, я должен уйти…» Полный бред, но голова вдруг отказалась работать.

Сенин сосредоточился. Он уже видел, что парни смотрят на него с изумлением.

– Сегодня… – выдавил он. – Не вздумайте ничего делать. Я буду там…

Он посмотрел на ладони, которые вдруг нестерпимо зачесались, и увидел, как под кожей бегают маленькие круглые комочки – быстро-быстро, словно молекулы в броуновском движении.

– Что это такое? – растерянно проговорил он и протянул ладони.

Бойцы хлопали глазами – они ничего не видели и не понимали, что происходит.

– Это будет сегодня… – с трудом выдавил Сенин и неловко облокотился на стену. Потом вообще завалился.

Все вскочили. У Сенина перед глазами всё еще мельтешили эти странные комочки, теперь они бегали по потолку, по стенам. Он всё видел, слышал и вроде бы понимал, но не мог пошевелиться и сказать хоть слово.

Потом появился врач – здоровенный, лысый, с сердитыми глазами.

– Всё ясно, несите ко мне, – сказал он.

Сенин увидел, что его кладут на носилки. Он напрягся и из последних сил выдавил:

– Меня ждет человек… за периметров… это важно.

– Да-да, всё нормально, – успокоил его врач и похлопал мощной ладонью по груди.

В медблоке Сенина раздели. Врач выгнал бойцов и быстро осмотрел его. Потом спросил:

– Ты меня еще слышишь?

Сенину было неимоверно тяжело говорить, он лишь прикрыл веки в знак согласия.

– Вы меня поражаете, ребята, – со злостью сказал врач. – Как можно было прилететь сюда без прививок? Тебе говорили про вакцинацию?

– Я… – прохрипел Сенин. – Я проходил…

– Проходил? Если б проходил, не валялся бы здесь сейчас. Как тебя вообще на борт пустили?

– Я… я… – хрипел Сенин.

– Ладно уж, молчи. Ты подцепил рыбью чесотку. Интересно, где…

«На свалке», – мысленно предположил Сенин. Врач приставил к его лицу маску на длинном шланге.

– А ну, вдохни сильно несколько раз.

Сенин послушался. В голове как-то сразу посвежело, мышцы по всему телу заметно напряглись.

– Легче?

– Я… мне не сделали какую-то прививку, – смог выговорить Сенин. – Санитар сказал, нет сыворотки. Большая партия переселенцев. Он сказал… сказал, чтобы я здесь привился.

– Ну, и что же ты?

– Суматоха, – Сенин попытался виновато улыбнуться.

– Суматоха… – передразнил его врач. – Ничего, зато теперь никакой суматохи тебе не будет. Недельки эдак две…

– Две?! – Сенин попытался подняться. – Я не могу… это важно…

– А кто тебя спрашивает? Да и куда торопиться? Следующий транспорт раньше чем через месяц отсюда не уйдет.

– Черт… – Сенин свалился на подушку.

– Не падай духом, парень. Вылечим. И не таких лечили. Рыбья чесотка – дело, конечно, нехорошее. Симптомы неприятные. Но ты, думаю, не расклеишься, а?

– Передайте моим, что старшим назначен Карелов. И еще… – Он скосил глаза на углы, где из щелей свисали клоки «мочалки». – Можно вот это убрать?

– Да можно, – пожал плечами врач. – А что, так сильно мешает?

Сенин снова начал терять силы. Врач заметил это и, что-то пробормотав, вышел за дверь.

«Спать, – думал Сенин. – Спать, только спать… Завтра поднимусь. Конечно. Отдохну и обязательно встану…»

Но ни завтра, ни послезавтра Сенин не встал. Зато сполна ощутил, что означает термин «неприятные симптомы».

Он не мог заснуть. Вернее, мог, но на полчаса или час. Просыпаясь, он был не способен ни на чем сосредоточиться. На него наваливалась то усталость, то беспокойство, то жажда подняться и двигаться. От этого он уставал еще больше и хотел спать, но снова просыпался с больной головой и неспокойными нервами. Это была мука.

В голове его словно варилась каша. Он не мог закончить ни одной мысли, не мог толком ответить ни на один вопрос. Иногда получалось только «да», «нет» и «не знаю».

На третий день он понял, почему болезнь назвали рыбьей чесоткой. Зуд появился сначала в подмышках, потом перешел на бока. Сенин чувствовал себя абсолютно разбитым, и даже чесаться у него не было сил. Но когда он всё же дотягивался до ребер и принимался скрести их, на пальцах оставались матовые чешуйки, похожие на рыбьи. Через день кожа начала шелушиться на животе, на спине, на шее. Она потрескалась и еще больше стала напоминать рыбью чешую. Хуже всего, что от ногтей остались ноющие ссадины.

Трижды в день Сенину протирали всё тело желтым раствором с резким аммиачным запахом – ни дать ни взять застарелая моча. Кожа от него начинала гореть, но зуд ненадолго проходил. Одновременно ему делали инъекции – каждые два часа, днем и ночью.

Сначала врач занимался этим сам. Потом перепоручил помощникам. Оказалось, с последней партией поселенцев прибыла целая семья врачей – супруги Голберг и две их дочери – Стелла и Кармен. Сестрам было лет по восемнадцать-двадцать. Они очень старательно ухаживали за Сениным, и ему было неудобно, что он предстает перед ними в таком виде – беспомощный, изуродованный болезнью, с сумасшедшими глазами и бессвязной речью.